- Ужас!   

 Юля вдруг сильно сжала руку  собеседника. Она, не отрываясь, смотрела на его лицо и мелко дрожала.

 - Как ты можешь такое говорить? – прошептала Юля и отвернулась.

 - Потому что я пережил это. - Ответил горько Григорий. - Я  привык к этому и начал смотреть на себя наравне со всеми другими, и русскими и немцами, лежащими мёртвыми в своей военной форме.   Простой кусок холодной земли… Бывало, разговариваешь с товарищем, а он вдруг скорчится, опустится вниз кулем, мертвее мёртвого. Ты точно знаешь, что этот человек жил, ты с ним разговаривал всего минуту назад. А теперь впервые осознаёшь с полной уверенностью, что лежащим тут мог быть ты сам. Вот тогда тебя охватывает настоящий ужас, и после этого начинается сплошной кошмар. 

 - Перестань…

 - Возникает страх при мысли о том, что в любой момент ты можешь стать одним из тех неодушевлённых предметов, которые никогда не были живыми существами.

 Шелехов вдруг остановился и посмотрел на случайную подругу. Слезы бежали по бледным щёчкам Юлии. Он наклонился и вытер их шершавой ладонью.

 - С моей стороны  глупо  рассказывать тебе об этом.

 - Не говори больше, - попросила она, прижавшись к нему. - Давай помолчим…

 Неожиданно для самого себя Григорий начал рассказать ей всю свою жизнь, нажимая на смешные случаи приключившееся с ним. В конце концов, девушка начала улыбаться.

 - Вот так хорошо, Юля! - Сказал он довольный эффектом от рассказа. - Такой ты мне больше нравишься.

 Она погрузила пальцы в его волосы и нежно прижала голову к своей груди. Через тонкую блузку Григорий почувствовал её груди, маленькие, твёрдые и напряжённые. Он с силой прижал её к ней.

 - Нет, - в панике она попыталась оттолкнуть его. - Пожалуйста, ты не должен этого делать... нет, нет, нет!

 Она умоляла, вся дрожа, но мужчина мягко настаивал. Вскоре она перестала бороться и посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Потом её руки обвили его шею, и она стала робко целовать Григория, сначала лоб, шею, а затем губы.

 - Дорогой мой, - шептала она, закрыв глаза. - Бедненький…Ты правда меня любишь?

 - Ох, Юля, родная!

 Солнце уже скрылось за горизонтом, и стало прохладно. Девушка теснее прижалась к Шелехову, который лежал спиной на расстеленной шинели и смотрел вверх. Через сплетение веток деревьев едва виднелось бездонное небо, озаренное красным цветом заката.

 - Ангелы на небесах сегодня пекут хлеб! - Нежно прошептала она. - Для нас двоих…

 Накануне выписки Григорий вышел в последнюю увольнительную в город. Он потерянно брёл по дороге, почти не замечая прохожих. Кто-то окликнул его с другой стороны улицы:

 - Ты что, не знаешь, как отдавать честь, рядовой?

 - Никак нет! – ответил Григорий и посмотрел на спросившего.

 На тротуаре стоял  маленький майор с начищенной до блеска медалью, по виду явный тыловик.

 - Виноват товарищ майор! - произнес Григорий, возможно, таким тоном, как будто это не имело значения. - Я вас не увидел.

 - Как ты смеешь так разговаривать с офицером?

 Майор бойким петушком подскочил к солдату и закричал фальцетом:  

 - Как ты стоишь?

 - Нормально стою.

 - Сомкнуть ноги вместе!

 - У меня нога сломана на фронте…

 - Смирно!

 Григорию почти смеялся от вида этого придирчивого коротышки, но тот был чрезвычайно серьёзен. Нарушитель воинской дисциплины  покраснел от гнева, но замер по стойке смирно. Лощёный маленький выскочка сверлил его пронзительным взглядом, потом сказал: 

 - Теперь иди на то место, где был, и отдай мне честь так, как тебя учили.

 - Я нахожусь на излечении в госпитале…

 - Давай, давай! - понукал он рядового. - Чего ждешь?

 - Нога болит.

 - Тебе уже давно пора быть на позициях.

 Григорий посмотрел на его сверкающую медаль и подумал, как долго занял бы процесс её полирования в узком окопе. Вот бы кого засунуть   на фронт!

 - Что ты на меня так уставился? Делай, что тебе говорят.

 - Есть!

 Шелехов с трудом подавил желание его задушить, всё же сказались года проведённые в лагере. Вместо этого отступил на пару шагов и промаршировал, как на параде, мимо, отдавая честь, как положено по уставу. Напряжённой спиной он поймал сочувствующие взгляды прохожих на улице.

 - Досталось тебе браток.

 …На следующий день Григория выписали. Они с сержантом Захаровым стояли на пустой дороге и ждали грузовик, который должен был подбросить их до нового места несения службы. На душе  было так горько, что хотелось кричать. 

 - Как хорошо, что наши командиры увидели тебя в том бою. – Отчего-то веселился Захаров. - Дальше будем служить вместе, тебя прикомандировали к нашей части.

 - Не всё ли равно где служить? – буркнул расстроенный сослуживец. - Всё равно помирать…

 - Нет, брат не скажи.– Не согласился Анатолий. - Нашу шестую бригаду десантного корпуса  нынче разворачивают в стрелковую дивизию.

 - Ну и что?

 - А то! – удивляясь недогадливости собеседника, воскликнул сержант. - Всех ветеранов, которые остались после боёв в Киеве повысят в звании.

 - Ну?

 - Тебе дадут младшего сержанта, мне соответственно старшего.

 - Вот радость! – С иронией сказал Григорий и отвернулся.

 Захаров наконец-то замолчал, он понял, что Шелехову не до него. Он действительно думал только о Юлии. Когда они прощались, она попыталась улыбнуться, но её глаза были полны слёз:

 - Мы встретимся?

 - Если выживу, - с тоской сказал он. – Я тебя найду.

 - Я буду ждать. 

 - До свидания! - пробормотал Григорий и побрёл прочь нетвёрдой походкой, какой ходят пожилые люди или пьяные.

 - Прощай! – услышал он голос девушки, но не оглянулся.

 В руке он машинально сжимал тоненькую цепочку с медальоном, который она дала ему в момент расставания. Когда перед посадкой в грузовик он обернулся в последний раз, то заметил белоснежную шапочку медсестры на рыжих волосах, которые ярко горели на полуденном солнце.

 - Обязательно найду!

 С каждым метром, отделявшим Григория от неё, он чувствовал себя так, словно бегом приближался к смерти.

 В самом конце жаркого августа Пётр Шелехов вернулся с ночной смены, и только зайдя в прохладу родного дома, громко сказал матери:

 - Я записался добровольцем в Красную Армию.

 - У тебя же бронь…

 - Сегодня парторг шахты сообщил нам, что формируется дивизия из горняков Донбасса. – Девятнадцатилетний Петька устало сел на стул у окна.- Немцы заняли пол Украины, возможно, нужно будет оборонять наш город.

 - Да как же это случилось?

 Мать горестно всплеснула руками, не понимая, почему непобедимая Красная Армия допустила врагов так далеко. Впрочем, вопросы войны казались ей пока далёкими, повседневные хлопоты занимали мысли Антонины. Бросившись накрывать на стол, она по привычке спросила:

 - Есть будешь?

 - Конечно, мама.

 - Саша, помоги мне! – крикнула она дочери. - Петеньку будем кормить.

 На её зов из чистой половины дома вышла лохматая Санька, строптивая сестра. За лето она сильно вытянулась, превратившись из хорошенькой девочки, в угловатого подростка.