Среди учителей, получавших зарплату из рук Фараона, была старая учительница русского языка Александра Серафимовна, Она вела литературный кружок, не очень-то вписывающийся в программу подмосковной семилетки. На этом кружке она и рассказала про Китовраса. То был таинственный мудрый зверь, без которого царь Соломон не мог построить Иерусалимского храма, ибо никто, кроме Китовраса, не знал, как резать камень без железа. А Китоврас научил накрыть гнездо птицы Шамир стеклом, и птица принесла то, что режет стекло и камень без железа: алмаз. А когда царь Соломон предложил Китоврасу показать свою силу, тот махнул рукой или крылом, и Соломона занесло на край земли. Пока Соломона не было, царил Китоврас в образе Соломона, и когда Соломон вернулся, он царил только при дневном свете, в ночной же темноте царил Китоврас, старший сын царя Давида, хоть и зверь. «Отродье кошки и кобылы», — проворчала Александра Серафимовна, когда Макар Давыдович, исполнявший обязанности директора, выразил сомнение в том, не зря ли она забивает ученикам головы древними сказаниями. Не отсюда ли пошло ещё одно название нашей легендарной семилетки «Котик»?

Китоврас преподавал, как сказано, труд, и от его уроков повелись мочаловские умельцы, плотники, водопроводчики и, естественно, стекольщики, Мочаловский завод искусственных алмазов тоже связывают с деятельностью Китовраса, и алмазы там были не просто искусственные.

Китова школа, она же Котик, была давно уже закрыта. Здание признали аварийным. Одно время собирались перевести туда дом ребёнка, но он так и остался на Векшином спуске. Вдруг здание наспех отремонтировали, и в нём открылась школа Таим. Недоброжелатели придают некий зловещий смысл самому названию «Таим», хотя это всего лишь аббревиатура: школа танцевальных импровизаций — школа Таим. При этом школа никогда не была собственно танцевальной, хотя некоторые её ученицы и поступили в хореографические учебные заведения. Но каждая будущая балерина была исключением, с ней занимались по особой программе, и в своё время, иногда очень скоро, такая ученица уходила из школы Таим, с ней не порывая. Вообще же школа Таим была общеобразовательной, только принимали туда не всех. Приёмом в школу ведала сама директриса Анна Игнатьевна. Ассистировал ей при этом Герман Георгиевич, непременный участник танцевальных импровизаций и по совместительству преподаватель химии (сочетание редкое, но характерное дли школы Таим). Герман Георгиевич играл на скрипке, и желающий (или желающая) поступить в школу невольно начинал (начинала) танцевать В этом и заключалось вступительное испытание. Одних принимали, а других отсеивали на основании танца. Родители поступающих не допускались на испытание, вслушивались в музыку за закрытыми дверями и гадали, что именно там играют. Одним слышался Паганини, другим Сен-Санс, третьим Римский-Корсаков. «Дьявольские трели», — огрызнулся отец одной непоступившей девочки. Но, по всей вероятности, скрипка играла что-то своё. Танцевальной импровизации предшествовала музыкальная, но поступившие говорили, что сначала они танцевали под скрипку, а потом скрипка лишь вторила их танцу. Поступали как раз те, кому скрипка находила возможность вторить.

Иногда директриса называла скрипача не «Герман Георгиевич», а «граф». Известно было, что его фамилия Солтыков (не Салтыков, а именно Солтыков). В Мочаловке он обосновался с открытием школы Таим. Правда, старожилы уверяли, что видели его в Мочаловке гораздо раньше, «всегда». Никто не знал, где он работал до школы Таим, Ходили слухи, что в оборонке он делал химическое оружие и был засекречен (вот почему о нём ничего не известно), но предполагали, что он долго жил за границей, а как с этим совместить засекреченность, тогда он был бы невыездным. Уместнее было предположить, что граф Солтыков недавно вернулся из-за границы. Не потому ли он говорит чуть ли не на всех языках? Самое странное, что никто не знал, сколько Герману Георгиевичу лет. Он был совсем седой, но лицо у него молодое, в особенности яркий блеск тёмных глаз…

Вопрос о закрытии школы Таим вставал, в частности, также из-за Германа Георгиевича, вернее, из-за его химической лаборатории, где, похоже, ставились эксперименты не только учебные. Поздно вечером, а иногда и за полночь там вспыхивали то красные, то синие огоньки. Похоже, засекреченный химик продолжал свои исследования. Неужели он действительно плавил в школьной лаборатории металлы и улучшал драгоценные камни? Во всяком случае, школу Таим то и дело обвиняли в нарушении правил противопожарной безопасности, хотя доказать подобные обвинения не удавалось.

Разумеется, с особой яростью против школы выступали родители, чьих детей туда не приняли. Они доказывали, что в школе насаждается мрачный эзотерический культ, уподобляли танцевальные импровизации хлыстовским радениям. Напротив, родители тех, кто учится в школе Таим, решительно опровергали подобные толки. Танцевальные импровизации — лишь средство обучения. Они нисколько не угрожают психическому здоровью школьников, они гармонизируют личность учащегося, выявляя и мобилизуя его скрытые способности, причём не только к танцу и не только к музыке, но и к другим предметам, например к математике и химии. А самым веским аргументом против обвинений в магическом манипулировании детскими телами и душами был очевидный факт. Историю религии в школе Таим преподавал православный иеромонах Аверьян.

Уязвимым пунктом школы Таим было также её финансирование. Обучение в школе было дорогостоящим, но бесплатным, что и привлекало множество желающих поступить в школу. Преподаватели общеобразовательных предметов получали в школе хорошую зарплату. Арендная плата вместе с различными налогами и поборами непрерывно повышалась. Любая другая школа давно была бы задушена. А школа Таим продолжала существовать и процветать. Школу полностью финансировала знаменитая танцовщица Андра Салам, и это только усугубляло худшие подозрения относительно противопожарной безопасности.

Андра Салам танцевала однажды в Мочаловке в помещении летнего театра, где, по преданию, происходили иногда спектакли театра «Красная горка». Андра Салам оказалась последней из тех, кто в этом театре выступал. В ночь после её танцевального моноспектакля летний театр сгорел дотла при невыясненных обстоятельствах.

Не было никаких поводов для обвинения Андры Салам в поджоге. Не оставила же она в театре что-нибудь зажигательное вроде бомбы замедленного действия. Тем не менее пожар сразу же связали с нею, хотя не находили никаких убедительных улик против неё. Андра Салам предложила восстановить сожжённый театр на свои средства, но в таком предложении усмотрели косвенное признание вины. Значит, она и театр сожгла для того, чтобы на его месте создать очаг своего зажигательного чародейства. И школу Таим она основала, чтобы прибрать к рукам то место, где был сожжённый театр, территорию, прилегающую к театру, а может быть, и всю Мочаловку. Задержать Андру Салам не удалось, но под давлением разгневанной общественности уголовное дело о сожжении театра было возбуждено и поручено следователю Анатолию Валерьяновичу Зайцеву.

Вскоре Анатолий Зайцев убедился, что не бывает дыма без огня, в данном случае в буквальном смысле слова. В связи с выступлениями Андры Салам пожары случались неоднократно. Намекали даже, что она связана с международным терроризмом, но никаких доказательств её виновности не было, а её поклонники стояли за неё горой, утверждая, что только средневековое мракобесие могло бы запретить её концерты на основании пустых домыслов. Толя Зайцев жалел, что сам не видел танцев Андры Салам. Ему приходилось довольствоваться описаниями. Андра Салам выступала всегда одна. Зрители никогда не видели ни оркестра, ни аккомпаниатора. Говорили, что это особое сценическое ухищрение, что оркестранты располагаются за сценой или под сценой, но так или иначе казалось, что они невидимы. В конце концов, может быть, Андра Салам танцевала под музыку, записанную заранее. Все балеты Андры Салам были авторские, и музыка могла принадлежать только ей самой.