владыкой.

Это была традиционная постановка решения вопроса. Кашевар, таким образом, каждый раз демонстрировал своё полное

доверие к комсоставу и на всякий случай снимал с себя возможную ответственность за некачественный выбор продуктов.

Начальству угождать – непростая наука. По-любому, то ли балык недовяленым, то ли икра пересоленной окажется.

– Ты, Арсений, давай дурака не валяй, – сказал не терпящим возражений тоном ординарец. – Собери чего следует да

упакуй хорошенько, а я пока к Анке на часок отлучусь, про любовь поворкуем немножечко. Чем она, кстати, без меня занималась? Что разведка доносит, втихаря к ней никто не захаживал?

Рассчитываю на тебя как на верного боевого товарища, шкуру

любому спущу – и тому, кто нашкодил, и тому, кто знал да по-малкивал. У нашего комиссара есть хорошая присказка: «кто не

с нами, тот завсегда против нас» – вот по этому большевистско-му правилу и буду, в случае чего, действовать.

– Едва ли кто-нибудь, Пётр Елисеевич, к вашей невестушке

подступиться отважится, – выразил законное сомнение на хи-тром глазу кашевар. – Своя, пусть и бестолковая, голова, она каждому дорога, в этом деле шибко не забалуешь. Аннушка ваша, 87

я так думаю, с бельём на Урале полощется. С самого утра на ку-хонной печи наволочки да простыни в корыте вываривала. Если

не у реки, так с пулемётом своим в оружейном сарае милуется.

С верхних ступенек крутых сходней во всю необъятную

ширь открывался напоённый русским духом захватывающий

вид на вольную своенравную реку, на зауральские заливные

луга, с непересыхающими озёрцами и ериками, обросшими

плотным кустарником. Примерно на полпути к горизонту начинался зелёный лес, не сплошной вздыбленной грядой, но рваны-ми клочковатыми пятнами, живописно контрастирующими с си-невой бездонного неба. И ещё робко торчащие в дальней дымке

кресты колоколен, как маячки присутствия человеческой жизни, трогательно дополняли раздольный российский пейзаж.

Выйдя на дощатые сходни, ординарец слился всей широтой

своей необъятной души с развернувшейся панорамой и даже

ухватился за поручень, чтобы не поддаться настроению и не

улететь ненароком в манящую бесконечную даль. Едва осмотревшись, он обнаружил суженую красавицу, которая в мокрой

холщовой рубахе, низко наклоняясь над проточной водой, увлечённо полоскала бабье своё барахло.

Крадучись ступая по скрипучему деревянному маршу, Петька всё явственней различал молодые упругие икры и бесстыдно

выступающие задние прелести возлюбленной. Волнующая сер-дечная дрожь, предшествующая лихой кавалерийской атаке, за-владела безудержным молодцем. На какое-то время он замедлил

кошачий свой ход, потом вдруг сорвался разъярённым вепрем

и сшиб захваченную врасплох принцессу в прозрачные воды

Урала. Звериным тиском притопил пулемётчицу к самому дну и

сильным, неотвратимым напором проник в её вожделенное тёплое тело.

Аннушка видела в воде открытыми перепуганными глазами

хищный оскал своего повелителя и только в эту минуту поня-ла, почему в дивизии, за глаза, называют ординарца «бешеным».

Страсть была так велика, что хватило немногих судорожных

рывков, чтобы в обоюдном блаженстве затрепетать от сладост-88

ного восторга и медленно, едва живыми, ослабевшими телами, подняться на поверхность. Невеста, жадно хватая плотоядным

ртом свежий воздух, накинулась было на жениха с кулаками, но

тот по-детски простодушно заморгал голубыми глазами и уже

ничего не оставалось, как броситься в сильные объятия и слить-ся в долгом, чувственном поцелуе.

Выбраться из воды оказалось задачей не менее сложной, чем

взятие языка или обезвреживание пулемётного гнезда остерве-невшего противника. Потому что на Петькиных галифе не осталось ни единой пришитой пуговицы, ни одной уцелевшей под-вязки. Другой, может, и стал бы отсиживаться в спасительной

воде дотемна, но только не геройский чапаевский ординарец.

Подобрав мокрые штанишки в охапку и, на всякий случай ози-раясь по сторонам, он поскакал антилопой по сходням в казарму.

За ним, неспешно, всамделишной царственной поступью, про-следовала счастливая пулемётчица, втайне страстно желая, чтобы кто-нибудь для зависти оказался свидетелем этой оголтелой

любви. И даже потом, когда развешивала на бельевой верёвке

мокрые мужские портки, нарочито долго возилась с деревянными прищепками, демонстрируя завистникам попранный стыд.

Оказавшись в Анкиной комнате, ординарец сполна реаби-литировал себя за досадную невоздержанность, и уже лёжа в

горячей постели, молодые в который раз принялись обсуждать

свадебные приготовления, уточнять гостевые списки и перечень

обязательных к праздничному столу угощений.

Без злорадства, с лёгким юморком сравнили свадебное платье

невесты с Люськиным, непременно вызывающе красного цвета, нарядом и поспорили о возможном, но обязательно жлобском

подарке товарища Фурманова. На неожиданное предложение

пулемётчицы втихаря обвенчаться у благочинного протоиерея

Наума, ординарец даже подскочил на панцирной сетке и ответил

сквозь зубы решительным «нет». Анка вплотную рассмотрела

медальное лицо своего кавалера и сделала единственно верный

для себя вывод, что с этим молодцем шутки, по-видимому, плохи.

89

– Эх, Анка, – мечтательно закинув под голову оголённую

руку, после непродолжительного молчания заговорил Петька. –

Вот перебьём беляков, шашки на гвоздь повесим, жизнь в дивизии наладим, умирать не захочется. Чапай по ночам карту стра-тегическую составляет, одному только мне и показывает. Тебе

под большим секретом скажу: он после войны по всем ротам

провода с электричеством протянуть собирается. Говорит, что

электричество – это локомотивная тяга для коммунизма. Машин

разных за границей накупим, ничего делать своими руками ни

бабам, ни мужикам не придётся. Живи и радуйся, только детишек успевай клепать да в хорошем достатке растить и воспитывать.– Так уж и ничего, – капризно возразила Аннушка. – А стряпать, а со стиркой возиться, а в огороде управляться твоему

электричеству тоже прикажете? Мужики всегда так считают, что бабий труд никакой цены не имеет. Попробовали бы хоть

на малое время все заботы по дому на себя возложить, сразу бы

по-другому запели.

– Вот баба, ничегошеньки ты не понимаешь, – ласково по-трепав любимую за нос, перешёл на покровительственный тон

ординарец. – За границей буржуи давно уже умных машин по-настроили, таких, что и со стиркой, и в огороде будто по-щучье-му велению сами справляются. Знай только подключай провода

и задания всякие для удобства жизни придумывай. А сам тем

временем разносолы всякие трескай да про мужа родимого не

забывай, больше внимания и ласки сердечной подбрасывай.

Анка призадумалась на минуточку, как бы вспоминая что-то

далекое, и, мягко отстраняя припавшего к её налитым молодостью грудям ненасытного ординарца, тихим голосом убеждённо

ответила:

– А я люблю зарёй на Урале с бельём полоскаться, на душе

становится вольно и петь всегда очень хочется. Мне кажется, если ничего не делать, то жизнь, как у хрюшки в сарае, получится. Она ведь тоже всегда только жрёт и глазёнками блымает, никакой полезной работы не делает. Я, Петенька, сама со всем

90

управляться намерена, можешь даже сказать Чапаю, чтобы к

нашей избе электричество проводить не планировал. Хотя нет, пусть проводит, чтобы лампочки в доме повесить, – детям будет

светло школьные книжки читать и прилежно уроки в тетрадках

записывать.

Петька с тоской посмотрел на залитый солнечным светом

подоконник, где вулканической горкой подсыхал извлечённый

из шитого кисета намокший табак. Нестерпимо захотелось

курнуть, чтобы солидней поумничать перед наивной невестой.

Вместо табачной затяжки он насладился запахом обожаемого

женского тела и продолжил беседу:

– Это ты так говоришь потому, что сама наукам никаким не

обучена. Василий Иванович после войны всех учиться пошлёт, кто упираться сдуру решит, того силой заставит. Он мне почти каждый день говорит: «Учиться, учиться и ещё раз учиться». В будущем жизнь слаще постелится тем, у кого знаний и

мудрости всякой побольше, здесь нет никакого сомнения. Умом

свою жизнь люди так развернут, что в рай позовут, а многие ещё

упираться станут, за комиссарскую куртку цепляться начнут.

Глядишь, и тебя Чапай учиться заставит, не век же с пулемётом

в окопах торчать. Может, ещё настоящим доктором в белоснеж-ном халате окажешься, детишек станешь лечить или захворав-шим красноармейцам уколы с лекарствами ставить.

Анка не без гордости представила себя в глаженом халате, со слуховой трубкой и в позолоченных очках – всё как у вза-правдашних губернских врачей. Больше всего она обрадовалась

блестящим очкам, верному признаку чего-то необыкновенно серьёзного. А вот по поводу ума и учёбы справедливо заметила:

– Да ведь толком никто и не знает, когда ума больше, а когда

и поменьше. Если совести побольше – это сразу видать, а с умом

полная неразбериха. Мы вот думаем, что Чапай самый умный, а люди в дивизии голодно живут, значит, что-то неладное делает.

Может, Фурманов во всём виноват, худое влияние на комдива

оказывает. Мы на первых порах и без партии неплохо с беляками справлялись. Перебили бы всех подчистую и без кожаных

91

курток порядок на свой лад навели. На комиссаров, поди, тоже

где-то олухи учатся, не с неба же они к нам в дивизию падают.

Ты скажи мне, Петруша, вот родится после свадьбы дитя, если

парнем окажется, на кого учиться пошлём, кем мечтаешь вырастить первенца своего?

Петька даже приподнялся на локтях, до того неожиданным

оказался Анкин вопрос. Ему будто и в голову не приходило, что

после их любовных утех вполне могут появиться настоящие