— Стоит заваренный.
— Принеси. Выпью чайку, и пойду пройдусь немного. Целый день просидел на работе, потом здесь с этим дураком, совсем разламывается поясница.
— Опять ты уходишь, опять я останусь одна…
— Ты, моя милая, уже должна была бы к этому привыкнуть. Муж у тебя человек ответственный. Немного поскучаешь, я скоро вернусь и развеселю тебя! — Он сделал какое-то игривое движение рукой и поцеловал жену в шею. — Да, кстати, ты так и не сходила к моей матери.
— Ах, Каландар, ну что ты за человек! Я ведь не могла уйти, пока сидел гость. Ты же каждую минуту мог что-нибудь попросить.
— Это верно, моя Шекер! — бросил Ханов и, отхлебнув из налитой Шекер пиалы, потянулся и встал. — Тогда ты сейчас сходи к ней. А я немного пройдусь.
«Прогулка» затянулась у Ханова на много часов. Он вернулся среди ночи. Шекер, даже не постелив постели, лежала, свернувшись клубочком и подложив под щеку ладонь.
— Шекер! Моя Шекер! — ласково окликнул жену Ханов.
Шекер не спала, но не отозвалась.
Тойли Мерген вернулся из города, когда уже стемнело. Акнабат по походке мужа поняла, в каком он настроении.
— Что ты такой хмурый? — чуть помешкав, спросила она. — Или напрасно съездил? Гайли не послушался тебя?
— Не послушался.
— А что он сказал?
— Что может сказать человек, проглотивший собственную совесть? Если хочешь, говорит, заставить людей собирать хлопок, начинай со своего сына.
— Но ведь и ты ему что-нибудь сказал? Хорошо ещё, что прямо на базаре не схватил его за шиворот.
— Твоего братца не так-то легко схватить за шиворот. Как бы он меня самого не схватил. Ох, и горластый же он!
— Что же ты ему всё-таки сказал?
— Ладно, ответил я, раз, говоришь, надо начинать с сына, с него и начнём.
— Значит, ты и Аманджана видел? — осторожно спросила жена.
— Да, и твоего Аманджана видел… — Тойли Мерген вздохнул и закурил.
— Почему же он с тобой не приехал? Или он тоже тебя не послушался? Ну говори же! — заторопила Акнабат мужа. — Чуть что, так ты сразу хватаешься за табак.
— Может, и есть у кого-нибудь сыновья, которые слушаются своих отцов, — покачав головой и пуская из ноздрей дым, проговорил Тойли. — Будь добра, принеси что-нибудь попить. Целый день болтался по городу, горло совсем пересохло.
Акнабат принесла чай.
— Послушай, Тойли, — пригорюнившись, скапала она и опустилась на ковёр. — Ведь когда ты уезжал, я тебе говорила: помощи от нашего Гайли не жди. Так что тут удивляться нечему. Но что случилось с Аманджаном? Как это он не послушался отца? Или он берёт пример со своего разгильдяя-дяди?
— С кого он берёт пример, я не знаю. И вообще, не могу его понять…
— Что же это получается, Тойли: отец и сын перестают понимать друг друга? Может быть, мне ему позвонить?
— Незачем! Думаешь, меня не послушался, а тебя послушается? Как бы не так!
— Что же делать?
— Придумаем что-нибудь, — с уверенностью в голосе произнёс Тойли Мерген. Он закурил новую сигарету и встал из-за стола. — Что-то я не напился. Может, ещё один чайник заваришь?
— Это проще простого.
— И с делами нашими трудностей не будет! — Тойли Мерген взялся за телефон. — Это ты, Шасолтан? Салам. Тойли Мерген говорит… Пока неважно… Да нет, мне падать духом никак нельзя. Но вот хлопок, тот, что вчера собрала бригада, всё ещё не вывезен. Что? Увезли? Ну, если увезли — ладно. Но заранее предупреждаю, что не буду больше сидеть и гадать, когда машины придут. Ты покрепче накажи своим механизаторам… Есть у меня к тебе просьба. Мне завтра к пяти утра нужны ненадолго два грузовика. Да, к пяти утра… Очень нужны… Для дела… Пусть, значит, в пять заедут к Нобату. Солнце ещё не поднимется, как они вернутся… Да, кстати, Нобата возле тебя нету? Недавно ушёл? Ну, тогда я сам его найду, не беспокойся. Да, да, этому парню работы хватает… И ещё вот что, если я тебе не очень нужен, я дома посижу. Устал. Вымотался, объездил весь город. Только что приехал. Ну хорошо, всего.
Акнабат не поняла толком, о чём договорился муж с председателем. «Что он затеял? — подумала она, — хорошо, если к добру». Вслух она спросила:
— Тойли, зачем в такую рань тебе понадобились машины, зачем беспокоить Нобата?
— А разве я тебе не говорил?
— А ты мне что-нибудь вообще говоришь?
— Раз не говорил, слушай: надо перевезти вещи Амана.
— Вещи? — Акнабат уставилась на мужа. — Ты хочешь вывезти всё из дома и на дверях повесить замок?
— Был бы дом, а хозяин найдётся.
— Ой, Тойли, я ничего не понимаю.
— Со временем поймёшь.
— Куда же ты собрался? Я ведь чай заварила. Ты же сам просил!
— Приду и попью. Я только схожу предупредить Нобата.
Помощник бригадира Нобат осиротел во время войны. Он привык к труду с детства и, наверно, поэтому никогда не жаловался на усталость. Никто его не видел вялым или недовольным, он был жизнерадостным и весёлым человеком. Теперь, когда ему уже перевалило за тридцать, он женился, и его молодая жена недавно вернулась из родительского дома. Издавна существует обычай — «кайтарма»: молодуху, после месячного пребывания в доме мужа, отправляют к её родителям. Когда-то это было связано с уплатой калыма. А теперь — чтобы уважить старших, и молодые соглашаются на недельку-другую расстаться.
Тойли Мергену неловко было, конечно, вторгаться в дом молодых, нарушать их покой, тем более, что и дело-то у него такое… Как-никак, а в пять утра придётся Нобату покинуть свою молодуху. Ничего не поделаешь. Надо.
Ещё вот придётся пройти мимо дома Гайли Кособокого. Ведь он с Нобатом по соседству живёт. Да, соседи, хотя дружбы не водят.
Гайли недавно вернулся с базара, и теперь, отшвырнув в сторону шапку, ужинал на открытой веранде. Уткнувшись носом в миску с едой, он ухитрялся зыркать по сторонам глазами. Увидев своего зятя, устало направлявшегося куда-то, Гайли вскочил.
— Тойли, куда это ты? — спросил он и вытянул свою жилистую шею. — Если хочешь поужинать, заходи. Хочешь промочить горло — и бутылка «Терба-ша» найдётся.
Тойли Мерген, не оглянувшись, прошёл мимо.
— Вот ведь, бестия, до сих пор злится! — проговорил ему вслед Кособокий.
Хотя на веранде Нобата горела лампа, в доме света не было.
Неужели улеглись спать?
Огромный пятнистый пёс дремал, пристроив голову на пороге. Заслышав шаги, он нехотя зарычал, но, видно, узнав знакомого, тотчас смолк, поднялся и, виляя хвостом, посторонился, уступая дорогу гостю.
— Такие вот собаки поумнее, пожалуй, иных людей, — проворчал Тойли Мерген и, взойдя на веранду, постучал в дверь.
Никто не откликнулся.
Тойли Мерген подождал немного и только собрался было ещё разок постучаться, как в первой комнате загорелся свет.
— Кто там?
— Я! Твой бригадир.
— Вы, Тойли-ага? Сейчас открою.
— Или тебя враги одолевают, что ты с раннего вечера двери запираешь? — пошутил Тойли Мерген.
— Ай, Тойли-ага. Привычка у меня такая! И собаку вроде нет нужды держать, а держу, — уже открыв дверь, проговорил Нобат и вышел на веранду.
Плотный, смуглый, этакий крепыш в трусах, предстал перед Тойли Мергеном.
Он осмотрел парня с ног до головы и, улыбнувшись, спросил:
— Уже улёгся? А ведь ещё и десяти нет.
— Чтобы встать пораньше, надо и лечь пораньше.
— Сам ложишься или укладывают?
Нобат засмеялся:
— И так бывает.
— Шутки шутками, Нобат, а есть у меня к тебе и дело. Кроме тебя, никого попросить не могу.
— Если у вас дело ко мне, считайте, что оно уже сделано, Тойли-ага.
— К пяти часам сюда подойдут две машины. Не посчитай за труд, поезжай в город к Аману. Забери все его вещи, решительно все. Ключи от дома на обратном пути завезёшь в горсовет, отдашь секретарю. Он знает.
— И самого привезти? — Увидев, что бригадир молчит, Нобат продолжил:.— Одна из наших хлопкоуборочных машин простаивает без водителя. Если бы за руль сел Аман, дела наши с хлопком сильно бы подвинулись.