Светлана Магаева
НА КРАЮ ЖИЗНИ
_______________________________________________
РИТА МАРКОВА 9
январь 1942
Ритина мама опухла от голода и не могла даже сидеть. Годовалого братика не кормили уже второй день, но он почему-то не надрывался от голодного плача и даже не открывал глазки. Мама не отвечала на Ритины просьбы сказать хоть что-нибудь.
Рита всматривалась в их лица и порой не могла увидеть признаков жизни. Лишь иногда по каким-то неуловимым движениям век девочка понимала, что они живы, и тревожно думала, что без еды долго не проживут. А еды в доме не было, никакой. Хлебные талоны не удалось отоварить. А ведь это — верная смерть… Надо собраться с силами и как-нибудь встать. Одеться и пойти к папе, сказать, что они умирают… Папина воинская часть стояла на противоположном берегу Невы. Это не очень далеко, если идти по Неве, все прямо и прямо. По мосту было бы надежнее, но намного дальше, и сил не хватит.
Рита долго лежала, глядя на умирающих. Нет, нет, так нельзя. Ведь ей уже одиннадцать лет. Она должна позвать папу на помощь. Девочка встала. Комната закружилась. Рита знала, что сейчас наступит голодный обморок. Так бывало не раз. Пришлось полежать.
Сколько понадобилось времени, чтобы прийти в себя, девочка не знала. Вяло подумала, что, если уже темно, останется дома и подождет до завтра. Открыла глаза. Светло. С трудом оделась и отправилась в неимоверно тяжелый путь. На лестницу, на улицу, до Невы, спуск на лед. На льду снега столько, что ноги проваливаются. А может быть, это она проваливалась в очередной голодный обморок…
Наконец набережная и папина проходная. Вызвали папу. Рассказывать не пришлось. Все было ясно: умирают. Тень смерти лежала на лице девочки. Бойцы напоили ее кипятком, дали поесть. Папа принес свой паек хлеба и селедку и спросил: «Дойдешь?» Сам он не мог отлучиться от своей зенитной батареи. Рита помедлила и сказала неуверенно: «Попробую». Папа проводил до Невы, взял на руки и перенес на лед. Постоял недолго и вернулся обратно. Рите показалось, что он плакал…
Прижимая сверток к груди, девочка побрела домой. Теряя сознание, садилась на снег и ждала, когда дурнота отступит… Снова вставала и шла, садилась и подымалась. Снова и снова. Казалось, нет никаких сил. Нет и не будет. И она умрет… И тогда ОНИ тоже умрут… И снова вставала, и снова шла…
Уже смеркалось, когда Рита подошла к дому. Пока поднялась по лестнице, и вовсе стемнело. Мама и брат лежали неподвижно, но они были живы. Успела, успела! Разожгла печку-буржуйку, согрела воду, опустила в нее селедку и с трудом разбудила маму, повторяя: «Проснсь, проснись: у нас есть хлеб и даже селедка». Мама не верила своим глазам: еда!! И кто знает, быть может, Ритины недетские и даже нечеловеческие усилия спасли мамину жизнь и жизнь братика? Да, так оно и было!
[9] Акимова (Маркова) Маргарита Сергеевна окончила математический факультет Ленинградского военно-механического института. Преподает инженерную графику в том же институте. Мама двух сыновей, бабушка четырех внуков. Живет в Санкт-Петербурге, на улице Ленсовета.
Светлана Магаева
НА КРАЮ ЖИЗНИ
_______________________________________________
ТАНЯ РАЗУМОВА 10
осень 1941 — лето 1943
Война застала Разумовых на даче под Ленинградом, неподалеку от станции Волховстрой. Танин папа, Константин Александрович, доцент Горного института, был на военных сборах, и семья проводила лето неподалеку от его лагеря. Пришлось возвращаться домой без папы. Константин Александрович записался в батальон технического обслуживания и работал на фронтовых аэродромах.
Вскоре на семью обрушилось лютое горе: умер старший брат Тани Олег. Тяготы войны помешали врачам распознать аппендицит. Мальчика подержали два дня в больнице и выпустили. Все взрослые были заняты военными заботами, и мальчик, предоставленный самому себе, умер от перитонита. Ему было одиннадцать лет. В сущности, он стал одной из первых жертв блокады, перевернувшей наш мир с ног на голову и лишившей детей родительского присмотра. Танечке было восемь лет, но она навсегда запомнила этот день, 8 августа. Девочке казалось, что страшнее ничего не может быть.
Из-за смерти Олега мама и Таня не эвакуировались с Горным институтом и остались в городе, обреченном на лютый голод и стужу. Однако никто об этом еще не знал, и в сентябре дети пошли в школу, но проучились недолго. Не стало ни света, ни тепла, и школу закрыли. Вначале мама пыталась учить Таню дома по программе второго класса, но занятия пришлось прекратить: не хватало времени. Мамины силы и светлое время дня уходили на оборонные работы, разборку обгоревших деревянных домов на дрова, поиски пищи. Откуда-то из пригорода она привезла мешок наружных темно-зеленых капустных листьев, которые называли хряпой. В доброе довоенное время их считали отходами, несъедобными для людей, и скармливали свиньям. Мама посолила хряпу, и она оказалась вполне съедобной для изголодавшихся блокадниц.
Когда мама уходила на свою работу, Танечка оставалась одна в большой шестикомнатной коммунальной квартире. До войны здесь жили пять семей, тринадцать человек. Пятеро соседей эвакуировались. Четыре сестры Голубевы, бывшие балерины из кордебалета Мариинского театра, умерли в первую блокадную зиму. На Таниных санках мама отвозила их тела в «Стеклянный рынок», где складывали трупы, чтобы потом похоронить в братской могиле.
Кроме Разумовых, в квартире остался только пожилой сосед — известный архитектор Алексей Константинович Максимов. В ожидании холодов он смастерил знаменитую железную печурку — буржуйку, труба которой выводилась в печной дымоход или в форточку. Так и обогревались. На консультацию приходили разные люди, и сосед объяснял им конструкцию своей печки, люди уходили с надеждой, что она сможет согреть детей и позволит продержаться до весны. На печке согревали и воду, которую брали из речки Смоленки. Вода и нечистоты, которые выносили во двор, расплескиваясь по лестнице, превращались в ледяную корку.
Всю зиму сорок первого — сорок второго года Таня не выходила на улицу. Целыми днями она сидела у окна и читала, читала — благо, книг в доме было много. Это мама научила дочку отвлекать мысли от голода, углубляясь в чтение. У них не было никаких запасов продовольствия. Как и подавляющее большинство ленинградцев, они жили только тем, что выдавалось по карточкам. Мама с Таней тщательно обыскали все закоулки на кухне и в комнатах. Но нашли только полстакана затхлых панировочных сухарей и несколько окаменевших огрызков черного хлеба, которые дети прятали, не желая есть с супом. Очистили от пыли и червяков и тут же съели. Съели и остатки столярного клея. И лишь однажды папа смог передать с летчиком своей части посылочку: несколько конских ребер, сухари и кусочек масла из военного пайка.