— Согласен, однако тут есть одна проблема: лечащий врач стоит насмерть, никого не пускает.

— Подумаешь, сторож нашелся! Ладно, позвоню сам, — Горелин сделал пометку у себя в бумагах. — Что по свидетелям?

Емельяненко покашлял и открыл свои записи:

— Вчера вечером поквартирный обход результатов не дал. Никто ничего не слышал. Есть одна соседка с третьего этажа, которая утверждает, что видела незнакомого молодого мужчину, входящего в подъезд в районе семи часов. Одет был в черную куртку, джинсы и спортивную шапочку, надвинутую на глаза. Лица она не рассмотрела. Рост выше среднего.

— Да, по таким приметам нам пол-Москвы надо в камеру сажать, — усмехнулся Палыч. — Всех опросили?

— Нет. Я записал номера квартир, в которых никто не открыл. Можно попробовать еще раз туда съездить.

— Вот и съездишь.

— Слушаюсь, товарищ полковник.

— Мне Колобова дала адреса и телефоны своих знакомых и коллег. Хочу с ними пообщаться, — добавил Королев.

— Это понятно. А сама эта Колобова что из себя представляет?

— Обычная, ничем не примечательная медсестра одной из городских больниц. Живет одна. Мать умерла, а отец бросил семью, когда ей было всего шесть лет. С тех пор они не общаются.

— Интересно, интересно, — протянул Горелин. — И что, она тоже не имеет понятия, кто мог выстрелить в ее подружку?

— Именно. Все ее богатство — двухкомнатная малогабаритка в Ясенево и двести евро, спрятанные в шкафу под бельем. Кстати, деньги не тронуты.

— Что у экспертов? Есть зацепки?

— Ждем результатов, Погодин обещал сразу же сообщить, если что-нибудь найдет.

— Следователем Машков подряжается? — полуутвердительно спросил Горелин.

Макс молча кивнул.

Горелин просунул толстые короткие, как сардельки, пальцы под тесный воротничок рубашки, расстегнул верхнюю пуговицу, ослабил галстук и потянул шею.

— Резюмирую: глухо, как в танке! Королев, учти, ты в это дерьмо нас втащил, тебе нас из него и вытаскивать! С этого дня докладывать мне лично, как идет расследование. Рой землю, ищи и тряси свидетелей, но найди, кто это сделал. Егоров и Емельяненко работают с тобой, но и о других делах забывать не следует. Все понятно?

— Так точно, товарищ полковник, разрешите идти?

— Идите.

Все трое тенью выскользнули в коридор.

— Боюсь я его, аж до трясучки, особенно, когда он начинает своими усами дергать! — признался Егоров, когда они расселись за столом у Макса в кабинете.

— Это потому, что ты у нас еще зеленый и неопытный, Ромка, — засмеялся Емельяненко. — Я прав, Макс?

Королев сегодня совершенно не разделял бодрого и веселого настроения Вовки. Досадно, что Березина еще целую неделю не будет, вот бы с кем посоветоваться! Уже вчера вечером, обнаружив Елену, он сразу понял, что это не просто очередное «дело». Сердце тревожно щемило, и тугой ком ворочался в горле, каждый раз, когда он вспоминал ее растрепанные рыжие волосы и тонкую беззащитную шею. Он виноват. Он должен найти и обязательно найдет того, кто так хладнокровно выстрелил в спину этой женщине и бросил ее умирать одну в маленьком темном коридоре. От этой мысли кулаки сами собой сжались так, что хрустнули пальцы. Макс отошел от окна и сказал:

— Егоров, сбегай-ка к соседям, попроси у них кофе, а то я утром не успел купить.

— Почему я? — возмутился Ромка, но встретив тяжелый взгляд Королева, без дальнейших возражений вышел за дверь.

— Слышь, Макс, ты чего такой тухлый-то? Подумаешь, Палыч наехал! В первый раз, что ли? Не парься, поворчит и остынет.

— А ты очень уж бодрый, как я посмотрю, — усмехнулся Королев.

В этот момент вернулся Егоров, и судя по довольной улыбке, не с пустыми руками.

— Во, смотрите! — поставил он на стол почти полную банку «Нескафе». — Сказали, что завтра надо будет две таких отдать.

— Ни хрена себе расценки! — присвистнул Вовка, — Вот ты, малый, и купишь две таких. Ясно?

— Ясно, — понурился Егоров.

Королев не принимал участия в разговоре, а молча налил в белесый от накипи чайник воды из-под крана и расставил разнокалиберные кружки. Потом вытащил из ящика коробку с волглыми баранками и водрузил ее в центр стола.

— Значит так. Я беру на себя коллег Колобовой и ее сердечного друга, — он заглянул в свои записи, — Кравцова Дениса Павловича. Ты, Вовка, отрабатываешь по соседям. Пройдись по квартирам еще раз, особенно по тем, где в прошлый раз никто не открыл. Понял?

— Угу, — промычал Емельяненко, сосредоточенно дуя в кружку, от которой поднимался ароматный пар, и осторожно хлебнул. — С родителями Куприяновой поговоришь?

— Поговорю, — мрачно отозвался Макс.

Он не сказал, что сегодня утром, еще до оперативки, побывал у матери Елены. Он долго стоял возле двери, не решаясь позвонить и собираясь с духом. Слезы, отчаяние, обвинения — он был готов к этому, но Маргарита Георгиевна, худенькая маленькая женщина с такими же, как у Елены, рыжими, но коротко остриженными волосами, оказалась женщиной сильной, не склонной к истерикам и скандалам. Известие о том, что дочь в больнице, она приняла с видимым спокойствием, но мертвенная бледность и задрожавшие руки красноречивее всяких слов свидетельствовали о том, каким внезапным и жестоким оказался этот удар.

— А я вас помню, Максим, — сказала она, слабо улыбаясь, — Вы были совсем маленьким мальчиком, когда я приезжала в гости к Нине. Как она?

— Спасибо, хорошо. Внука воспитывает.

— У вас есть сын? — удивилась она.

— Нет, я не женат. Я имею в виду своего племянника.

— Ах, ну конечно! У вас же есть сестра, Инночка, кажется? Чудесная девочка. Передавайте им привет от меня.

— Спасибо, непременно передам. Скажите, Маргарита Георгиевна, а Елена объяснила вам зачем ей вдруг понадобился мой телефон?

Она пожала узкими сгорбленными плечами и покачала головой:

— Леночка сказала что-то вроде того, что какому-то ее знакомому нужна консультация специалиста. Я не вникала в подробности. Мне и в голову не могло прийти, что это как-то связано с Полиной.

— А почему Елена жила у нее?

— Знаете, Максим, у Леночки есть дом в Подмосковье, но оттуда до клиники добираться довольно долго. Она сказала, что у нее сейчас очень много работы и чтобы не мотаться каждый день туда-сюда, она пару-тройку дней поживет у Поли.

Они сидели в большой просторной, но очень уютной комнате. При свете дня Макс смог разглядеть черты ее лица: карие глаза, тонкий правильный нос, подвижный рот и высокий чистый лоб. Она была бледна, но говорила ровным, спокойным голосом. И только тонкие пальцы рук беспрестанно теребили бахрому пушистого клетчатого пледа, накинутого на диван.

— Максим, вы говорили, что Леночку прооперировали и оставили в реанимации. Что именно сказал врач?

— Он уверял, что опасности нет, и скоро ее переведут в палату. Не волнуйтесь, Маргарита Георгиевна, все будет хорошо!

Она улыбнулась через силу:

— Я вам верю. Но все-таки, кто мог это сделать?!

Королев пожал плечами и поднялся, собираясь уходить.

— Именно это я и должен выяснить. Я обещаю, что непременно найду этого человека. А сейчас мне пора идти.

Всю дорогу до работы Макс думал о том, что виноват не только перед Еленой, но и перед этой маленькой женщиной, которая едва не лишилась единственной дочери…

…— А ты, Рома, поезжай в клинику, где работает Куприянова. Конечно, все пока указывает на то, что покушались на Колобову, но чем черт не шутит. Надо работать по всем направлениям.

— Ясно, товарищ майор, будет сделано, — кивнул Егоров.

— Все, совещание считаю закрытым. Допиваем-доедаем и вперед! — и Макс демонстративно убрал коробку с угощением, откуда Емельяненко в последний момент все-таки исхитрился вытащить еще одну сушку.

Вовка вышел из конторы и взглянул на часы: половина двенадцатого. Пожалуй, что время выбрано не самое удачное. Хотя может быть и удастся кого-нибудь застать дома. Он пискнул брелоком и хорошенькая аккуратная «Шкода» приветливо подмигнула своими фарами. Машина была не новой, но в очень приличном состоянии. В прошлом году им с Катериной ее подарили на свадьбу родители невесты. Вовка был в восторге от подарка и даже пообещал возить тещу и тестя по выходным на дачу в Бронницы. Сказать по правде, слово он свое сдержал только наполовину, так как почти все выходные проводил на работе, но все же пару раз съездил и даже попытался полоть грядки. Теща пришла в ужас, когда оказалось, что Вовка вместо сорняков выдернул почти всю морковь, и с тех пор на огород его не пускала, чему Емельяненко был только рад. По субботам Катерина забирала машину и ездила за продуктами, а в остальное время Вовка был счастливым обладателем колес. И даже сейчас, когда от весенней грязи все машины были приблизительно одинакового серо-бурого цвета, его «ласточка» сияла на солнышке ярко-красными чистыми боками. Вовка завел мотор, включил свою любимую «Милицейскую волну» и, фальшивым голосом подпевая радио, вырулил на шоссе. На дорогах в этот час было почти свободно, поэтому он уже довольно скоро въехал в знакомый двор.