Женя и Илья заливались смехом.

— И отнесли? — спросил Женя.

— Как же… Подаю, гляжу, косится на чашечку, потом пробует и говорит: «Вот сейчас совсем другое… Значит, мерзавцы, когда хотите, получается?» Я думал вот-вот рассмеюсь — и пропало все дело… Так и выпила она. Факт!..

Да, так Лулу, значит, обыгрывал какого-то помещика, кажется, грека… Но не обошлось там и без одного официанта, да, собственно говоря, какой он там официант… Подавала паршивенький… Работал он в каком-то захудалом кабачке, но славился как азартный игрок в «чет-нечет». Знали мы его все как облупленного, и не видать бы ему нашего клуба как своих ушей. Но за несколько дней до этого ему удалось вытряхнуть из смокинга, в котором он сейчас щеголял, какого-то пропившегося за его столиком музыканта… Этот смокинг и открыл перед ним дверь нашего клуба…

— А что, разве без смокинга в клуб не впускали? — спросил Илья.

— ( Что вы! Боже упаси! Только во фраках или смокингах. Ну, разумеется, исключением были военные. Ведь в клуб к Пинкусу хаживала только знать! — воскликнул ня Георгицэ. — Помню, был еще там и бывший директор обанкротившегося банка «Дунэря де жос», он тогда уже служил главным кассиром в зерновом концерне «Дрейфус и К°». Вот он-то и играл на паях с греком против Лулу. Мы — официанты, музыканты оркестра и прочий персонал клуба издали наблюдали за всем, что происходило вокруг рулетки. — Ня Георгицэ откашлялся, сделал несколько глотков и, вздохнув, продолжал: — А выигрыш Дулу все увеличивался… Ну, как положено в таких случаях, у него появились многочисленные «чубукары» — советчики. Один, помню, предложил подержать его за руку и трижды произнести «карлигаты не будет». Лулу послушался и произнес эти «магические» слова, хотя ни тот, что посоветовал, ни сам Лулу не понимали их значения. Лулу охотно слушал все советы и покорно выполнял их — он был суеверен, как все игроки. У помещика-грека тоже были свои «болельщики». Ему подсказывали, и он тоже, значит, все выполнял. Помню, кто-то посоветовал греку влезть на стол, встать на одну ногу и трижды прокричать «ку-ка-ре-ку»… Потом ему дули и плевали на ладонь… Смех! Но, значит, ничего тут не поделаешь! Каждый раз перед запуском рулетки обе стороны выставляли крупные суммы и каждый раз происходили такого рода церемонии… И вдруг…

— Стоп! Ва-банк! — гнусавя и брызгая слюной, закричал официант в смокинге и лаковых туфлях на босу ногу. Он предложил Лулу перед пуском рулетки «для счастья» проползти на четвереньках вокруг зала и семь раз прокричать: «Я есть кайзер Лулус Акеменитос!» Лулу сначала колебался… как-никак он в военной форме. Но этот проходимец пригрозил, что если Лулу так не сделает, он проиграет! Такое уж у него предчувствие. Сумма была очень крупной… Лулу вспомнил, что с тех пор, как он стал произносить слова, подсказанные этим человеком, которого принимал за джентльмена, ему стало везти. И Лулу, значит, пополз, и хотя аксельбанты волочились по полу, на это никто не обратил внимания. Помню, кто-то из оркестрантов сказал, что ради такой суммы можно проползти на четвереньках не только по залу, но и до самого Плоешть и обратно…

Когда запустили рулетку, наступила гробовая тишина. Десять, двадцать секунд…

— Ура! — первым загнусавил официант-прихлебатель и бросился целовать Лулу. — Ура! — подхватили в зале. Музыканты вышли на середину зала и сыграли «Многие лета…»

— Ага, что я говорил?! — вопил официант. — Вот ежели бы не послушали меня, вы бы наверняка проиграли! — продолжал он, обнимая растерявшегося от счастья Лулу.

Лулу хотел было осведомиться, сколько же он выиграл, но один из прихлебателей крикнул: «Нельзя! Вы с ума сошли! Удачу себе перебьете! Все тогда повернет обратно…»

Под конец грек поставил свою машину. Это был новый комфортабельный «Линкольн-Зефир». Автомобиль оценили в полтораста тысяч. Через несколько минут, когда рулетка остановилась и музыка вновь завизжала «Многие лета», кто-то из покидавших клуб сказал: «Если не везет, так не только «Линкольн-Зефир» не поможет, но даже и сам Авраам Линкольн с того света!…»

В большом зале клуба Лулу поздравляли, жали руки, качали. Оркестр беспрерывно повторял туш и «Многие лета». Проигравшемуся греку стало плохо. Ему давали нюхать нашатырь. Потом послали за врачом, хотели вызвать такси, но… пришел врач и оказалось, что такси вызывать уже не нужно… Под звуки туша грек, значит, закатил глаза и протянул ноги… «Разрыв сердца», — сказал врач, закрывая чемоданчик.

Узнав, что грек умер, кассир зернового треста «Дрейфус и К°», одолживший ему в ту ночь крупную сумму, пустил себе пулю в лоб.

Но никого это не тронуло. Шампанское лилось рекой. Лулу угощал! Потом он поехал к друзьям в гостиницу на «Линкольне», ставшем его собственностью.

Разбогатев, Лулу отказался от службы в армии, уплатив за это казне какую-то сумму. Он купил четырехэтажный дом, на доходы с которого собирался жить. Играть Лулу зарекся, но ненадолго… Болезнь значит, — тянет… Факт! Вначале он играл понемногу, чтобы «размяться». Ну, вот и размялся так, что у него осталось только то, что на нем. Скоро уже будет два года, как он снимает у нас койку. Я бы его давно выгнал, — заключил ня Георгицэ, — да вот хозяйка моя мягкосердечна…

— А что он делает теперь? — спросил Илья. — Работает?

— Будто бы инспектором служит в обществе «Вагон Ли», — сказал Женя.

— Я вообще-то сомневаюсь, чтобы там держали такого плута, — заметил ня Георгицэ. — Слыхал, что он стал путаться с железногвардейцами. И ничего удивительного. Такие, как он, рано или поздно заканчивают на виселице… Факт!

Женя хлопнул себя по колену:

— Ну, теперь понятно, почему он целыми неделями не появляется!

Ня Георгицэ махнул рукой:

— В «Зеленом доме»[19], наверное, околачивается. Там такой шантрапы хватает… Представляете себе, господин Илие, что будет, если, не дай бог, эти головорезы окажутся у власти? Все! Пропала тогда наша бедняжка Румыния. Уже теперь эта публика шумит, что наведет «новый порядок» в стране… Представляю себе, что это за «порядочек» будет тогда…

— Ну что вы, ня Георгицэ! Да кто же допустит, чтобы они пришли к власти? — удивленно произнес Илья.

— Кто?… Ого! Есть кому допустить… — вдруг вмешался Женя. — Да хотя бы национал-царанисты и ихний кривоногий Маниу. Кто, как не он, поддерживает этих головорезов из «Железной гвардии»? И, если хотите знать, так там, мне говорили, бывает и наш наследник престола воевода Михай…

Ня Георгицэ прищурился:

— Это где он бывает?

— В «Зеленом»…

— Ну, уж это вы зря, господин Еуджен, — строго сказал ня Георгицэ. — Можно сказать что угодно и про кого угодно, только я не поверю, чтобы из королевской семьи кто-нибудь поддерживал шалопаев из «Зеленого дома».

Илья тоже подумал, что Женя что-то напутал… «Чтобы воевода де Алба Юлия ездил к бандитам-железногвардейцам?!» — Нет. Этого быть не может! — согласился он с ня Георгицэ.

В дверях показалась мадемуазель Вики.

— Почему вы не включаете радио? Сейчас выступают Строе и Василаке! — весело сказала она.

Вскоре из приемника послышались знакомые радиослушателям слова и мотив: «Алло, алло! Здесь у радио Строе и Василаке… Васи-лаке, аке… аке… ке… ке…»

В воскресенье Женя и Илья отправились в деревню Бэняса к Сергею Рабчеву. Выехали они рано утром, чтобы застать его дома.

— Условия приема и все, что касается требований, связанных с поступлением в авиационную школу, Сережка должен знать, — говорил Женя. — Да и связи у него теперь большие. Он устроит… В свое время я ему помог.

В этот день автобусы 31 и 32, курсировавшие между Бухарестом, деревней Бэняса и аэропортом того же названия, по словам Табакарева, были «архипереполнены». Пятый по счету автобус ушел битком набитый людьми, а друзья все еще стояли на остановке.

Жители города, измученные за неделю жарой, духотой и пылью, с саквояжами, портфелями или просто корзинками, с термосами и фотоаппаратами, в одиночку, парочками, семьями или шумными компаниями, — все отправлялись сегодня за город — в лес, «ла штранд»[20] — на лоно природы.