На морене я слегка подвернул ногу и имел неосторожность сказать об этом Эдику. Тот вместе с Куртом напал на меня, будто у меня не вывих, а перелом. Наверное, соскучились по работе. Забинтовали, таблетки дали. Эдик сообщил, что первым серьезно пострадавшим стал участник соседней экспедиции — воспаление легких, отправлен вниз. Слушаю на отдыхе у себя в палатке музыку, не надоедает Вивальди.

Мы, как те муравьи, облепили гору, тащим веревки, палатки, крючья и пытаемся подняться повыше, а гора только вздыхает и легко сдувает нас с себя.

1 апреля. Сегодня праздник — День смеха, в Одессе Юморина. Шлю одесситам свой привет с гималайской высоты. Немного скучаю и завидую им в этот день. В столовой целый день музыка, в основном одесский фольклор. Все поздравляют с днем рождения Катю — ей 28 лет. Я вручил ей кучу одесских денег, которые изготавливаются и продаются в Одессе. Имениннице захотелось поесть баранины, и мы попросили Керен Су достать хотя бы кусочек.

Ушел дополнительный караван яков наверх. Подсчитали, что на Северное седло надо вынести 600 кг снаряжения и продуктов.

Снизу донесся рев моторов — это вернулись из Лхасы Уоррен и Шатаев. Целый час Володя рассказывал о приключениях по дороге и в Лхасе. Ему удалось дозвониться до Москвы и разобраться в истории с редукторами, без которых не могло функционировать кислородное оборудование. Оказывается (он установил это через Николая Черного), 20 редукторов были уложены заводом именно в тот ящик, который за ненадобностью был оставлен в Москве. Затем была решена проблема, как доставить эти редукторы в Пекин и Лхасу. Находчивые «толкачи» подключили дочь нашего посла в Китае, и 1 2 апреля редукторы должны быть здесь. Привезли почту, газеты и журналы на английском и китайском языках, много писем, но из Союза только одно — Шатаеву, от его жены Любы, причем с маркой за 5 копеек, Он, чтобы не было обидно всем, прочел его вслух. Любопытно было, что газеты и журналы читали в основном мы, американцы только пролистывали их.

Вечером устроили праздничный стол — натуральное мясо и бульон (желудки американцев не привыкли к жирной пище, им пришлось принять по 2–3 профилактических таблетки). Утром удалось умыться и постираться, несмотря на объявленный дефицит газа.

Читали целый день газеты и журналы: «Time», «USA Today», «The Seattle Times» и другие, все на английском языке. Напрягая свои умеренные лингвистические способности, мы все-таки что-то понимали и узнавали хоть какие-то новости о нашей стране. Когда ты оторван от Родины, как-то по-особому, более чутко воспринимаешь все, что творится на твоей земле.

Погода по-прежнему не радует… Днем шестеро тибетцев поднялись на седло, но смогли занести только свои продукты. Ильинский отменил выход советской тройки. По заключению врача, Сергею рекомендовано отдохнуть. По этому поводу на Эдика было оказано соответствующее «давление», и он, как человек мягкий, в конце концов заявил, что к выходу готовы все без исключения. Однако Ильинский, человек твердых армейских правил, настоял на своем.

Долго рассматривал фотографии своих, которые ношу всегда с собой. Как они там без меня?

Дни отдыха оживила эпопея с барашком, который нам достали тибетцы. Ильинский и Катя взялись его освежевать. Зрелище это, учитывая уровень мастерства участников, не для слабонервных. Процесс обещает быть длительным, а результат проблематичен. Видимо, прикинув в уме эти бесспорные факты, Сергей, Григорий и Андрей ушли наверх, не дожидаясь своей законной порции. Но опасения были напрасны — результат в виде роскошного обеда превзошел всякие ожидания и, кроме того, внес желанное разнообразие в наш размеренный и немного скучноватый «лагерный быт».

Я сижу в палатке, занимаюсь переводом статьи о нашей экспедиции в богато иллюстрированном журнале «Mother Earth». Оказывается, Джим был руководителем удачной экспедиции на К2. А в подготовке нашей экспедиции были большие трудности. Китайская сторона вначале была против участия советских альпинистов, и только настойчивость Джима, который несколько раз летал по маршрутам Сиэтл-Пекин и Сиэтл-Москва, принесла успех: все три стороны договорились о проведении совместной экспедиции на Эверест. Джиму в этом деле помогли его добрые знакомые — Генри Киссинджер и Эдвард Кеннеди. Идея экспедиции под флагом мира была Джимом дополнена второй актуальной задачей — экологической: очистить гору от мусора многочисленных экспедиций. Однако полемизируя с Хиллари, который предложил закрыть Эверест для восхождений на 5 лет, он пишет: «Для меня горы подобны храму, и люди будут ходить в храм. Никто не может закрыть горы».

В 15 часов прибыли участники трека из Штатов, который организовало американское руководство. Рельеф подхода к Эвересту оказался удобным не только для яков, но и для таких трековых, то есть пешеходных и, естественно, платных походов на настоящую «альпинистскую» высоту для туристов. Многие в годах, улыбаются, счастливы, как дети, что попали в такие загадочнее места. Один из них все приглашал нас приехать к нему на Гавайи, мы, безусловно, сразу согласились, но за его счет.

Ночью по палатке мягко шуршал снег, а утром солнце и снег просто ослепили! Внезапно было принято решение идти в ЛЗ, хотя обувь у нас была промокаемая (основные ботинки остались в ЛЗ).

Мы поднимались по карману ледника. Вначале было жарко и душно — ветра нет, солнце. Но после Л1 налетела снежная круговерть, и я надел на себя нее, что было. Идти пришлось прямо против ветра. Шлось очень тяжело, как и всем моим напарникам, виновата, наверное, резкая смела пищи — баранина, а может быть, просто засиделись.

Когда дошли в Л2, я залез в палатку, с трудом вытащил вмерзшие носки из ботинок и час отогревался у примуса. Подошли Шатаев и Мошников, позже — Катя. Решили с Володей в 1 9.00 выходить, остальные остались в Л2. Полчаса, пока солнце не скрылось, прошли нормально, но потом какой-то вселенский холод сковал нас. Я был легко одет, Шатаев был в пуховке. Ботинки мои были мокрыми и сразу превратились в ледовые колодки. Я ускорился, насколько это возможно на такой высоте, каждые 50–60 метров разогревал руки, ноги, тер лицо, нос, уши — началась настоящая борьба за выживание. В 8 вечера совсем стемнело, я потерял из виду Шатаева. Выручила луна, благодаря которой я заметил след на леднике и не вышел в зону трещин.

46. График восхождения М. Горбенко на Эверест

С большим трудом я дошел до ABC. Кругом ни души. Пытаюсь позвать Токарева, но получается что-то нечленораздельное. Наконец, с трудом кричу: «Саша!» Ответа нет, а ведь он ушел из Л2 гораздо раньше нас.

Я залез в свою промерзшую от холода палатку, переоделся. Надо бы лечь, расслабиться, но не стоит и пытаться — беспокойство за Сашу все равно не даст заснуть. Поколебавшись, все-таки выхожу, для очистки совести заглядываю в его палатку — и застываю от неожиданности; в палатке жара, посередине пыхтит на полную мощность примус, а рядом сидит Саша, полуголый, в наушниках от плеера. Я, конечно, тут же залез в его палатку. Так мы с час и просидели, отогреваясь. Хотя он и пришел раньше, но мороз успел прихватить пальцы на ногах. Уже стали волноваться за Шатаева и готовиться выйти с фонарем навстречу, когда он молча ввалился в свою палатку и больше не выходил. В полночь лагерь погрузился в тяжелый сон. Вот так Гималаи нас проучили на ровном месте — мы расслабились и сразу попали в переплет. Хорошо, что все окончилось без серьезных обморожений.

Необыкновенно красив был ледник в свежевыпавшем снегу. Мы приходили в себя и наблюдали за движениями альпинистов к Л5. К обеду подтянулись Катя и Мошников, которые переход прошли с ночевкой. Хотя было солнечно, холодный ветер загонял в палатки. По радиосвязи из базового лагеря сообщили неприятную новость: Джим уехал в Катманду из-за острых болей в колене (доктора предположили, что тромб), и мы как-то сразу осиротели и с нетерпением ждали его возвращения.

После вчерашних испытаний только к вечеру восстановился.