Слабеющий луч, переместившись вниз, наткнулся на целый ворох бумажных салфеток в темно–красных пятнах.

Позади послышался шум. Она обернулась и увидела Оруэлла, выбирающегося из «фолькса».

– Оставайся на месте, Эдди. Не подходи ни на шаг!

– Почему? – спросил Оруэлл. – Что случилось?

Нагнувшись, Паркер направила луч внутрь фургона, заметила страницы развлекательных журналов, затем окостеневшие, скрюченные пальцы окровавленной руки, которые, казалось, зашевелились, пытаясь спрятаться от неровного света фонарика. Увидела разбитую кровать, клочья поролона, торчащие из разорванного матраца, и рядом гладкое белое лицо. Остекленевшие глаза, широко раскрытый рот, который, казалось, еще кричал. Красно–черная рубашка, в которой дыр, казалось, больше, чем в доске для криббиджа.

Паркер была настолько потрясена, что начала машинально считать раны.

Мимо стремительно пронеслась какая–то машина, в ней звучала громкая музыка. Это внезапное вторжение нормальной жизни заставило Клер задуматься. Она выключила фонарик, выхватила из сумочки «смит–и–вессон», выскочила из фургона, стараясь ничего не трогать, и крикнула:

– Хорошо, Эдди, поехали.

– Что? – спросил Оруэлл пьяным голосом. Он постепенно трезвел, но все еще был далек от нормального состояния. Паркер схватила его за руку и потащила прочь от места преступления к ярким огням ресторана.

Паркер работала в отделе расследования преступлений Ванкувера. Расследование убийств входило в ее обязанности. Таща ничего не понимающего Оруэлла через лужайку, она думала о том, что нужно первым делом позвонить коллеге Джеку Уиллоусу.

Но тут же вспомнила, что Уиллоус уехал на рыбалку и приедет в город не раньше чем через два дня…

Мэнни переключал воду до тех пор, пока она не стала обжигающе горячей. Он встал под эту жаркую струю и захлопнул стеклянную дверь ванной. Вода барабанила по его черепу, лилась по лицу, заливала глаза. Плечи и спина покраснели. Во рту почему–то возник вкус соли, напомнивший о недавней поездке к океану.

Между пляжем и стоянкой, куда он загнал фургон, находилась узкая зеленая зона. Добравшись до нее, Мэнни разделся и, оставшись в плавках, скатал в грязный узел свою дешевую одежду и забросил его на ветки какого–то дерева. Затем по песчаному пляжу он побрел вниз к заливу и вошел в воду. Отойдя от берега футов на пятьдесят, он остановился и огляделся. Небо, как обычно, было Полно звезд. «Тинкер Бэлл» зашел в порт с опозданием. По воде до его ушей доносился чей–то шепот и мягкий смех. Мэнни почувствовал даже запах дыма и сосисок, донесшийся с пляжа. А потом он поплыл, рассчитывая выйти на берег на расстоянии не менее двух сотен ярдов от места, где вошел в воду.

Обогнув дамбу Английского залива, он наконец выбрался на сушу. На мужчину в плавках никто не обратил внимания – здесь это была обычная форма одежды.

Его полотенце, брюки из рубчатого плиса, кожаные сандалии и летняя рубашка «лакост» лежали там, где он их оставил. Бумажник и автомобильные ключи были зарыты в прибрежном песке. Он их отрыл и, собрав все свое имущество, прошел в большую бетонную раздевалку и оделся. Плавки были еще мокры; выжав и завернув их в полотенце, он вышел в город.

Его встретило жужжание мягких резиновых колес по асфальту, звуки далекой музыки. Мэнни видел, как мимо пронеслась на роликовых коньках девушка в купальнике с красными и белыми диагональными полосами. На ее тонкой талии висел портативный приемник. Волосы были скручены в две тугие косы, торчащие на голове как антенны. Девушка напоминала подвижной шест, окрашенный в красно–белый цвет. Мэнни немного понаблюдал за ней в темноте. Убийство всегда возбуждало его похоть. Почему так происходило? Он не мог объяснить.

Бетонная лестница вела на улицу. Он ступил на нее. Шлепанье сандалий будто аплодировало каждому его шагу.

…Попав домой, Мэнни прошел в ванную. Он отрегулировал температуру воды, растер бледно–зеленую полоску шампуня по черепу, смыл, еще раз растер, выдавил и снова смыл. Достал специальную щеточку, чтобы вычистить из–под ногтей черные полукружья засохшей крови.

Убедившись, что со следами недавнего путешествия покончено, Мэнни выключил душ. Открыл матовую стеклянную дверь, надел китайский шелковый халат с золотистыми драконами. Вытер лицо и подсушил феном редкие волосы. Когда волосы высохли, он подошел к зеркалу. В его бледно–голубых глазах не было ни тени вины. Улыбка дружелюбная и непринужденная, как всегда. Удовлетворенный своим внешним видом, он пошел на кухню и достал из холодильника «Молсон Лайт».

Он пил пиво прямо из банки, стоя перед открытым холодильником, расставив для устойчивости ноги и закинув назад голову.

Хильда должна была услышать его или хотя бы заметить свет на кухне. Так, в общем–то, и случилось. Она примчалась, как только вошла с заднего двора. Мэнни сделал еще глоток пива, подошел к раковине и с шумом открыл жестяную банку эрзац–тунца. Размешал вилкой содержимое в кошачьей миске и поставил миску на пол. Хильда замурлыкала, едва подойдя к еде. Он пил пиво и наблюдал, как кошка ест. Это было забавно, но запах искусственной ярко–розовой пищи возбудил его собственный аппетит настолько, что у него в конце концов потекли слюнки.

На буфете лежал свежий каравай. В холодильнике Мэнни нашел кусок чеддера, майонез, замороженный салат–латук, пачку несоленого масла, душистые пикули, плавающие в банке с мутной жидкостью. Действуя быстро и умело, он сделал себе двойной сандвич в четыре дюйма толщиной. И уже открыл было рот, чтобы откусить первый лакомый кусок, как зазвонил телефон.

Он ждал и боялся этого звонка. Подойдя к телефону, он собрался поднять трубку, но вовремя остановился. Он считал себя самостоятельным человеком, а раз так – спешить не следует. Он помедлил, откусил большой кусок сандвича, запил его пивом и вынул вторую пивную банку из холодильника. Только когда звонок раздался в девятый раз, он снял трубку и сказал: «Слушаю».

– Что–то ты сегодня припозднился… Считаешь, есть повод для праздника?

Голос был грубым и жестким, с явным южнокалифорнийским акцентом.

Мэнни снова почувствовал, как катят волны, обрушиваясь на пляж, и услышал, как скрежещут береговые камни. Он плотнее прижал трубку к уху и ничего не ответил. Когда Феликс Ньютон говорил, все обычно только слушали. Исключений не делалось даже для буйных и тронутых, вроде Мэнни. Либо ты слушал и выполнял, либо исчезал из поля зрения босса без каких–либо объяснений.

– Ты слушаешь меня? – спросил Феликс.

– Это был уик–энд, вот и все.

– У тебя кто–то есть?

– Только Хильда.

– И что же случилось? Ты купил ей мышь и вы втроем пляшете?

– Да, – сказал Мэнни, – примерно так.

– Или, может быть, вы вдвоем с треском открываете блок из шести банок и смотрите телевизор?

– Нет, с тех пор как Барни Миллер ушел в отставку.

– Ты хочешь сказать, что пропустил сегодняшние вечерние новости?

– И что это за новости?

– Кто–то прирезал мальчишку и бросил тело в парке.

– В каком?

– В парке Стенли.

– Прекрасный парк, – сказал Мэнни. – Если мне суждено нечто похожее, я бы хотел, чтобы меня бросили именно там.

Затем последовала долгая пауза. Наконец Феликс сказал:

– Я постараюсь запомнить это, Мэнни.

– Да, да. Не забудь, Феликс.

Феликс Ньютон засмеялся, издав звук, похожий на рокот лавины угля, скатывающейся по длинному крутому скату вниз.

– Ты забавный малый, Мэнни. Но не думаешь ли ты, что мы должны видеть несколько больше и смотреть дальше других?

– Верные слова.

– Может, на этой неделе ты сможешь уделить, мне несколько часов своего времени?

– Да, конечно.

– В общем, как–нибудь втисни меня в список твоих дел.

– Вы в городе?

– Мы сможем встретиться хотя бы во время позднего завтрака, хорошо?

– Прекрасно.

– Я пришлю к тебе Юниора в его новой машине, не возражаешь?

– Если это не слишком хлопотно.