Это было сигналом атаки.

В плотном шквале ядер и пуль, которым встретили нападающих шведы, уцелеть не было, кажется, ни малейшей возможности.

Экипажи русских галер, идущих в схватку посередине строя, были выбиты первыми же грозными залпами почти на четверть состава.

Сполохи огня отражались норой, казалось, на низких утренних облаках, вода в бухте окрасилась мгновенно в розовый цвет. Крики раненых перемешивались в пространстве, внезапно разорванном, с криками перепуганных чаек.

Первая атака захлебнулась.

Русские галеры отошли, перестроились и вновь двинулись к «Элефанту».

Вновь гремели пушки, свистели ядра. Грохот разрывов заглушал крики раненых, слова команд.

Залпы ружей раздавились без перерыва.

Шведы дрались обречённо, без надежды на жизнь, а потому уверенно. стойко. Чётко ощущалось в их обороне не только отчаяние, но и смелость.

После неудачи второй атаки Метру стало ясно, что тактику нападения надо несколько изменить. Скученность огня в центре, его высокая плотность не позволили русским галерам вплотную приблизиться к «Элефанту»., чтобы завладеть им затем в абордажном бою.

Третий удар Мётр решил направить на фланги противника. При таком направлении атаки шведы неминуемо должны были рассредоточить огонь.

Пётр поставил капитана-командора Змаевича на правый фланг, генерала Вейде — на левый. В центре шла бригада Лефорта, несколько уже поредевшая, но готовая к очередному яростному броску.

В это время пороховой дым окутал уже буквально всю бухту. Затруднялось руководство галерами, затруднялся обзор. Рябову казалось порой, что это ночь наступила внезапно, прямо средь бела дня.

Продолжали греметь орудия. Они били по наступающим галерам почти в упор. Раненые падали в воду, и спасти их в этом месиве было невозможно.

Наконец на правом фланге, там, где в первых рядах шел Змаевич, русские и шведские галеры сошлись бортами. Началась рукопашная. Офицеры дрались шпагами, солдаты — багинетами, прикладами, а порой кулаками. В яростном сплетении тел трудно было иногда различить своих и чужих.

Постепенно все галеры шведов были всё же взяты на абордаж. Одна за другой они опускали флаги, прекращай огонь. Та же участь постигла вскоре и шведские шхерботы. Солдаты бросали ружья и сдавались в плен.

Пётр немедленно бросил в образовавшиеся прорывы несколько свежих своих галер. Он поставил им задачу подойти к «Элефанту» с тыла.

Огнедышащий, грозный «Элефант» продолжал сражаться, окружённый со всех сторон. Русские галеры подходили к бортам фрегата всё ближе и ближе, постепенно прижимая одна другую к его скользкой, испещрённой боем обшивке. Галеры теснились вокруг бортов «Элефанта» с такой плотностью, что между ними уже не стало видно воды. Убитые падали на дно галер, и живые шли по ним, предпринимая отчаянные попытки овладеть «Элефантом».

Шведы, кажется, понимали уже, что русские, несмотря на потери, одолеют их хотя бы количеством. Тем не менее ярость сопротивления нисколько не затихала.

Иван Рябов дважды был ранен — ещё в первой атаке. Одна пуля прошила бедро, другая оцарапала щёку. Только при отходе Рябов это заметил.

Дважды его галера отбрасывалась вместе с другими назад, но теперь прошла по левому флангу в тыл «Элефанта». Краем глаза Рябов видел, как солдаты карабкаются на борт, сам закидывал верёвку с крюком, продолжая время от времени стрелять — вверх куда-то, почти не целясь.

А с высоких бортов фрегата продолжала нестись на атакующих сплошная лавина огня.

Всё же вскоре сражение перекинулось на палубу «Элефанта». По корме его начал распространяться пожар.

Как во сне увидел вдруг Рябов где-то сбоку, сквозь дым, высокую фигуру Петра.

Он размахивал офицерской шпагой и что-то кричал. Кажется, о том, что шведы успели спустить на воду какую-то шлюпку.

Тут рядом внезапно так грохнуло, что Рябов будто оглох. Должно быть, в одном из отсеков взорвался бочонок с порохом. При втором ударе, ещё более мощном, Рябова резко кинуло к борту, на какое-то мгновение он потерял сознание и очнулся только в воде.

«Элефант» был рядом. По всей поверхности бухты, здесь и там, колыхались обугленные деревянные обломки палубных надстроек, догорающие остатки нескольких разбитых галер. Дым шёл низко над водой, мешая дышать.

Рябов уцепился за какой-то торчащий из потемневшей воды ящик и огляделся.

От кормы фрегата незаметно для русских пыталась отвалить зелёная шлюпка. Из-за сильного дыма, клубящегося в резких бликах огня, с борта фрегата её, должно быть, не видели. Около десятка шведов, в синих мундирах, уже сидели на вёслах, а на средней банке, на том месте, где крепится обычно ценной подъём, виден был замерший без движения в неудобной позе грузный пожилой человек в адмиральской форме. Под разорванным мундиром виднелись окровавленные бинты.

Лицо этого человека Рябов узнал бы сегодня из тысячи.

— Братцы! — закричал он в пространство что было мочи. — Братцы! Эреншельда уходит!

И грохоте боя его не слышали. Свист пуль, крики, скрежет рвущегося металла заглушали человеческий голос.

— Братцы!

Рябов выпустил свой спасительный ящик и вплавь, сажёнками, по-крестьянски, несмотря на то, что был ранен, кинулся догонять уходящую шлюпку. Удалось. За корму нацепился. Потому как шведы в панике вёслами работали плохо. Спешили, друг на друга покрикивали. по по левому борту размаха для вёсел не было: близость «Элефанта» мешала.

Наконец упёрлись дружно сразу тремя вёслами в борт фрегата и оттолкнулись. Разворачиваться стали, чтобы уходить куда-нибудь на остров как можно скорее. Чтобы шаутбепахта Эрепшельда от плена спасти.

Рябов снова тут крикнул:

— Братцы!

И сейчас же почувствовал сильный удар по пальцам левой руки, которой он цеплялся на борт. Это рулевой, повернувшись всем телом, рукояткой пистолета пытался отогнать Рябова. И ещё один швед, вытащивший уже из портика длинное косое весло, пробирался к корме, глядя в упор на Рябова чёрными, будто обугленными глазами.

— Бра…

Но крикнуть на этот раз он больше ничего не успел. Гром раздался над самым ухом, полыхнуло прямо в глаза, и сомкнулись тотчас же пенные бесшумные волны над простреленной головой русского солдата Ивана Рябова.

В суматохе боя никто, конечно же, этого не заметил…

Эреншельду уйти, однако, не удалось. Крики Рябова услышаны были не на фрегате, а на галере капитана Бакеева. Да и куда мог уйти, ежели разобраться, в этом аде кромешном поверженный адмирал? Русские резервные галеры все ходы и выходы закрывали.

Эреншельд был снова поднят на «Элефапт», где стрельба в это время почти уже совсем прекратилась. Пётр, отвлёкшийся на минуту от тушения пожара, затихающего на палубе, приказал передать адмирала на попечение лекарей. Храброго противника государь приучен был уважать…

Отбуксированы были шведские галеры и шхерботы к правому берегу Прекратился на «Элефанте» пожар. И опить над бухтой Рилакс повисла сонная бесстрастная тишина.

Дело было по чести исполнено, теперь надо было счёт потерям произвести.

У неприятеля перебито оказалось около трети экипажа. Всего взято: один фрегат, шесть галер, три шхербота и пленных пятьсот восемьдесят человек.

У русских общим числом было четыреста шестьдесят девять убитых и раненых.

Путь на Або был свободен.

Таков был внешний итог первой битвы на море русского и шведского флота.

Время сохранило для нас интересный документ — краткий отчёт об этом событии. Ту далёкую эпоху он отражает даже в своей стилистике. Это — «Реляция о случившейся морской баталии между российскою авангардиею и швецкою эскадрою», составленная в резиденции государя. В иен говорилось: