Несмотря на молодость, Ефимов уже командовал полком штурмовых самолетов. Оба были обрадованы встречей.

— Привет, привет небесному начальству, — заулыбался Воронкин, тряся его руку.

— Божененку ответный. Что поделываешь?

— Приписан к отряду майора Куникова в качестве главного артиллериста.

— Черт возьми, Коля, да мне этот Куников нужен позарез. Пошли к нему.

Через час Ефимов стоял перед Куниковым.

— Ну, дорогой, — сказал майор, — давай уточним, как это будет.

И они деловито склонились над картой.

После ужина Воронкин направился было к берегу моря, но его окликнул Слепов:

— Я обратил внимание, Коля, какими жадными глазами ты смотрел на гитару, которая висит на стене. Она к твоим услугам.

— Так давай ее сюда! — воскликнул обрадованно Воронкин.

Он неплохо играл на гитаре и пел, особенно хорошо у него получались цыганские романсы. Слепов это знал.

— Гитара сейчас у Маруси Виноградовой, у нашего военфельдшера. Пойдем к ней, кстати, и познакомишься. Она тоже любительница песен. Там и Аня Бондаренко. Ты, кажется, знаешь ее.

— Еще бы, — усмехнулся Воронкин, вспомнив разговор с Ефимовым. — Что ж, пойдем.

— Развеемся малость от тренировок и забудем на какое-то время про то, что нас ожидает, — с несколько виноватой улыбкой, словно оправдываясь, произнес Слепов. — Песня, она, знаешь…

Что ж, его понять можно. Они ведь были не только боевые морские офицеры, но и просто веселые от природы, здоровые ребята.

Гитлеровская разведка пронюхала о десанте советских войск в Южную Озерейку, и немецкое командование соответственно приготовилось к его встрече. О вспомогательном десанте на окраину Новороссийска гитлеровцы или не знали, или не придали значения. Во всяком случае, в Станичке, на окраине города, они не усилили оборону. Здесь находилось всего несколько батарей и мелкие подразделения, несущие береговую охрану. Вероятнее всего, гитлеровское командование не предполагало, что советские моряки рискнут высадиться у них под самым носом.

Для них явилась полной неожиданностью высадка отряда Куникова в Станичку, у причала рыбзавода. Однако, несмотря на внезапность, куниковцам все же пришлось с ходу вступать в бой. Они смяли находившуюся у берега вражескую батарею. Пять боевых групп отряда, развернувшись веером, начали сокрушать вражеские огневые точки, захватывать орудия, вышибать гитлеровцев из домов.

Штаб Куникова разместился под насыпью железнодорожного полотна, в отбитом у немецких артиллеристов блиндаже, невдалеке от рыбзавода.

Когда десантники захватили береговую полосу и заняли несколько кварталов, Куников сказал Воронкину:

— Передайте адмиралу Холостякову и начальнику артиллерии базы Малахову радиограмму следующего содержания: «Полк высадился, расширяем плацдарм, следите за нами. Куников, Воронкин». Передайте открытым текстом несколько раз. Чтобы противник засек.

— Полк? Почему полк?

— А почему противник должен знать, что высадилось двести шестьдесят человек?

— Ara, понятно, — сообразил лейтенант.

— А вторую передай начальнику штаба Свердлову. «Закрепился на берегу. Высылайте второй эшелон».

Через несколько минут радиограммы полетели в эфир. Их с нетерпением ждали на многих командных пунктах. У противника они внесли замешательство. Шутка сказать, целый полк моряков высадился там, где его не ожидали, фактически в тылу. Среди тыловых учреждений немцев, расквартированных в Новороссийске, началась паника.

С этими радиограммами родилась и начала свою историю Малая земля.

С Воронкиным высадилась его команда: старший радист Кудий — высокий, чернявый и молчаливый парень, младший радист Иовенко, автоматчики Анисимов, Терещенко, Зорин и Климаков.

Перед рассветом Воронкин и Кудий отправились подыскивать дом для корректировочного поста.

Рассвет застал лейтенанта на чердаке двухэтажного здания, где когда-то находилась контора рыбзавода. Отсюда была видна вся Станичка. Лучшего места для наблюдения, пожалуй, не найдешь. Автоматчики разместились в подвале.

На чердаке было немного сена. Воронкин растянулся на нем и сразу почувствовал, что смертельно хочет спать. Но спать сейчас нельзя. Лучше не ложиться. Встав на колени, лейтенант начал разглядывать в окошечко местность.

Было тихо. Лишь кое-где раздавались одиночные выстрелы. Но Воронкин знал зловещее значение такой тишины. Ночью гитлеровцы были ошеломлены десантом моряков. Утром они опомнятся, осмотрятся — и тогда держись, навалятся со всей силой.

Он посмотрел на Кудия. Тот сидел на корточках около рации с закрытыми глазами.

— Ты спишь, Кудий?

Радист открыл глаза, но ничего не ответил.

И вдруг утреннюю тишину разорвал залп нескольких орудий. Немецкие батареи открыли беглый огонь. Сонное оцепенение как рукой сняло. Нужно засекать местонахождение вражеских огневых точек.

Немецкая артиллерия вела обстрел с полчаса. За поселком Воронкин увидел, как накапливались для атаки большие группы гитлеровцев. Торопливо сделав расчеты, он протянул листок радисту:

— Передавай.

Через несколько минут на правом берегу Цемесской бухты взревели тяжелые орудия морской артиллерии. Данные Воронкина оказались точными. Снаряды рвались там, где им положено было рваться, Атака гитлеровцев не состоялась.

— Снаряды падают в цель! Так стрелять! — прокричал по рации Воронкин.

Час спустя Воронкин услышал голос командира дивизиона:

— Хватит, Воронкин?

— Пока хватит,

Все же на ряде участков гитлеровцы перешли в атаку. Начались рукопашные схватки. Воронкину были слышны выстрелы, взрывы гранат, крики «полундра». Артиллерия противника опять открыла огонь — на этот раз по рыбзаводу и по высоким домам. «Меня ищут», — догадался Воронкин.

Он вытер рукавом холодный пот, вдруг проступивший на лбу, и прильнул к биноклю. Со стороны кладбища надвигались три цепи гитлеровцев. Они шли во весь рост, строча из автоматов. Это было что-то вроде психической атаки. Не хватало только духового оркестра и впереди офицеров со стеками. «Не меньше батальона», — прикинул Воронкин и крикнул радисту:

— Вызывай штурмовиков!

Командир полка штурмовых ИЛов Ефимов отозвался быстро.

— Мирон, давай твоих соколов, — попросил лейтенант. — Около кладбища пусть прочешут.

«Успеют ли?» — с тревогой подумал Воронкин, не отрывая глаз от бинокля. Еще каких-нибудь двести метров — и лавина гитлеровцев навалится на десантников.

Штурмовики успели. Они появились над Станичкой как-то неожиданно. Летели низко, почти задевая крыши домов. Их было пять. Нависнув над гитлеровскими цепями, они сразу дали залп из «катюш». Земля загорелась под ногами фашистов. Они бросились врассыпную. Но штурмовики ходили кругом, один за другим, поливая свинцом, зловеще выли. «Ну и ну», — покачал головой Воронкин, наблюдая, как утюжили штурмовики. Неспроста этим самолетам, вооруженным пулеметами, скорострельными пушками и «катюшами», гитлеровцы дали название «шварц тот» — черная смерть.

Когда штурмовики улетели, Воронкин увидел, как десятка два гитлеровцев торопливо бежали назад. Это все, что осталось от батальона.

Час спустя опять пришлось вызывать артиллерийский огонь. На этот раз Воронкин направил его на Азовскую улицу и на дорогу из города, на которой заметил грузовики с солдатами.

Во второй половине дня наконец наступило затишье.

— Перерыв на обед, — усмехнулся Воронкин и повернулся к радисту. — Давай, друг Кудий, и мы заправимся, чем нас снабдил наш бог-интендант.

Кудий спустился в подвал и принес банку тушенки и хлеб.

Но обеденный перерыв длился недолго. Налетели «юнкерсы» и стали бомбить окраину Станички. Потом немцы снова начали артиллерийский обстрел.

— Вас кто-то вызывает, — сказал радист.

Воронкин надел наушники.

— Воронкин слушает.

Из эфира донесся хриплый голос:

— Воронкин. Замолчи, Воронкин. Не будешь молчать, уничтожим. Запомни это. Для уничтожения твоего корректировочного поста мы выделили целый дивизион. Понял, Воронкин?