И Валерия озорно рассмеялась, скинув с себя напыщенный вид римской недотроги.

— Если конечно прекрасная донна не будет против нашего общества, — добавил Аэций уже нормальным тоном, в то время как Гот неуклюже толкал Руса локтем в бок, думая что этого никто не видит.

— Прекрасная донна не будет против, — улыбнулась в ответ девушка, слегка наклонив голову. — Проходите. — И она, повернувшись к ним спиной, повела за собой в открытый внутренний дворик, по старинной технологии окруженный по периметру легкой воздушной колоннадой.

Здесь уже, неслышно появившиеся рабы, молча готовили триклиний возле водоема, застилали новые простыни, обновляли подушки. А на столе появлялись гроздья спелого винограда, румяные яблоки, сочные сладкие персики и другие не менее аппетитные яства.

— Кстати, ваши сведения уже устарели, — снова улыбнулась хозяйка. — Я не совсем одна. У меня — подружка. Я вам сейчас ее представлю.

И от зеленой беседки к ним во дворик во всем своем великолепии величественно вышла 21-летняя римская красавица Элия Галла Плацида.

Она была с аристократической небрежностью закутана в роскошный гиматий, застегнутый красивой резной фибулой на левом плече. Правое плечо оставалось неприкрыто, рождая неожиданные желания прикоснуться к нему щекой.

И без того невероятно черные глаза Гунна еще сильнее засверкали угольным блеском, а брови Аэция чуть заметно приподнялись.

— Кто же в Риме не знает дочь Великого Феодосия и сестру нашего императора, — промолвил он за всех.

Элия холодно посмотрела на юношей необычайно красивыми светло-бирюзовыми глазами из под черных, как смоль, ресниц.

— Аттила, — наклонил голову Гунн, без всяких подсказок поняв, что наступило время представиться и им.

— Теодорих, — с вызовом тряхнул лохматой головой здоровяк гот, сделав зачем-то шаг вперед.

— Кий, — скромно представился Рус, прижав правую руку к сердцу.

Арбитром легкого застолья они выбрали Аэция, в обязанности которого входило назначить количество выпитых кубков и в каких пропорциях будет разбавлено вино.

— Нас — шестеро, — вслух рассуждал он, обводя присутствующих взглядом. — Люди в этом доме пока еще новые. Значит — гостим недолго. Около часа. Так что кувшина вина и кувшина воды я думаю нам вполне хватит.

Никто из юношей не возражал. Понимали, что долго задерживаться в незнакомом месте неприлично.

— Сорт вина? — напомнила Валерия.

— Мозельское, если никто не возражает, — повернулся он к девушкам, зная, что друзья его поддержат.

Снова никто не возражал и стоявший в отдалении раб неслышно удалился.

Юноши, по-детски толкаясь, и шушукаясь, расположились на римских ложах. Римский обеденный триклиний состоял их трех лавок, расставленных вокруг стола. На каждой лавке могло разместиться по три человека. Размещались, естественно, головой к столу.

Как-то незаметно получилось, что Рус оказался на одной ложе с Валерией. Элия одна заняла трехместное ложе — никто почему-то не осмелился составить ей компанию. Юноши же расположились напротив нее через стол.

Рус полулежал на левом боку, опираясь локтем на небольшую подушку и затылок и лопатки девушки были прямо перед его глазами. Он видел каждый завиток ее волос. Да и прозрачность ткани фактически ничего не прикрывала, открывая взору каждую часть ее молодого тела.

Еще не привыкнув к обществу друг друга первый тост выпили сумбурно — За богатый урожай винограда (Чтобы не оскудевала виноградная лоза), закусив фигурно-нарезанными дольками сладких александрийских яблок.

Разговор пока никак не завязывался и Элия, насмешливо посмотрев на юношей и как бы думая о чем-то своем, переменила позу — легла поперек ложа — вдоль стола, и взору лежащих напротив юношей предстали не только ее красиво лицо и плечи, но также не менее волнующие тонкую талию, округлые бедра и стройные ноги. Она, казалась, была совершенно равнодушна к бросаемым на нее взглядам. И только ее тонкие губы чуть заметно кривились по неизвестной причине. Она возлежала на ложе с таким видом, словно находилась среди маленьких детишек, и улыбалась их шуткам с таким же видом. И только изредка ее взгляд задерживался на Аэции, но тот делал вид что не замечает этого.

Второй тост Аэций предложил за красоту женщин.

— И чтобы с годами ее было только больше, — добавил Аттила, посмотрев прямо в глаза Элии и ее тонкие аристократические брови чуть заметно приподнялись в легком удивлении. Но только на самую малость — в рамках приличия и воспитания в императорских покоях.

Впрочем, она только равнодушно улыбнулась в ответ своей обычной холодной улыбкой, кивнув ресницами и принимая смелые слова Гунна как должное.

Вино, хоть и разбавленное, все-таки было вином и вскоре разговор потихоньку стал налаживаться.

Сначала, как водится, обсудили последние новости. Потом как-то незаметно перешли на отдельные личности и их роль в служении империи. Потом переключились на долг каждого вообще — и пришли к единодушному выводу, что надо приносить пользу своему народу — это несомненно, иначе и быть не может.

А потом разговор стал дробиться на отдельные кучки.

— Наш достославный Аэций, — тихо произнесла Элия, беря тонкими пальчиками дольку апельсина. — Я смотрю — пребывание у гуннов пошло тебе на пользу. Говорят во всей империи тебе нет равных в стрельбе из лука и в метании дротиков.

— У меня был хороший учитель, — улыбнулся тот в ответ, наклонив голову в сторону Аттилы. Гунн слегка кивнул в ответ. Все это он умел с детства и когда у них появился ромей, гораздо старше его по возрасту, поначалу вызвало удивление его слабое с их точки зрения умение воинского искусства. Но ромей учился на совесть и это сблизило и подружило двух юношей, стерев разницу в возрасте.

— Наверное — непривычно тебе в Великом Риме, — снова насмешливо произнесла она, намекая на то, что до гуннов Аэций мальчиком три года был заложником у Алариха.

— Зато теперь у меня везде друзья, — парировал он в ответ.

Да и немаловажным плюсом в это неспокойное время было то, что он свободно говорил на гуннском и германских языках.

— А к вам, я слышал, питает большие чувства ваш сводный брат, — сказал он с такой же ответной улыбкой, как и у Элии. — И не только — родственные.

Однако Элию это нисколько не задело.

— Сводные братья, они, наверное, все такие, — ответила она с искренним смехом и покрутила в воздухе своей очаровательной ручкой.

— Но зато, я надеюсь, вы не оставляете то внимание, которое оказывает вам наш славный Констанций, — продолжал Римлянин с иронией.

Сестра императора только равнодушно пожала плечами.

— Что ж так? — все так же вежливо спросил он, и только насмешливые искорки сверкали в его глазах. — Есть прекрасная возможность самой стать императрицей Рима.

— С чего это Вы так решили? — спросила она недоуменно, подчеркнуто ставя ударение на Вы.

— Ну как же! Констанций фактически негласный правитель Рима. А в скором времени вынудит нашего тютю Гонория объявить своим соимператором. А с твоей помощью это произойдет гораздо быстрее.

И Элия в ответ улыбнулась Аэцию так, словно это он в скором времени должен стать соправителем Рима. И юноша прекратил свои нападки.

А в это время на другом ложе шел совершено иной разговор.

— А где ваши родители? — несмело обратился Рус прямо к спине девушки.

— На загородную виллу уехали. У Тирренского моря отдыхают, — медленно, словно раздумывая, стоит ли это делать, повернулась она к нему.

— И не страшно им оставлять вас одну?

Валерия только рассмеялась и покачала головой.

— Какое у вас все-таки смешное произношение! — сказала она. — Вместо ae говорите ve. Ну ка, скажите — "воздух" (aer)?

— Веер, — послушно произнес Рус (ver).

— А эфир (aether)?

— Ветер (vether).