— Не оскорбляйте мальчика, — встрепенулась соседка Алкуина по дивану. Я вспомнила ее имя — мадам Дюфрейн. — Двести пятьдесят.

Виталь Бувар, казалось, был на грани апоплексического удара.

— Триста, — придушенным голосом выдавил он, и получил улыбку от Алкуина.

— Триста пятьдесят, — вмешалась Солен Бельфур.

— О! — Мьеретт из Дома Орхидеи опустошила кубок и осторожно поставила его на столик. Тряхнув золотыми волосами, она весело посмотрела на хозяйку торжества. — Сесиль, а я на вас сержусь. Почему вы не предоставили подобный шанс никому из наших? Поставлю четыреста, в надежде, что мальчик сумеет меня как следует отблагодарить.

— Четыреста пятьдесят! — раздраженно выкрикнул Виталь.

Кто-то еще повысил ставку; не запомнила, кто, потому что с этого момента цену начали задирать наперебой. Для некоторых покупателей, например, для того же Хильдерика д’Эссо, происходящее было лишь игрой, и, думаю, наибольшее удовольствие лично ему доставляло отчаяние выбывших конкурентов с тощей мошной, которые множились с каждой новой ставкой. Насчет других я не была настолько уверена. Мьеретт но Оркид продержалась дольше, чем я ожидала, и я так никогда и не узнала, что ее подстегивало: вожделение или вовлеченность в интригу Сесиль. Но по большей части претенденты желали именно Алкуина: чистого, прекрасного, бесподобного — с белыми волосами, занавесью ниспадающими на плечи, и темными загадочными глазами.

На протяжении всего аукциона Делоне не шевельнулся и ничем не выдал своих чувств. Только когда сумма ставки перевалила за тысячу дукатов, он быстро глянул на Сесиль, и та поманила своего секретаря, который выступил вперед с договором и пером наготове.

В конце концов соперников осталось трое: Виталь Бувар, мадам Дюфрейн и еще один мужчина, шевалье Жидео Ландр, который владел землями в Ланьясе и был членом Парламента. Предвкушая непредсказуемый результат, остальные жадно наблюдали.

— Шесть тысяч дукатов! — Виталь Бувар бросил предложение, словно перчатку. Он весь побагровел. Мадам Дюфрейн коснулась указательными пальцами губ, что-то прикинула в уме и покачала головой. Шевалье с безразличным видом скрестил руки на груди.

Итак, сделка свершилась, и цена девственности Алкуина составила шесть тысяч дукатов. Я, выросшая при Дворе Ночи, никогда даже не слышала о столь гигантском выкупе, но, как ни странно, в ту минуту я подумала вовсе не об этом, а о матери Гиацинта, которая носила все свое богатство на себе — она, вероятно, не смогла бы ходить, нацепив золотых побрякушек на ту сумму, какую Алкуин заработал всего за одну ночь.

Когда стороны ударили по рукам, казначей Сесиль ловко внес условия в договор, хотя вряд ли Бувар прочел хоть слово, когда подписывал. Ночь еще только начиналась, но торговец не собирался задерживаться на приеме.

— Идем, — хрипло позвал он Алкуина. — Моя карета ждет. — Он посмотрел на Делоне и добавил: — Мой кучер привезет его вам утром. Принимается?

Делоне, который с начала аукциона был скуп на слова, слегка кивнул. Алкуин бросил на него один-единственный тоскливый взгляд, но Делоне выдержал его, не дрогнув. Бувар предложил Алкуину руку, и тот ее принял.

Когда они уходили, Сесиль хлопнула в ладоши, и музыканты грянули веселый мотив; хотя, по правде говоря, тут моя память могла затуманиться от выпитого вина. Начались танцы, и я выплясывала и с Гонзаго д’Эскобаром, и с шевалье Ландром, стоически переживающим проигрыш, и разок даже с лордом Хильдериком д’Эссо, который улыбался и пожирал меня глазами, как ястреб воробушка. А потом лорд Шавез попросил сыграть отрывистый ритм на цимбалах и пальчиковых барабанах, и я составила пару с его любовником из Дома Шиповника, гибким юношей-акробатом; тут я мысленно возблагодарила Делоне за навязанные уроки гимнастики.

Позже той ночью Делоне церемонно представил меня Телезис де Морне. Она легонько коснулась моей щеки тонкими смуглыми пальцами и во всеуслышание продекламировала те самые памятные строки авторства Лесно о Стреле Кушиэля, объявлявшие мой изъян редчайшим достоинством. За ее словами последовала пауза, а затем гости зашептались.

Так все узнали, что означала алая крапинка в моем глазу, и я до того возбудилась, что пошла бы с любым, если бы Делоне не сжимал крепко-накрепко мой локоть, словно якорь удерживая меня от несоблюдения долга.

Глава 13

Большую часть следующей недели Алкуин помалкивал.

Не знаю, говорил ли он о своей инициации с Делоне. Я понимала, что о некоторых вещах не спрашивают и что следует уважать неприкосновенность личного пространства, но после нескольких дней молчания не выдержала и спросила у Алкуина, на что это было похоже.

Мы сидели напротив друг друга над учебниками за большим столом в библиотеке Делоне и читали при свете лампы. Алкуин, углубившийся в научный трактат о Хозяине Проливов, прижал пальцем место, где остановился, и поднял на меня глаза.

— Нормально, — тихо произнес он и коротко добавил: — Милорд Бувар остался доволен. Желает снова встретиться со мной по возвращении из Серениссимы.

Пораженная скрытностью товарища, я решила спросить все равно что, лишь бы заставить его говорить дальше.

— А он дал тебе сколько-нибудь на туар?

— Нет, конечно. — В глазах Алкуина мелькнул проблеск мрачного взрослого цинизма. — Не после того, как ему пришлось расстаться с шестью тысячами дукатов в обмен на привилегию первым мною обладать. Но он обещал привезти мне нитку бус. Как я понял, в Серениссиме отменное стекольное производство. — Закрывая книгу, Алкуин добавил: — Не думаю, что милорд Бувар заинтересован в скорейшем завершении моего туара.

Я видела болезненную одержимость в лице Виталя Бувара и поняла, о чем речь.

— Но почему именно он? Делоне и Сесиль отбирали гостей и наверняка превидели, чья ставка будет самой крупной. Что Делоне от него нужно, какой секрет?

— Яд, — прошептал Алкуин так тихо, что сначала я не была уверена, верно ли расслышала. Товарищ откинул волосы назад и слегка нахмурился. — Там, в Серениссиме, они виртуозы не только в стекольном деле, но и по части ядовитых зелий. Брат короля, принц Бенедикт, женат на Марии Стрегацца, чья семья правит городом. А Стрегацца предоставили Бувару торговые льготы, когда не прошло и четырех месяцев после смерти Изабель де ла Курсель. Смерти от отравления.

— Это не было доказано.

— Не было, — кивнул Алкуин. — И даже окажись у кого-то на руках такие доказательства, никто бы не заподозрил Стрегацца. Но после гибели Роланда в Битве Трех Принцев Изабель де ла Курсель начала наделять властью членов собственной семьи, и стали даже поговаривать о помолвке дофины Исандры с одним из анверских кузенов. Все это безобразие закончилось со своевременной смертью Изабель. — Алкуин пожал плечами. — Возможно, принц Бенедикт и не потворствовал сему злодейству — во всяком случае, таково мнение Делоне. Но Стрегацца вполне могли пойти на это, учитывая, что в результате их зять Бенедикт оказался вторым в порядке престолонаследия Земли Ангелов.

— И Бувар тебе что-то рассказал?

— Он обмолвился, что в Серениссиме все имеет свою цену, даже жизнь и смерть. Пока что больше ничего. — Алкуин снова ненадолго замолчал. — Когда я прислуживаю на приеме, стараясь уловить все, что проходит мимо Делоне, мне удается почти целиком отвлечься от того, чем заняты руки, и полностью сосредоточиться на слушании и запоминании. Но от Бувара было не так легко отвлечься, как от разливания вина, — шепотом закончил он.

— Этот купчина ведь не обошелся с тобой жестоко? — Я не могла себе такого представить; в договоре Алкуина ничего подобного прописано не было, и Делоне подал бы на Бувара в суд, если бы тот покалечил юношу.

 — Нет. Смею сказать, он был достаточно нежен. — В словах мне послышались неприязненные нотки. — Федра, ради любви Элуа Наамах возлегала с незнакомцами. Ради

него

я сделаю и это, и гораздо большее.