- И ты, сокол, далеко залетел, птиц побиваючи, - до самого моря! Но не взлететь тебе снова в небо, не взлететь! Ибо навсегда подрезаны у тебя крылья! Подрезаны саблями поганых!…

Он не захотел видеть лебедей, не стал брать их с собой. Молча повернул коня и, ни на кого не глядя, поскакал назад.

Хан Кза лютовал на землях вдоль Сейма. Десятки сел сжёг дотла, сотни северян погнал в неволю, ещё больше, в основном детей и стариков, лишил жизни. Он взял приступом деревянный острог, что защищал Путивль, и спалил его. Защитников же острога, тех кто остался в живых, связал верёвками и, привязав к конским хвостам, стащил вниз по круче к реке и потопил. Трупы плыли по течению на виду у князя Владимира и всех путивльчан для устрашения их.

Потом Кза осадил Путивль.

Он знал, что в небольшом городе всего полтораста княжеских дружинников-гридней, которые хорошо владеют оружием, а остальные - беглецы из пригорода и ближайших сел. Разве это воины? Знал он также и то, что вокруг на много-много вёрст - до самого Чернигова и Киева - нет ни одной княжеской дружины, так как всё войско Игоря, ушедшее в половецкую степь, там и осталось… Ни Ярослав Черниговский, ни Владимир Переяславский, ни Святослав Киевский не придут Северской земле на подмогу, так как сами связаны силами Кончака. Поэтому чувствовал себя Кза здесь полным хозяином, как у себя в юрте. Свои силы, чтобы охватить как можно большую территорию, разделил на три неравные части: с большей остался сам с сыном Романом под Путивлем, надеясь без особых проволочек овладеть им, со второй частью послал Костука на речку Клевень, покорять ту округу, а третью поручил младшему сыну Чугаю, чтобы разорял берега верхнего Сейма.

Однако ни в первый, ни на второй, ни даже на третий день взять Путивль хану Кзе не удалось. Небольшая, почти круглая по контуру крепость вздыбилась против него высокими валами, дубовыми заборолами, а главное, мужественными защитниками. Утопив воинов из острога в Сейме, хан надеялся запугать путивльчан, а получилось наоборот: ещё больше ожесточил их, наполнил сердца непоколебимым решением - бороться до конца, стоять насмерть!

- Видите сами, братья, что с нами будет, если сдадимся! - обратился тогда ко всем защитникам крепости Владимир, показывая на плывущие по реке трупы. - Так поклянёмся ныне: Путивля не сдадим! Будем биться до последнего! Кза войдёт в город только тогда, когда ни одного из нас не останется в живых! Только тогда!

- Клянёмся! Клянёмся! - гремело на валах. - Путивля не сдадим! Лучше сожжём себя живьём, чем поддадимся ворогу!

Кза бесновался, но ничего поделать не мог. Подойти к Путивлю возможно было только со стороны поля, с севера, так как с других трёх сторон его оберегали высокие крутые откосы, по которым нечего и думать добраться к подножию вала. Но со стороны поля что бы ни придумывал Кза, прорваться в крепость ему тоже не удавалось.

Владимир поставил на этот участок вала лучших воинов - стрельцов-лучников, метателей копий, мечников, и они не позволяли половцам не только взобраться на заборола, но даже приблизиться к валу.

За время осады Кза совсем исхудал, почернел. Черные оспины делали его лицо похожим на старое потемневшее решето. В глазах - бешенство. Ещё бы! Собирался пройти всю Северскую землю, а застрял под Путивлем. Какой позор! Кончак узнает - засмеёт! Проклятье!

Он уже знал, что в Путивле находится семья князя Игоря - княгиня Ярославна с детьми, и поклялся захватить город во что бы то ни стало, чтобы их полонить. Вот это была бы добыча! Не только сам Игорь, а вся семья! За неё Игорь раскошелился бы - отдал бы все, что имеет! Пойдёт голым по Руси с протянутой рукой, как нищий, только бы вызволить жену с малыми детьми! Вот бы была утеха, настоящее отмщение за давнюю победу старшего брата Игоря - Олега над его ордою, когда ханские жены и ханские дети попали в княжеский полон!

Он вскочил с походного ложа и выскочил из шатра. Закричал охране:

- Всех беев ко мне!

Собрались беи.

Кза указал камчой в сторону валов Путивля:

- Там, за ними, княгиня Ярославна, жена Игоря с детьми! Как её взять? Кто скажет?

Беи подняли головы, начали чесать затылки.

- Чего молчите? - рассвирепел Кза. - Думайте! Говорите!

- Лучше нам Игореву волость пограбить, чем сложить свои головы здесь, - отважился нарушить молчание один, явно с согласия остальных. - Оставим Путивль. Спалим села дотла, всё там заберём!

Кза вскипел:

- Дурной совет даёшь! Села мы и так спалим! Теперь я вижу, что вы не воины, а паршивые бараны! Завтра утром все на приступ! Заготовьте длинные штурмовые лестницы, боевые топоры, щиты! Покормите пораньше людей, чтобы веселее были, и на приступ! Мы должны взять этот город!

- Как? - вырвалось у кого-то.

Кза повернул лицо к Путивлю, вновь поднял камчу.

- Мы обдурим Владимира Галицкого! Вот видите - перед вами ворота. Их так просто не взять - они хорошо укреплены. И всё же мы начнём приступ, пробиваясь к ним… Но это будет вовсе не главным нашим ударом. Владимир подумает, что именно здесь мы хотим прорваться, и стянет сюда все лучшие силы. А мы с ночи пошлём первейших своих батыров скрыться у выхода из глубокого оврага, что отделяет город от горы Перуна! - Он указал камчой вправо. - Там, недалеко от вала, дождёмся в укрытии нужного момента и бросимся на приступ! У Владимира там мало людей будет - мы быстро их сомнём и ворвёмся в город! Вы поняли?

- Ойе, ойе, - закивали головами беи.

- Тогда идите - готовьте все, как я сказал!

Путивль был весь в движении, как муравейник. На майдане горели костры - женщины в больших казанах варили кулеш, кормили воинов, детей и стариков, а потом в опустевшие казаны наливали воду - готовили кипяток, чтобы с валов лить на головы врагам, когда пойдут на приступ. Повсюду слышался незатихающий гомон: кричали дети, перекликались сторожа на валах, ревела в наспех сбитых оградах голодная скотина, переговаривались гридни, горожане, смерды из ближайших сел, ремесленники из пригородов, стонали раненые.

Владимир Ярославич стоял на звоннице, и этот гомон, этот тревожный гул, доносящийся из окружённого валами городка, как из ямы, холодил ему сердце. Что станет с этими людьми, с сестрой Ярославной, с её детьми, если город не выстоит?

Смерть от сабель половецких? Гибель в огне? Или ненавистный полон?

Страха не чувствовал, только давило бремя ответственности за всех, кто собрался здесь и ему доверился. Половецкий табор разместился в посаде. Там тоже горели костры, чернели над ними казаны, бродили воины. И ничто не предвещало нападения. Однако и никаких признаков снятия осады не было.

Неужели Кза надумал уморить осаждённых голодом?

Снизу по крутым ступеням кто-то поднимался. Слышны неторопливые шаги. Владимир глянул в тёмный проем - Ярославна.

- Уф-ф! Как высоко! Трудно сюда взбираться, - сказала она, подходя к брату.

- Так зачем поднималась? Сидела бы лучше с детьми.

- Не сидится. Хочу знать, что затевает проклятый Кза!

- Ничего не затевает. Или делает вид, что не затевает. Это меня больше всего и беспокоит - не подготовил ли какой хитрости?

- Как ты думаешь, Владимир, удержится ли Путивль? - Ярославна снизу вверх посмотрела в глаза брату. - Или все усилия напрасны?

Владимир обнял сестру за плечи, подвёл к заборолу. Он указал рукой на плотный и крепкий частокол по валу, на высокие башни, на которых дежурили лучники, уверенно сказал:

- Не бойся! Путивль Кза приступом не возьмёт! Разве что голодом нас заморит, но для этого ему придётся держать осаду не менее двух месяцев.

- У нас припасов всего на месяц.

- Подтянем животы - и два месяца продержимся.