Никто его не встречал. Действительно, явился в Чернигов нежданно-негаданно. Въезжал в ворота с тяжёлым сердцем, злой-презлой. Ну, погоди же, Ярослав!

И всё же Ярослава успели предупредить. Черниговский князь встретил старшего брата посреди широкого майдана перед Спасским собором. И сразу же кинулся к нему на грудь.

- Брат мой дорогой, такая беда! Такая беда! Если б ты только знал!… - горестно всхлипывал он, обнимая и целуя Святослава в обе щеки.

- Что случилось? Кто-то заболел из твоих? Не дай Боже помер? - оторопел Святослав, чувствуя, как что-то оборвалось в груди и все слова укоризны, что приготовил он для младшего брата, исчезли сами собой.

- Нет, нет, слава Богу, все живы и здоровы.

- Так что же тебя так взволновало? Говори!

- Игорев полк погиб! А сам Игорь, пораненный, попал к Кончаку в полон!

- Откуда узнал? - Святослав почувствовал внезапную слабость, будто ноги отказывались держать его. - Да неужто так-таки весь полк? Это же шесть, восемь, а то и десять тысяч воинов!

- Только что прискакал Виловолод Просович, боярин торкский, он и рассказал…

- Веди меня к нему немедля! - крикнул Святослав.

Оба князя в сопровождении княжичей и святославовых воевод вошли в гридницу. Навстречу им поднялись черниговские воеводы и лепшие мужи. Низко поклонился исхудалый, обшарпанный боярин-торк Виловолод Просович, а когда он поднял голову, то все увидели в его воспалённых, покрасневших глазах слезы.

Святослав остановился перед ним.

- Расскажи, Виловолод, как это было?

Торк с натугой проглотил горький комок, что сдавил ему горло.

- Княже, это был с самого начала несчастливый поход. Солнечное знамение предостерегало князя Игоря и всех нас от великой беды. Но князь Игорь не внял знамению и повёл нас дальше - аж на Сюурлий и Каялу. В первой битве с ордой хана Кзы мы победили, но на следующий день рано-рано увидели, что вся сила половецкая нас окружила. Началась битва. Почти сразу же был ранен в руку князь Игорь. Весь день и всю ночь мы пробивались к Донцу, но достичь его не смогли. Стрелы половцев летели на нас тучами с утра до вечера, кони обессилили от голода и жажды. Многие воины полегли в той битве. В воскресенье в полдень упали знамёна Игоревы…

- Где же князь?

- Всё в полоне.

- А войско?

- Половина воинов полегли в степи вдоль Каялы и многие были поранены. Остальных заарканили половцы. Не знаю, удалось ли кому-нибудь спастись из того побоища…

- А как же тебе?…

- Когда нас прижали к озеру, многие кинулись вплавь к противоположному берегу. Но и люди, и кони были так измучены, так страдали от жажды, так обпились воды, что не смогли доплыть и все утонули. А я и несколько моих воинов сумели переплыть, затаились в кустах и пересидели там, пока стемнело…

Святослав тяжело вздохнул:

- О братья мои и сыны, дорогие мужи земли Русской! Дал бы мне Бог измотать поганых, да не сдержал я неразумную юность вашу и тем отворил поганым ворота на Русь. Воля Господня да будет во всем! Насколько раньше я попрекал Игоря, настолько мне его ныне жаль!…

О мои сыновцы, Игорь и Всеволод! Рано вы начали Половецкую землю мечами разить, а себе славы искать!… Бесславно вы победили, бесславно пролили кровь поганую! Ваши храбрые сердца из твёрдого булата выкованы и в прошлых битвах победных закалены! Что же вы теперь натворили, какое посрамление моим сединам нанесли. - И он заплакал, а когда немного успокоился, махнул рукой Виловолоду Просовичу, чтобы вышел. И когда тот прикрыл за собою дверь, обратился к Ярославу: - Брат, собирай боярскую думу - будем совет держать, что нам теперь делать.

- Почти все мои бояре здесь, княже, да и твои с воеводами тоже, - ответил Ярослав. - Ты старший - садись на моё место и говори, а мы послушаем.

- Ладно. Пускай будет так. Сейчас не до споров, - согласился Святослав и занял первое место за княжеским столом. Когда все вокруг расселись, окрепшим голосом, в котором чувствовалась давно приобретённая привычка повелевать, произнёс: - Братья и дружина, замыслил я в это лето великий поход на половцев - на Дон! Да Бог рассудил иначе. Молодые неразумные князья Игорь и Всеволод, затаясь от меня, одни пошли в Степь, чтобы только себе славы добыть, и страшное поражение потерпели. Такого не бывало ещё на Русской земле! Не бывало! Вся Северская земля осталась оголённая, беззащитная. Игорь и Всеволод открыли половцам ворота на Русь! Не сегодня, так завтра они будут на Сейме - и потечёт кровь наших людей, запылают города и села…

Он умолк. Глубоко задумался. Удручённые бояре и воеводы тоже молчали.

- Что же нам делать? - наконец тихо спросил Ярослав. Он чувствовал и свою вину.

- Что нам делать? - переспросил Святослав и тут же твёрдо ответил: - Загородить Полю ворота на Русь червлёными щитами! Остановить Кончака и Кзу да и других ханов! Спасать землю нашу от опустошения, а люд наш от гибели!… Прежде всего нужно заслонить беззащитное Посемье!

- И как можем сделать это? Какими силами?

- А вот как!… Мои сыны Олег и Владимир с двумя полками, что идут за мною, повернут сейчас же на Сейм, к Путивлю. С ними пойдёт воевода Тудор, воин смелый и сведущий… Сделайте, князья, там все, чтобы защитить ту землю! Не теряйте ни минуты! Там осталась и княгиня Ярославна с детьми!…

- Да будет так, княже, - склонили головы молодые князья.

- Ты, Ярослав, немедленно собирай дружины свои и стань по Остре! Жди из Киева моих нарочных. Может статься, что половцы, гордыней охваченные после победы над Игорем, пойдут не на Сейм, а на Переяславль, а то и на Киев. Скорее всего на Киев! Тогда и мы станем против них!

- Сейчас всё подготовим и выступим немедля, - откликнулся Ярослав. - Ныне же я напишу письмо князю Давиду Ростиславичу! Пошлю гонцов в Туров, в Пинск и Луцк, чтобы поспешили князья на подмогу Киеву… И сразу же, сегодня отправлюсь в стольный град. Теперь нечего и думать о походе. Теперь главное - собрать все силы Русской земли для отпора Кончаку и его ордам!… Идите все и делайте то, что велят вам ваши обязанности! Идите!

Любава достала из жлукта[107] ещё горячие, хорошо вызоленные сорочки и юбки, уравновесила их на коромысле, подняла на плечо и крикнула в раскрытую дверь хатки:

- Мамо, я на речку! Белье полоскать!

К ней донёсся голос матери:

- Иди, доченька… Да будь осторожна - не упади в воду, кладка ещё от батьки осталась - старая и уже шаткая.

Они скоро привыкли называть друг друга матерью и дочкой и были рады, что между ними установились приязненные, родственные отношения.

Из дверей выбежал Жданко. В выбеленных на солнце штанишках, державшихся на одной перекинутой через плечо лямке, в такой же рубашонке, светловолосый и синеокий, он походил на хрупкий ржаной колосок, только что выклюнувшийся из стрелки.

- И я с вами на речку! - крикнул с порога и заскакал на одной ноге.

- А бабуся отпускает?

- Отпускает, отпускает! Она кормит Настуню, ведь она маленькая… А я сам поел; Я уже большой.

Любава улыбнулась и подумала: она так сильно любит своего Жданка, что сердечно привязалась и к этому, по сути, чужому для неё ребёнку.

- Ну, иди. Да не балуй! А не то упадёшь в речку и утопишься. Мама Варя будет очень плакать. И мы все будем плакать!

- Я не стану баловаться. Я послушный! - прокричал обрадованный Жданко и вприпрыжку пустился по тропинке.

Кладка действительно была старой, почернелой, шаткой и на два или три пальца покрыта водой. Однако полоскать на ней всё же удобно.

Рядом покачивался на воде лёгкий сосновый чёлн, выдолбленный Жданом зимою. В нём лежала жердь, которой загоняли рыбу в сети, и липовый ковшик - вычерпывать воду. С тех пор как Ждан ушёл в поход, чёлн стоит без дела - ждёт своего хозяина.

Сложив в него белье, Любава принялась полоскать. Жданко бегал вдоль берега - ловил быстрокрылых бабочек.