Сильный ветер треплет палатки здесь, на высоте 5150 м, а наверху, в ABC, опять срывает большую палатку, и выход на обработку отменяется. На замерзшем озере бьем метровые лунки, и одна из них заполняется водой. Теперь можно себе позволить устроить баню.

Рыбный обед — креветки, крабы, икра и другие деликатесы — быстро восстанавливает наши силы, и все же здесь, в базовом лагере, нам не хватает нашей простой пищи — борща, супа, картошки, мяса. И никакой ассортимент деликатесов этого не может заменить. Мы где-то немного завидуем тибетцам, которые едят только свою простую натуральную пищу. Они используют обычный, выработанный веками рацион пастухов и погонщиков яков — вяленую баранину, рис, картофель, сушеные фрукты. А мы, выбирая для себя продукты, соблазнились красочными, удобными, да и вкусными американскими консервами. Никаких забот — открыл банку и ешь. И вот результат — прошла неделя, и они нам надоели, заедает тоска по картошке с салом.

Всю ночь рвут палатку порывы ураганного ветра, всю ночь идет снег. Пурга не затихает и днем. Так я представлял себе Антарктиду. Караван яков на спуске рассыпался по ущелью, и только ночью тибетцам удалось спуститься. По радиосвязи из ABC Иен сообщил, что американская команда считает нецелесообразным находиться в верхнем лагере в такую погоду и завтра спустится вниз.

Пишу очередные письма домой и своей сестре Фатиме, Первые отослал прямо из Пекина, ответа пока нет.

Пурга продолжает неистовствовать. В палатке как в холодильнике. Постиранное белье стоит колом, все одеревенело. В синтетическом спальнике прохладно, а все теплое, пуховое я занес и оставил в ЛЗ. По радиосвязи нам сообщили, что к нам спускаются 10 американцев, я им не завидую. В верхнем лагере все же остались четверо: Григорий и Сергей, Эд и Роберт. В Л2 сорвана большая палатка. Сидим, коротаем весь день на кухне. Во время обеда сильный порыв ветра завалил нашу главную палатку, и мы едва успели заново все укрепить, используя громоздкие газовые баллоны по 60 кг.

Вниз, несмотря на заносы, уехали Уоррен, Шатаев, Борис и Ин Дау Ши — спасать положение. Молодежь критикует доктора Мармута, пытаясь навязать ему свои рекомендации по лечению Виктора. Я веду разъяснительную работу — стараюсь им внушить, что они неправы, доктор есть доктор и должен лечить больного без давления присутствующего консилиума неспециалистов.

От вечного холода нет желания писать и вести дневник, хотя времени для этого достаточно, поэтому пишу коротко. Слушаем прекрасную музыку Баха и Вивальди («Времена года»), на бис идут одесские песни в исполнении Звездинского.

В сумерках вернулась американская команда — усталые, замерзшие, но, как всегда, приветливые. Весь вечер идет разговор о Гималаях, о погоде, о разных пустяках. Мы не услышали ни разу разбирательства, упреков на высоких тонах, как, к сожалению, часто бывает в наших экспедициях, да и в нашей команде, после каких-то неудачных выходов.

Проснулся от резких как выстрел хлопков палатки. Ветер разогнал тучи, и, выглянув из палатки, я увидел чистое синее небо и Эверест. Значит, возможен выход в ABC. Позавтракав и проводив Виктора и Керен Су, которые уехали вниз подлечиться, мы, каждый в своем темпе, потянулись наверх.

Планировал набрать высоту 6400 м за 8 часов, но разошелся и дошел за шесть — это мой личный рекорд. Когда видишь впереди идущего, всегда невольно хочется его догнать, так и сейчас. Высоту почувствовал резко на 6300, как будто перешел невидимый, барьер. Сразу сбавил темп и переключился на тихий ход. Меня в ABC встретил Григорий, который рассказал о выходе четверки на седло. Рюкзак Мошникова, оставленный им на седле в первый выход, унесло ветром. Можно было себе представить силу ветра, если палатку, установленную под туалет, я увидел в 200 метрах ниже нашего лагеря. Опять пошел снег, все забились по палаткам.

Спал неважно — результат вчерашних гонок, да и палатка «стреляла» всю ночь. Днем установили новую палатку под кухню и столовую, закрепили, опутав ее, как кокон, репшнуром.

За стенами палатки обычная картина: ветер и снег. Принимаем все же решение сделать грузовую ходку по 10 кг на человека. Американцы вдруг перед самым выходом отказались, ссылаясь на непогоду.

45. Последний взлет Северного седла

По леднику шли в связках, ветер вреенами просто останавливал нас. В 13.00 зацепились за перила. Следы первой связки быстро заметались снегом, и приходилось протаптывать путь заново. Через 3 часа я был с грузом в Л4. Там уже стояла палатка, установленная Григорием и Сергеем. Спуск прошел быстро, правда, пришлось несколько раз растирать прихваченные морозом пальцы. Немного устал, но проведенным днем остался доволен.

С 4-х утра на лагерь обрушился шквальный ветер. Палатку приподнимало, раскачивало, тент отстреливался резкими хлопками. Какой уж тут сон! В середине дня наконец появилось солнце. Мы отдыхаем, наверх ушли Эд и Роберт. Мошников показал мне свою ногу, большой палец на четверть почернел — приморозил или набил. Наверное, уйдет вниз. Читаю своеобразную книгу Кима «Белка». Вдруг из-за морены появились Эд и Роберт — слишком сильный ветер и поземка повернули их назад.

В ЛЗ общего руководства нет. Я думал, что Эрик как тренер возьмет в свои руки бразды правления — но нет, все идет самотеком. Наиболее активны с предложениями Сергей и Григорий. Вначале они планировались как вспомогатели, но сейчас стремятся выйти в лидеры, и Эрик дает им «зеленую улицу».

Для себя я решил завтра подняться и переночевать на 7050 м и далее действовать по погоде.

Такое впечатление, что Эверест, как один из героев русской сказки, решил сдуть наш передовой базовый лагерь вниз, в долину — всю ночь сильный с порывами ветер. Мы выдержали, хотя бессонная ночь была нам обеспечена, Утром обстановка немного улучшилась, но ветер и мелкий снег продолжались. Сергей и я настаивали на выходе, но Эрик отменил его, так как считал, что можно поморозиться при таком ветре. Рисковать нет смысла — время терпит. Эд, Роберт и Стив (оператор) ушли вниз.

В нашу палатку зашел Сергей, обиженный на Ильинского. Он собирается уйти вниз, и не просто так, а как следует хлопнув дверью, Но мы уговорили его остаться и умерить свои амбиции.

Вечером много говорили о самых разных вещах: и о высотной съемке, и об архитектуре, и о восстановлении церквей, и даже о политической обстановке. Говорили и о женщинах, вернее, о женщинах в альпинизме. Я не противник их участия в мужских экспедициях, если от них исходит помощь по созданию дружеской атмосферы в коллективе, уюта в лагере. Легли рано, и под непрестанное хлопанье палатки передо мной пронеслись картинками отрывки снов: дети, жена, сестра, которые ждут и переживают.

Кажется, ветер не утихнет никогда — не Гималаи, а страна ветров. У многих порваны палатки, разбросаны ящики со снаряжением и бельем. Вниз ушел, как и ожидалось, Мошников. Китайские альпинисты спустились на базу, ждут высотной обуви.

И все же надо работать. В полдень вышли на грузовую ходку 6 советских и 4 американских альпинистов. Идем гораздо быстрее предыдущих двух выходов. На последней крутой стене (крутизна до 70°) сердце вырывалось из груди, шел на пределе. Американцы сильно отстали, удивленные нашим темпом, но каждый из нас был вынужден выкладываться, чтобы если не быть первым, то точно не быть последним на обработках. Мало ли что наше руководство решит, когда встанет вопрос о комплектовании команды на решающий штурм. Обещал же Эрик вспомнить времена наших бегов на Кавказе, если возникнут спорные моменты. Эта обстановка, конечно, нас не сплачивает, так как держит в постоянном напряжении.

Занесенный груз прячем в палатку, баллоны сваливаем на снег — и по перилам легко вниз. По закрытому леднику стараюсь идти в связке, слишком много у меня на памяти примеров беспечности с трагическим концом. От сухого холодного воздуха не защитила спецмаска, стал покашливать.

Запустили двойку молодых — Андрея и Сашу — на седло с заброской. Они буквально побежали наверх, вес заброски, как оказалось, был чисто символическим — по 4 кг. А мы стали готовиться к спуску. На спуске ниже Л2 встретили китайскую команду, уже в ботинках, которая гуськом, не растягиваясь, шла в ЛЗ. Чем ниже мы спускались, тем больше было признаков весны — появились птицы, ручейки, пробежал зверек вроде ласки, только рыжий. На Кавказе я видел серых. Мне этот зверек больше всех симпатичен в горах. Однако при спуске в базовый лагерь мы увидели опять снег и лед и поняли, что до настоящей весны еще далеко.