Надо иметь в виду, что чапаевский фаворит пользовался у однополчан особым почётом и уважением. Его любили за лёгкий

нрав, за безупречное мужество и, конечно, за тесную близость

к легендарному комдиву. Многие красноармейцы свои личные

67

просьбы адресовали Василию Ивановичу непосредственно через ординарца, и, как правило, Петьке удавалось добиваться положительного их разрешения.

При всём том личные отношения между чапаевским любим-цем и забранным в кожаную тужурку комиссаром не складывались фатальным образом. Их обоюдная неприязнь возникла

немедленно, сразу же после первого знакомства, что, вообще

говоря, было вполне объяснимо. Слишком прямолинейно и

нахраписто вёл себя ординарец при крайне трепетной формации

большевистской натуры товарища Фурманова. Это был тот самый классический случай, когда «гусь свинье не товарищ».

Дмитрий Андреевич нюхом чуял, что ординарец сомнителен

насчёт верности идеалам революции, и потому возмутительна

была его причастность к когорте счастливых обладателей промнавозовских акций. Подобное положение, не только с точки зрения идеалов мировой революции, но и по нормам беспартийной

гражданской морали, являлось вопиющей несправедливостью.

Однако близость лихого рубаки к легендарному комдиву не

позволяла до поры навести в этом щепетильном вопросе надлежащий пролетарский порядок. При любой возможности, по

ходу дележа доходной части промнавозовских выплат, Фурманов всячески урезал Петькину долю, однако денег, которые с

лёгкостью отваливались ординарцу, всё одно с лихвой хватало

на безбедную жизнь. Комиссар загодя ожидал, что жених припрётся просить денег на объявленную влюблёнными свадьбу, и внутренне наслаждался предстоящей возможностью поизде-ваться над хамоватым засранцем, продемонстрировать ему не-сокрушимую силу ленинских и марксистских идей.

Петька Чаплыгин в чудесном душевном расположении, после выпитой пары кружечек жигулёвского пива, шествовал по

центральной улице уездного города Лбищенска, густо увешан-ной красными стягами и агитационными транспарантами, отчаянно голосящими о надвигающемся коммунистическом изобилии. По всему видно было, что Фурманов понапрасну времени

не терял и на мелкие подачки от матушки-природы не рассчи-68

тывал. Почти на каждом кривом заборе красовались гигантские

плакаты с изображением восходящего солнца над головами под-прыгивающей от счастья детворы и революционным призывом:

«Ты лично помог Отечеству с заготовкой стратегического сырья?» или «Каждое ведро стратегического топлива приближает

нас к коммунизму».

По улицам революционного Лбищенска бдительно несли караул специальные наряды снайперов, которые шныряли с дро-бовиками наперевес и ссаживали с катушек залётных дворняг, норовивших, задрав заднюю ногу, бесстыже осквернить священную классику марксизма-ленинизма. Истреблению подвергались не только четвероногие диверсанты; нельзя было забывать

и про всяких летающих вредителей, готовых в любую минуту

подвергнуть агитационный арсенал внезапным картечным залпам.

Уже на дальних подступах к комиссарской резиденции

Петька с любопытством стал отмечать разительные перемены, произошедшие во внешнем оформлении главного фасада большевистской цитадели. Радикальной этой реконструкции пред-шествовали жаркие, наделавшие много шума политические баталии.

Проблемы начались с того, что сразу же по прибытии в дивизию Дмитрий Андреевич распорядился вывесить на фронтоне

парадного крыльца идеологического форпоста внушительных

размеров портрет Карла Маркса. Не все красноармейцы сразу

признали в бородатом дядьке вождя мирового пролетариата.

Кое-кто решил по старинке, что это образ Николая Угодника

освящает высокое присутственное место, и на всякий случай

украдкой осенял себя крестным знамением.

Иконописное изображение Николая Чудотворца издавна по-читалось на Святой Руси, поэтому справедливо на равных со-перничало с портретами пролетарских вождей. Почитание вы-вешенного Фурмановым замечательного образа дошло до такого

восторга, что самые отчаянные богоносцы, под покровом глубокой ночи, забрались на фронтон и обрамили портрет Карла

Маркса в старинный церковный киот.

69

Фурманов, разумеется, не смог равнодушно снести подобное

издевательство над гением всего прогрессивного человечества.

Комиссар таки принял волевое решение и вывесил на подмогу

Карлу Марксу ещё и портрет Фридриха Энгельса. Разместил их

аккуратненько рядышком, пришпандорил гвоздями для ковки

коней и распорядился забрать пространство вокруг нарядным

красным сатином. Много раз отходил на значительное расстояние, придирчиво изучал общую панораму и результатами остался вполне удовлетворён.

Удивительное дело, но по дивизии поползли издевательские

слухи, будто покончивший с атеизмом партийный предводитель

вывесил на фронтоне крыльца своей резиденции сразу два священных образа – апостола Петра и апостола Павла. Ещё больше объявилось охотников уже не таясь осенять себя крестным

знамением, проходя мимо величественного храма идеологического просвещения. Однако нашлись, как всегда бывает в подобных делах, доброхоты, которые глухой ночью, под праздник

Воздвижения Животворного Креста, обрамили-таки оба портрета в старинные церковные киоты с блестящей шумихой из мед-ной фольги.

Тогда Дмитрий Андреевич, со своей стороны, пошёл на ра-дикальные меры и вывесил на подмогу, посреди Маркса и Энгельса, портрет улыбающегося Владимира Ильича. А чтобы ни

у кого и в мыслях не возникло соблазна косить на церковную

троицу, комиссар нарочито подобрал знаменитый портрет Ильича в залихватской кепке.

И только эта роскошная ленинская фурага явила собой апофеоз торжества научного атеизма. В самом деле, нельзя же было

предположить, что церковные иерархи вконец побесились и при-общили к лику святых улыбающегося подвижника в шаромыж-ной кепке. Мужики, которые раньше благоговейно крестились

на образ, стали с проклятием плеваться в сторону большевистского крыльца. Чем доставляли немало душевных удовольствий

непобедимому Фурманову.

Тягомотина с портретами коммунистических вождей, к не-70

счастью, на этом не окончилась. Вот уж воистину, пришла беда

– отворяй ворота. Какой-то мерзавец подрисовал среди ночи

Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу точно такие же шаромыж-ные кепки, как у Владимира Ильича. Но самое возмутительное, что с козырьками, смотрящими в разные стороны. Может быть, в самих фурагах и не было ничего оскорбительного, всё-таки ленинский стандарт, но вот то, что козырьки у всех трёх вождей

были развёрнуты в противоположные стороны, сразило наповал

кожаную тужурку. Трясущийся от гнева комиссар лично вска-рабкался по приставной лестнице на фронтон и закрасил цветной плакатной гуашью издевательские головные уборы.

Теперь уже не оставалось никаких сомнений, что импери-алистическая контра не оставит дивизию в покое и будет продолжать идеологические диверсии. Но чтобы ни одна сволочь

не имела возможности подобраться к фронтону, комиссар распорядился намотать вокруг портретов вождей побольше колючей проволоки в качестве ажурного декоративного орнамента.

Опять несколько раз отходил от крыльца на различные расстоя-ния, придирчиво изучал общую панораму. И был окончательно

удовлетворён своей незаурядной находчивостью, потому что публично, фактически на глазах всей дивизии, одержал блестящую

викторию в беспощадной идеологической борьбе с врагами мировой революции.

Петька непроизвольно замедлил ход перед крыльцом большевистской цитадели, до самых ушей разинул от удивления

рот, обнаружив в просветах колючей проволоки новоявленную

троицу. Он, для страховки, даже огляделся по сторонам, чтобы

окончательно сориентироваться на местности, ведь чего не бывает с похмелья, можно и маршрут с бодуна перепутать. Но ни

выпитое накануне, ни сегодняшняя пара жигулёвского не нару-шили маршрутный расчёт ординарца – он стоял в аккурат перед

крыльцом фурмановской резиденции.

Проволока на фронтоне была намотана так искусно, что

сразу трудно получалось сообразить, кто именно находится

за колючкой – коммунистические вожди или смотрящие на них

71

ротозеи, и с какой стороны, собственно говоря, находится настоящая воля. Особенно настораживал молодцеватый образ не-сравненного Владимира Ильича. Была в его азиатском прищуре

надёжная вертухайская хватка, говорящая, что шаг в сторону

или прыжок вверх считается вероломной попыткой к побегу, со всеми без промаха вытекающими последствиями. Видавший

не слабые виды, отчаянный конник даже немного замешкался у

дверей, ноги сами противились заворачивать в эту экзотическую

контору. Деваться, однако, было некуда, и ординарец всё-таки

переступил порог большевистского святилища.

У комиссара в приёмной, с полуовальным, забранным в

тюремную решётку окном, правила бал известная красавица

Фуксина Люся, незлобно именуемая среди рядового состава

«комиссарской подстилкой». Барышня, с грозным бюстовым

оформлением, не самой ранней свежести, торжественно воссе-дала за накрытым кумачовым сатином всамделишным кан-целярским столом. Когда бы к общему колориту кабинетного

устройства присовокупить беспощадно красные Люсины щёки

и губы, может вполне показаться, что посетителям идеологической цитадели какой-то волшебник напяливает солнцезащитные

из красных же стёкол очки. Всё здесь было тотально окрашено цветом алой зари коммунизма, практически без инородных

включений.

Петька вальсирующей походкой подкатил к улыбающейся