- Ой, полечу я кукушкою печальной над дунай-рекою одиноко, омочу бебрян[105] рукав в Каяле-реке, утру князю кровавые раны на его могучем теле!

Ой, Ветер-Ветрило! Почто, господин, супротив веешь? Почто на крылах своих ты вражьи стрелы мечешь на дружины лада моего? Мало ли тебе простора наверху под облаками веять, корабли качая в синем море? Почто, господин, мою-то радость по ковыль-траве развеял?

Ой, ты Днепр, Славутич мой! В земле Половецкой каменные горы ты пробил собою, ты лелеял на себе челны-насады Святослава до самого стана Кобякова! Принеси же ты, Славутич, на своих волнах могучих лада милого ко мне, чтобы слез горючих по нему не проливать!

Ой, светлое, три светлое Солнце! Для всех ты тепло и прекрасно! Отчего ты жаркими лучами обжигаешь, жаждой мучишь воинов и лада моего, иссушило колчаны их и луки боевые?…

Она протягивала над заборолом свои трепетные руки, словно и вправду собралась лететь над рекой, чистым золотом блестевшей внизу. Лететь туда, в неведомое поле Половецкое. Она так истово причитала, словно своими мольбами-заклинаниями и впрямь хотела помочь и любимому князю, и его воинам в их тяжкой беде. Потрясённые Славута и Владимир онемели от глубины чувств, что изливались из сердца этой необыкновенной женщины, и долго молчали, не зная, каким образом обратиться к ней. Лишь когда она умолкла и разрыдалась, Славута бережно коснулся её локтя, тихо произнёс:

- Будет тужить, Ярославна! Пойдём. У меня совсем мало времени - я должен немедля мчаться в Киев. Совсем озверели, захмелев от победы, половцы. Вот-вот накинутся, как хищная стая, на Русскую землю, и пожалуй, прежде всего сюда, на беззащитную Северщину… Так пусть князь Владимир к этому, не тратя часу, готовится.

Ярославна перестала плакать, ещё раз глянула в мглистую даль, разделяющую её с дорогими людьми, смахнула с глаз слезы и покорно, как ребёнок, позволила взять себя за руку. Владимир медленно стал сводить её о высокого путивльского вала вниз.

…И покатилась страшная весть о гибели Игорева войска по всей Северской земле и застонали, заплакали люди от великой беды-напасти.

«И прослыша про то, пришли в смятение города посемские, и охватила их скорбь и печаль великая, какой прежде не бывало во всем Посемье и в Новгороде Северском, и во всей земле Черниговской: князья в полоне и дружина в полоне или перебита.

И метались люди в смятенье, смуты в городах начались, и не милы всем стали и свои близкие, многие забывали и о своей душе, печалуясь о своих князьях», - записал летописец.

В хорошем настроении возвращался князь Святослав в Киев из своих корачевских и вщызских земель, лежавших на многие десятки, а то и сотни вёрст вдоль верхней Десны до самой Оки. Четыре полка отборных воинов вёл он оттуда: два конных шли по правому, высокому берегу, по старой, наезженной дороге, а два пеших плыли вместе с ним на челнах.

Торопились. Потому князь в Трубчевск, к Всеволоду, не заезжал - проплыл его ночью в надежде, что утром к завтраку прибудет в Новгород- Северский, к Игорю, и там окончательно договорится с ним о предстоящем походе.

Ночь была тихой, ясной. Между скромными, стыдливыми зорями гордо красовался молодой месяц. В его серебристом холодном сиянии виднелись далёкие весенние берега. За кормою глухо шумела тёмная вода.

Спали свободные от гребли воины, спали на помосте, укрывшись кожухами, молодые князья - сыны Владимир да Олег, а самому Святославу не спалось: ныли суставы и в голове роились неспокойные мысли.

Как будто он всё сделал, чтобы предстоящий поход на Дон стал самым большим со времён Мономаха и закончился бы счастливо. Собрал свою немалую дружину, Рюрик приведёт не меньшую, а ещё черные клобуки, Владимир Переяславский, Ярослав Черниговский, Игорь Северский с братией… Вероятно, придут сами, как и в прошлом году, или дружины пришлют Всеволод Луцкий, Ярослав Пинский, его братья Глеб Дубровицкий, Мстислав Романович да Изяслав Давидович - оба из князей смоленских. Обещал прибыть сам Давид Ростиславович Смоленский, родной брат Рюрика, который не принимал участия в походах ни в 1168 году, ни в 1184 году, хворым сказался… Написаны и отправлены с гонцами письма в Галич Ярославу Осмомыслу и во Владимир Всеволоду Юрьевичу, князю Владимиро-Суздальскому[106] - двум могущественным властителям. Если они присоединятся и пришлют свои полки, то пусть тогда дрожит Кончак - почти вся Русская земля поднимется на него!

Лишь в полночь Святослав заснул.

Разбудил его лёгкий толчок: чёлн пристал к причалу.

- Новгород-Северский! - услышал голос княжича Олега.

Святослав откинул кожух, зачерпнул пригоршней мягкую деснянскую воду, плеснул себе в лицо.

Сон как рукой сняло. Ему подали рушник - он вытерся, встал на ноги и… увидел пустой причал.

«Странно, никто не встречает, - подумал с досадой. - Неужели дозорные на валу не заметили сотни челнов на Десне?»

Но вот послышался топот копыт. По спуску приближались несколько всадников. Впереди, на сером жеребце, скакал боярин Черныш. На берегу кинул поводья гридню, быстро сбежал на дощатый причал.

- Княже, я рад принять тебя, твоих сынов и бояр на Горе, - поклонился он. - А твоим воинам завтрак привезут сюда.

- Где же князь Игорь? Не захворал ли часом?

Черныш замер, вытаращил глаза.

- А неужто князь не знает?

- Что?

- Ну, как же? Минул почти месяц, как князь Игорь пошёл с князьями Всеволодом, Святославом и Владимиром да черниговскими ковуями в поход на половцев…

Святослав оторопел. Даже отпрянул, как от неожиданного удара.

- Как - на половцев? Не дожидаясь меня? Не предупредив? Да он в своём ли уме? Вот так новость!

- А я думал, князю это ведомо…

Растерянность, что отразилась на лице боярина, без слов говорила о том, что он действительно глубоко удивлён и обескуражен.

Подошли княжичи Владимир и Олег, за ними - бояре и воеводы. Известие о том, что вот уже месяц, как северские князья пошли в поход на половцев, ошеломила всех.

- Что же слышно от Игоря? - только и смог спросить Святослав.

- Ничего не слыхать.

- А боярин Славута? Где же он?

- Боярин Славута помчался вслед за князем Игорем.

- Как это так - помчался? - воскликнул, ещё больше удивляясь, Святослав. - Да что они, с ума тут посходили? Ну ладно Игорь - он всегда был легкомысленным… Но чтобы Славута!… Просто невероятно!…

- Насколько мне ведомо, боярин оставался дома. Я сам видел, как он прощался с князем и княгиней. А потом, когда я распоряжался по делам в городе, ибо князь Игорь всё оставил на меня, Славута выбежал из палат, вскочил на коня и поскакал вслед за войском… С того времени я его не видал. Думаю, он князя догнал и пошёл с ним…

- Странно… Час от часу не легче… А княгиня Ярославна - она где? Тоже в поход пошла? - угрюмо усмехнулся Святослав.

- Нет, она с детьми осталась в Путивле. От неё были гонцы.

Святослав развёл руками.

- О Боже! Дивны дела твои, Господи! Все, что я с таким трудом ладил, в один миг рассыпалось!

Он закрыл лицо ладонями и сокрушённо покачал головой.

Все молчали. Понимали, что в душе старого князя сейчас бушует буря, и никто не решался утешать, успокаивать его, а главное, никто не знал, как это сделать. У каждого на сердце кошки скребли.

Наконец Черныш нарушил молчание.

- Княже, прошу к завтраку, ведь лихо лихом, а есть всё одно нужно…

- Да какой может быть завтрак?! - вскипел князь. - Игорь затаился от меня, обманул бессовестно, а я за его столом стану ныне трапезовать! Не бывать этому! Сейчас же трогаемся к Чернигову! На челнах позавтракаем!

Два дня плыли до Чернигова, и всё это время Святослав сердился на всех. Он то и дело подгонял гребцов: быстрей, быстрей! Нарочных к брату Ярославу не посылал, хотел заявиться неожиданно, как снег на голову, и высказать ему все, что на душе накипело. Ярослав тоже обманул его. Знал же, что пошлёт ковуев на помощь Игорю, а промолчал! Игорь оказался ему ближе, чем родной брат! Ну, что ж, коли так, то и он не станет с ним нянчиться, потакать ему. Теперь пусть выбирает - со мной или против меня! - решил Святослав.