— Как же так, на ходу, можно ставить двойки? Это методически неправильно! Это невнимание к ученику!

— Да, но задание-то он не выполнил! — твердо противостояла ее натиску Полина Антоновна. — А что изменилось бы, если бы он пошел к доске, постоял там пять минут и сел на место? Только бы время занял!

— Что значит «время занял»? — обиделась мамаша. — Вы несправедливы к моему сыну, придираетесь к нему с самой первой встречи.

— Что же, вы на вашем семейном совете об этом говорите? — спросила Полина Антоновна.

— А как же мы можем не говорить? Это же касается нашего мальчика!

— А вы говорите об этом при вашем мальчике?

— Да… Нет, не то что при нем, но… А почему мы не можем говорить при нем?

— Потому что вы этим губите его!

— Первый раз слышу, чтобы родители могли губить детей тем, что обсуждают их школьные дела!

— Не тем, что обсуждают, а тем, как обсуждают, — поправила ее Полина Антоновна, но поняла ли ее воинственно настроенная Лариса Павловна, в этом она совсем не была уверена.

Наконец послышался и голос отца. Правда, прийти в школу «о-очень крупный работник министерства» не выбрал времени, но он позвонил.

— Это директор?

— Директор.

— Послушайте! Что у вас там в школе творится?

— Простите, с кем я имею честь разговаривать?

— Говорит Сухоручко, отец вашего ученика.

— Ну, а если вы отец моего ученика, то вам следовало бы прежде всего знать имя и отчество директора той школы, в которой ваш сын учится. Это — первое. Второе: у меня, разрешите вам сказать, есть большой разговор к вам. Но говорить об этих вещах лучше всего лично. Прошу пожаловать!..

Но «о-очень крупный работник министерства» не пожаловал. За него продолжала воевать его супруга.

История с «экскурсиями» очень рассердила Полину Антоновну. Она готова была согласиться с Ольгой Климовной, матерью Бориса, и «начисто запретить все эти футболы-волейболы».

— Нужно в конце концов принимать меры! — горячо говорила она Александру Михайловичу, преподавателю физкультуры. — Нельзя же в самом деле без конца и без ума гонять мяч. Это мне все дело портит.

— Полина Антоновна! Да я разве спорю? — отвечал Александр Михайлович. — К тому же это, если хотите знать, и не футбол. Какой это футбол? Так, размахай какой-то! Но запретить-то просто нельзя. Ценное в нем все-таки есть, согласитесь. Коллективная игра, с чувством локтя!

Полина Антоновна понимала, что просто запретить футбол, конечно, невозможно, и в то же время не хотела больше мириться с этой стихией.

— Тогда ценное нужно отделить от размахая, — сказала она. — А если нынче играют, завтра играют и ничего не признают, кроме этой вашей ценной игры, что же получается? В русло вводить нужно.

— Вот это правильно, — согласился Александр Михайлович. — Займусь, Полина Антоновна, займусь!

И вот, теперь уже не в шутку, а всерьез, восьмой «В» получил предложение от соседнего восьмого «А» провести товарищескую встречу по футболу.

Восьмой «В» заволновался. Дело не шуточное — на карте честь класса! Нужно было подобрать хорошую команду и прежде всего капитана. Были названы три кандидата — Борис, Игорь Воронов и Сухоручко. На следующем же уроке, на химии, Сухоручко вырвал из тетради лист, разграфил его на три части, над каждой графой написал фамилию кандидата на звание капитана сборной команды и пустил этот лист по классу. Каждый должен был поставить свою подпись под фамилией кандидата, за которого он голосовал.

Большинством голосов был избран Борис. Он понимал всю сложность своей задачи. Нужно было подготовиться, сыграться, а времени для этого не было. Нужно было продумать и состав команды. Просились в нее все, даже те, кто мало и плохо играл: Миша Косолапов, Петя Нестеренко, Федя Половцев. Только Валя Баталин не решился предложить свою кандидатуру.

Борис мысленно перебрал ребят: один «заводится», другой на ногах плохо держится — за одну игру двенадцать раз упал, третий высокие мячи плохо берет — ростом не вытянул, четвертый берет мячи цепко, но труслив, игроков боится. Одних он отвел сразу, о других долго думал, взвешивал их достоинства и недостатки, примерял, кого и куда можно поставить.

Много шуму было в классе, споров, замечаний и соображений, но в конце концов все улаживалось — или ребята соглашались с тем, что говорил капитан, или капитан соглашался с тем, что говорили ребята. Только с Сухоручко у Бориса получилось жестокое столкновение. Он долго и очень тщательно взвешивал его кандидатуру, но ответственность за честь класса взяла верх над дружескими чувствами, и в списке против фамилии Сухоручко Борис поставил знак вопроса.

— И никакого вопроса тут нет: играю — и все! — в ответ на это заявил Сухоручко.

— Ты не обижайся, Эдька! — попробовал объяснить ему Борис. — А только ты часто без толку бегаешь и без толку машешь руками.

— Как это без толку?

— Да очень просто: для вида только. Никакой системы у тебя, никакой устремленности в игре нет.

— Устремленности нет? Ах, ах! — паясничал Сухоручко. — Мистер Твистер, вы, кажется, начинаете высоким штилем изъясняться?

— Никакой я не мистер Твистер, — сказал Борис, — а только в команду я тебя включить не моту… Восьмому «А» хорошо! Они учатся вместе чуть не с первого класса, сыгрались. А мы… Что мы? Нет, Эдька, хочешь — обижайся на меня, хочешь — нет, не могу!

— А еще товарищ! Другом называется! — разобиделся Сухоручко.

Команду в конце концов сколотили, но потренироваться почти не пришлось — нужно было играть.

Играли на стадионе, на котором работала тетя Игоря Воронова.

На игру пришли целиком оба класса, пришел Александр Михайлович и даже Полина Антоновна.

— Ну, игроки! Покажем класс? — улыбаясь, спросила она своих «воробышков».

Через три минуты после начала игры Витя Уваров, поставленный Борисом у ворот, пропустил первый мяч и, по своему обыкновению улыбнувшись, развел руками.

— Счет «один — ноль» в пользу «А»! — объявил Александр Михайлович.

Вскоре был забит и второй гол. Счет «два — ноль»!

Потом Вася Трошкин заработал штрафной, и с близкой дистанции был забит третий гол.

Дело оборачивалось нехорошо, и Витя Уваров уже не улыбался и не разводил руками.

Борис подтянул трусики, окинул подбадривающим взглядом команду: «Ничего, мол! Держись!» — и решил, что пора всерьез браться за дело. Вскоре ему удалось прорваться к правому краю и повести мяч к воротам противника. Впереди никого не было, путь был свободен, только сзади себя он чувствовал чье-то горячее дыхание.

— Не мотай, Боря! Пасуй! — крикнул ему Игорь. Но слишком тяжелы были эти так стремительно полученные три гола, и Борис усомнился в товарищах.

«Еще проведу!» — решил он и, слыша подзадоривающие крики ребят: «Боря, жми! Боря!», «Ножками, ножками!», старался прибавить скорость.

Но противник тоже прибавил скорость, стал обгонять, и когда Борис решил наконец «перепаснуть», было поздно: противник, черноволосый парень с горбатым носом («Прянишников!» — вспомнил вдруг Борис его фамилию), перехватил мяч и повел его в обратную сторону.

Много жестоких схваток пришлось еще пережить Борису в этот тяжелый день.

— Проигрываем! Держись! — крикнул он после четвертого гола. Он дрожал и, подавляя эту дрожь, собирал все свои силы, бегал, прыгал, падал, поднимался и снова падал.

Но ничто не помогало. Борис мечтал теперь об одном — «размочить» счет. Не удалось сделать и этого. Игра была закончена со счетом «пять — ноль» в пользу восьмого класса «А». Ребята из восьмого «В», обескураженные и злые, даже не поприветствовав победителей, переругиваясь между собою, пошли с поля.

Проигрыш ошеломил Бориса. Что проиграть они могли — в этом не было ничего необыкновенного: на то и игра. Но «пять — ноль» — над таким счетом можно только смеяться и отвечать на этот смех нечем.

Весть о результатах игры быстро разнеслась по школе, даже была передана по школьному радио, и за восьмым «В» закрепилась начавшая было забываться кличка «футболисты». Эту кличку приходилось слышать теперь не только от ребят из восьмого «А». Те ходили победителями, ехидно посматривая на побежденных, особенно этот Прянишников, но как победители помалкивали. Остальные же, даже малыши, не давали покоя. Когда восьмой «В» шел строем после общешкольной линейки, из рядов одного из шестых классов послышалось: