«Мемфис» досталось сразу восемь торпед. Две прилетели по воздуху от «Костромы», они сбросили движки и вонзились в волны над американским «Лось — Анжелесом». Вошли в спираль поиска, засекли грохочущую на всё море огромную сигару, подвернули в её сторону рулями и пошли в разгон на дистанции менее восьми ста метров. Две торпеды — Деймос и Фобос, почти на пределе своей дальности дотягивались запущенные с «Марса». И плюс ещё четыре своих собственных, толедских, гнавшихся за марсианскими подарками. Взрывы разметали прочный корпус в солёной воде в мелкие куски, вздыбили огромный пузырь и перемежающиеся столбы над поверхностью, вперемешку с водой и остатками лодки.

В это время на «Костроме» в ВСК старпом оглядел всех собравшихся в узком амфитеатре капсулы. Моряки сидели плотно, двумя кругами. На лицах у всех стандартные маски неживых ИДАшек. А глаза за стёклами самые всамделишные.

— Пристегнуться! Приготовиться! Р а с с т ы к о в к а! — скомандовал старпом и последним одел на себя Индивидуальный Дыхательный Аппарат. Пневмотолкатели вытолкнули спаскамеру из её ячейки. Положительная плавучесть стального сфероида потянула его, слегка подкручивая и наклоняя из стороны в сторону от вертикали подъёма. Яйцо ВСК, трясло, швыряло, но несло, несло, несло в спасительную высь к солнцу, воздуху и спасению.

«Ну! Поехали», — подумал командир, ощущая себя одновременно космонавтом в стартующем носителе и спичкой в полном доверха коробке. Его никто не услышал. Маска капитально глушила и звуки, и мысли. А лодка, лишённая команды, повинуясь заложенной программе, вскипела огромным винтом, создавая каверны безвоздушного пространства на лопастях. Реактор разогнался, отдавая всю свою мощь основному движителю. Рули повернулись. Если раньше Б-276 заходил на АУГ с севера, то теперь лодке надо было развернуться, чтобы увести вражьи торпеды от спаскамеры, как можно дальше. Корпус задрался носом вверх, повинуясь носовым и кормовым перьям глубины. Руль подвернулся влево. Дал сигарообразной громадине вектор поворота, закрутил вокруг оси. Бывший Краб встал вертикально в толще воды, носом к поверхности и понемногу начал оседать, но заданное рулём, вроде и не большое усилие, подкреплённое бешено вращающимся винтом и инерцией, на какое-то мгновение удержали лодку в этом фантастическом положении «стоя на винте». «Кострома» начала проворачиваться вокруг своей оси и одновременно заваливаться назад, как бы на спину. Чем больше увеличивался наклон к горизонтали, тем большее ускорение вперёд получала титановая громадина. Компьютер продул носовые и средние балластные цистерны, чтоб помочь выровнять и ускорить ход десяти тысячетонной махины. Внутри корпуса валились и переворачивались не закреплённые вещи, масло выхлюпывалось из своих корыт, электролит жёг сталь, вырвавшись из банок аккумуляторов, насосы сходили с ума, выполняя свою работу. Лодку трясло, крутило из стороны в сторону и швыряло собственной инерцией, как, юлу на скользком паркете. В конце концов, она закачалась, как тяжёлый маятник настенных часов, уравновешиваясь и набирая скорость, подвсплыла, страхуясь от падения в штопор на двух тысячеметровую глубину, и только не закричала от счастья, вырвавшись на свободу запредельного хода. Зато вопли её движений и громкие колебания услыхали гидроакустические радиобуи и сброшенные самолётами и ракетами «АСРОК» в район залпа. А также торпеды, вертящиеся по спирали поиска на малой глубине. Почти десять МК-48-мых кинулись по следу, как стая гиен за раненой львицей в вельде. Но им надо было ещё сократить дистанцию, а Кострома форы им не давала. Реактор потихоньку раскалял прочные материалы корпуса, но лодка шла, шла, шла — удаляясь. В кают-компании включился магнитофон, в щите управления циркулярной связи щелкнуло реле. Включилась трансляция. На экране беспризорного монитора поползл вверх ползунок регулятора звука увеличивая громкость сигнала дублированного громкоговорителями на полную мощность. Обтекатель ГАС завибрировал так, что акустические волны расходящиеся от него в воде можно было увдеть невооруженным глазом, ощутить колебания и услышать их далеко от лодки. Сигнал ГАК забивал любые другие, помогал «Марсу» оставаться бесплотным призраком под авианосцем. По абсолютно пустой лодке неслась знакомая мелодия и слова. Песня проникала по металлу, межкабелям, сквозь люки и через отсеки, наполняла лодку своей сутью по межкорабельной громкой связи и передавалась за борт. Чувствительные датчики и компьютер американской «Иджис» — Боевой Системы Управления, принимал, расшифровывал и передавал непонятные ему звуки на ЦП.

— Что с с руской лодкой? Сколько там до них нашим малышкам? — запросил командир авианосца, имея ввиду торпеды окружившие Б-276.

— Адамирал, русская субмарина обнаружена, есть устойчивый контакт. По ней выпущено десять торпед с воздуха. До уничтожения три минуты хода. Передаёт странные сигналы! — ответили акустики.

— Какие ещё за сигналы?

— Кэп! Русские сошли с ума! — докладывал удивлённый старший вахтенный офицер в рубке управления авианосца адмиралу. Он не так давно закончил «Аннаполис» и проходил практику по иностранным языкам выбрав себе русский в качестве дополнительного.

— Что такое Роджерс? Они поняли, что жить им осталось минут семь от силы десять и просят пощады? И это после того, как они порвали ракетами крейсер, обездвижили фрегат и в клочья взорвали «Мемфис»?! — возмущению и ярости не было предела.

— Нет сэр… они… они поют сэр… — протянул наушник в сторону командира старший офицер. Из наушника неслась мелодия и хор голосов чётко, грозно и несокрушимо выговаривал слова песни. Вахтенный на руле начал непроизвольно притаптывать ногой и качать головой в ритм аккордам, заполнявшим простанство боевой рубки управления.

— Грёбанные фанатики! Никакой пощады! Пока не всплывут хотя бы обломки — держать над ними пару суперхорнетов с «асроками»! Что они там несут Роджерс, вы вроде руский ещё не забыли? — об раскрасневшуюся от унижения рожу адмирала можно было красить пионерские галстуки. Было от чего гневаться адмиралу ВМС США. Старая, полуржавая, почти выходившая все сроки лодка, пустила на дно новейший ракетный крейсер, обездвижила современный эсминец, привела в негодность его экипаж и приложила руку к уничтожению многоцелевого подводного монстра. И до сих пор не была утоплена «СуперХорнетами», «Хокаями», «Си кингами», «Орионами», просто «Хорнетами» и «Сикорскими» авианосца — гордости мировой державы. Русский металлолом посмел встать на дыбы и пребольно куснуть за кругосветные амбиции хвалёное, непобедимое и разрекламированную по всей Земле самое технологичное пугало Америки и НАТО. «Толедо» в этот момент лихорадочно отстреливала все возможные обманки, плевалась антиторпедами и торпедами, наращивала ход. Но спрятаться от родных сестёр утопивших «Мемфис» она не могла, удрать не успевала, а отбиться была не в состоянии. Взрывы пустившие на дно «Кострому» и расчленившие Толедо на два огромных куска, прозвучали почти одновременно.

— Поют, о том сэр, ээээ, что у них красивая земля, широкие реки, богатая природа, красивые и чудесные девушки с волшебными глазами и удивительной душой, и сердцем. Им очень хочется домой, но они будут стоять до последнего вздоха на своей вахте.

И Флаг не спустят. Сейчас — про письмо какого-то Колесникова. Что они на дне. Но они верят, верят и ожидают, что их не забудут. Что море прекрасно. Что трудно умирать…

«Кто о смерти скажет нам пару честных слов?

Жаль, нет черных ящиков у павших моряков!» — нелось из динамика следующая песня из глубины средиземки.