Проснулся от легкого толчка в бок. Открыл глаза—-перед ним богатый турок. Высокий, поджарый, голова седая. Феска заткана золотом, халат малинового шелка. Василько хотел сесть, но турок легко толкнул его в грудь: лежи, мол.

тШШШ ШМШЖі

S««:

^,'^/// ,ч"Д

ЪтжМк

—      Говорить можешь?—спросил вдруг турок. Спросил по-рус­ски. Василько от неожиданности и оттого, что давно не слышал родной речи, сел на лежанку.

—      Глаза широкие не делай. Давай поговорим,— и подвинул та­бурет ближе к лежанке.— В родные места хочешь?

—      Зачем? Все одно не жилец я, хоть где. Дорогу дальнюю не вынесу.

—      У нас есть время. Лечиться будем, отдыхать будем. Сог­ласен?

—      На то твоя воля... Куда ехать?

—      Посылает меня султан на Дон. Дорогу я знаю плохо. Ты поедешь.

—      Поверь, господин, в тех местах ни разу не был.

—      А твои дружки разве не туда ушли?

—      Туда. Но их, 'может, в живых нет.

—      Живы. По степи, правда, разбрелись, но живы.

—      Зачем тебе те людишки надобны?

—      Земля, на которой они растворились,— ничья. Надо, чтобы у нее хозяин был...

Василько понимающе кивнул головой.

—      Будешь жить у меня, будешь ходить вольно. Со мной раз­говаривать будешь. А то я ваш язык совсем забывать стал. Когда на Дон попадем, разыщем твоих людей, соберем в один кулак, ты снова их водить будешь. Куда я укажу...

—      А вдруг они не захотят? Теперь они воли отведали.

—      А я волю отымать не буду.

—      Кто ты, хозяин? — спросил Василько.

—      Зовут меня Авилляр-паша. Я великого султана Баязета со­ветник.

И началась новая жизнь в имении Авилляра. Кормили пленни­ка хорошо, чуть не каждый день приходил лекарь. За месяц под­нялся Василько на ноги. Поставил его паша старшим надсмотр­щиком над рабами, которые копались в саду и на виноградниках, дал полную волю.

Умен паша Авилляр. Цепи снял, но приковал его к себе покреп­че, чем цепями. И то надо понять: убежать можно, но есть ли смысл? Поймают — по турецкому закону верная смерть. Если, даст бог, не поймают, куда податься? Чтобы доехать до Кафы, разы­скать там Ольгу, надо проникнуть на корабль. А это дело немыс­лимое. Да и жива ли она? Можно, правда, обойти море через бол­гарские и романские земли и попасть в родные украинские места. Но к кому? К князю Соколецкому в ярмо?

И выходит, что самый резон ждать того времени, когда Авил­ляр позовет на Дон. Там найдет он ватажников, а дальше будет видно. Можно Авилляру и спину показать.

Так прошел год. Потом прошел второй. Стал Василько забывать ватагу, родные места. Одеваться стал по-турецки, по-ихнему научился говорить. И только Ольга не выходила из сердца ни на миг. Видя его тоску, Авилляр говорил:

—     Женись на турчанке, дурак. Смотри, как на тебя наши дев­ки заглядываются. Они и забыли, что ты когда-то рабом был. Ты видишь: я тебя рабом тоже не зову, атаманом зову. Денег тебе дам. Веру нашу прими —чем она твоей хуже?

Когда Василько признался, что в Кафе у него осталась жена, перестал хозяин приставать.

И только через три года на четвертый пришла, наконец, долго­жданная пора. Заявился Авилляр, сказал: «Собирайся, поедем. Я Азов-крепость буду возводить, тебя на Дон провожу. Там ата­мана Сокола давно ждут».

И думает Василько: снова, наверное, эти же речи пойдут.

Волнуясь, не заметил, как поставили его перед султаном. Как учил Авилляр — упал Василько на колени.

—     Встань, атаман,— ласково произнес Баязет,— ты теперь не раб. Паша тебя не обижает ли?

—     Паша добр.

—     Домой на Русь хочешь?

—     Хочу.

—     Но сперва надо на Дон сходить.

—     Согласен. Паша говорил: крепость надо строить.

•— Нет. Это забота не твоя. Ты над своей ватагой снова стань, собери под свою руку всех людей на Дону, могучим сделайся. Го­ворят, ты князей не любишь?

—     А за что их любить?

—     Верно. Не за что. На князя Ивана войной пойдешь?

—     Чего ради?

—     Земля русская сейчас под пятой Орды лежит. Ни ханы, ни шязь порядка той земле дать не могут. Я хочу ее к державе своей присоединить. Поможешь?

—     Много ли я один смогу? А ватага не захочет, может быть.

—     Тебе они верят, я знаю. Покорим мы Русь — поставлю тебя князем. Любой город выбирай. Если ума хватит, на Москве ся­дешь. Говорят, у тебя в Крыму невеста осталась?

—     Жена.

—     Тем лучше. Возьмешь ее в Москву, богатым станешь, знат­ным. Моим верным слугой будешь.

—     Прости, великий, за себя могу ответить. Если нужен — бери. Посылай, куда надо. А там будет видно.

—     Хороший, умный ответ. Иди, пашу Авилляра слушайся. Мои слова помни.

Свистит в парусах ветер.

Фрегат несется по волнам, зарывается носом в темно-зеленую морскую воду. Потом выныривает на гребень, поднимая тучу брызг. Палуба покрывается водой на минуту, но тут же сохнет под паля­щими лучами солнца. Из трюма воняет тухлой рыбой, человече­ским потом и прелой соломой. Там вповалку, тесно прижавшись друг к другу, лежат рабы.

Василько стоит на носу, держится за дубовые поручни. Теперь его не узнать. Виски, как инеем, посеребрила седина, от постоян­ных загаров лицо стало смуглым, кожа обветрилась. Высокая ту­рецкая феска с кистью и палевый, в оранжевую полоску, кафтан с широким голубым поясом из шелка сделали его похожим на тур­ка. Он подставляет лицо упругому ветру и жадно глядит вперед.

Вдали, на горизонте, маячит сиреневыми хребтами гор земля. Василько знает: это Крым. И воспоминания, тяжелые, как морские волны, вздымаются в памяти, бьют в сердце, как в раскаленный окаменевший берег...

Свистит в парусах ветер. И идет фрегат вдоль крымских бере­гов. Не заметил Василько, как сзади его оказался паша.

—      О чем думаешь, атаман? — Василько очнулся, вздрогнул.— Хорошо идем!

—      Хорошо. Ветер попутный,— согласился Василько.

—      К вечеру в Кафе будем. Три дня стоять будем.

—      Мне бы в город сходить надо. Отпустишь, господин?

—      Зачем?

—      Сам знаешь.

—      Жену поискать хочешь? Иди. Возьми матроса и сходи.

— Не веришь?

— Верю. Но тебя в Кафе один раз по голове стукнули. Пропа­дешь — ищи тебя.

Свистит в парусах ветер. Стоят на палубе двое, молчат.

—      Я вот о чем хочу спросить тебя, хозяин,— прервал молчание Василько.— Три года ты сулил мне большое дело, теперь султан говорил со мной ласково.

—      Это разве плохо?

—      Не плохо, но мало. Одно мне ведомо: надо воевать. Но с кем и как, когда? А разве я могу приступить к сему делу, ежели ты меня в неведении держишь?

—      Пойдем в тень сядем,— Авилляр перешел на корму, усадил Василька на рундучок супротив себя, надвинул феску на лоб и начал говорить медленно.— Ты видел когда-нибудь табун лошадей на лугах? Что думает вожак про степь? Он думает: степь велика, травы в ней много, сколько ни топчи, все равно вырастет. Так ду­мали ханы про вашу землю двести лет. И никто не заметил, что поднялась Москва и скоро ханам будет силой грозить. Князь Иван собрал под свое крыло много городов и все чаще говорит послам ханским дерзкие слова. А хан Ахмат, как факел, вспыхнет и пошлет на Ивана своих всадников. К этому времени тебе надо собрать в степи всех ватажников. А там теперь их много — кишит степь пришлыми людьми. Когда будет у тебя войско, я дам ору­жие, будешь ты могущественным и верным сераскиром султана, будешь ходить в золоте, есть на серебре.

—      А супротив кого ты пошлешь это войско?

—      Против хана Ахмата. Когда он уйдет воевать Москву, ты на его Сарай-Берке налетишь, все, что ордынские ханы за много лет награбили, отнимешь, столицу его подомнешь под себя. По­том землю эту султану подаришь.

—      А если Ахмат вернется?