Реэт: — Что ты от меня хочешь?
Дядя: — Раз он предлагает развод — соглашайся. Какой смысл кормить калеку? Ухаживать за ним? Разве муж для этого нужен?
Реэт: — Я и не собираюсь ухаживать за ним и кормить его.
Дядя: — Тогда разведись. Ты надеешься замять шум, но только больше мараешь себя.
Реэт: — Если я сейчас разведусь, все будут считать меня виноватой.
Дядя: — И без этого считают.
Реэт: — На работе будут косо смотреть на меня.
Дядя: — Забудут быстро. Из вашей дальнейшей жизни все равно толку не будет.
Реэт: — Не уговаривай.
Дядя: — Видеть не могу такого человека в своем доме.
Реэт: — Дом записан на меня.
Дядя: — А на чьи деньги он построен?
Реэт: — Документы оформлены на мое имя. Мне больше не двадцать лет. Теперь ты меня не запугаешь.
Дядя: — Собираешься меня ограбить?
Реэт: — Оставь меня в покое.
Дядя: — Это мой дом! Построен на деньги, что я выручил за свою усадьбу.
Реэт: — Ты хочешь забрать его с собой в могилу?
Дядя: — Ждешь моей смерти?
Реэт: — Дом в посылке не пошлешь в Канаду.
Дядя: — Дом мой! Мой! Понимаешь?
Реэт: — Перед законом он мой.
Дядя: — Ты страшный человек.
Реэт: — Не доводи меня.
Некоторое время оба молчат.
Дядя: — Я о тебе забочусь.
Реэт: — Перестань, надоело!
Дядя: — И Мурук считает, что самое правильное — развестись.
Реэт: — Уже посоветовались? Сводничаешь — хочешь предложить меня Муруку?
Дядя: — Андрес испортил тебе всю жизнь. Нашла ты счастье? Положение, влияние, льготы… Сто рублей премии в квартал? Вот твои положение, влияние, льготы.
Реэт: — Молчи!
Дядя: — Министром он не стал.
Реэт: — Да замолчи же!
Дядя: — Мурук зарабатывает больше.
Реэт: — Мурук хочет не меня, а дом.
Дядя: — А за чем, думаешь, Андрес гнался?
Реэт: — Это ложь!
Дядя: — Все мечтают о добре.
Реэт: — Ты меня с ума сведешь.
Дядя: — Что бы они там ни говорили, но домами обзаводятся и машины покупают.
Реэт: — Уходи. Иди в свою комнату.
Дядя: — Ты должна быть благодарна мне.
Реэт: — За что?
Дядя: — За дом. За все. Я поставил тебя на ноги. Научил тебя жить.
Реэт: — Чего ты надеешься добиться?
Дядя: — Разведись.
Реэт: — Машина на его имя. Мне предлагают за нее почти цену новой.
Дядя недоверчиво посмотрел на Реэт.
Реэт: — Рублями бросаться не приходится.
Дядя: — Прежде чем разводиться, потребуй, чтобы переписал на тебя. Скажи, что машину нужно ремонтировать и что так удобнее. Придумай что-нибудь. Уговори Андреса. Ты умеешь справляться с ним. Поплачь или подольстись. Как всегда.
Реэт: — Ты просто омерзителен.
Дядя: — Спала с этим Хаавиком. Андрес знал. Разве он иначе бы…
Реэт: — Не хочу тебя слушать! Это ложь! Ложь! Ты не человек, а… Уходи! Вон! Понимаешь? Вон!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Шагая по плохо освещенным улицам к городу, Андрес Лапетеус всю дорогу занимался самообвинениями. И нужно было ему, как мальчишке, идти к Силлартам? С букетиком альпийских фиалок, с тортом и бутылкой ликера. Отложил командировку и оказался болваном. Теперь Реэт все это записала в свои актив. Но ему нет никакого дела до нее. Пусть она строит себе хоть десять домов с лилово-сиреневыми дверьми. Как ни проклинал себя Лапетеус, одним он был доволен. Тем, что не позволил играть с собой и ушел. Больше и ноги его не будет в этом доме.
И в следующие дни Лапетеус думал так же. Отоспавшись и протрезвившись, он, правда, ощущал некоторую неловкость за свое поведение — какого черта понадобилось ему обнимать Реэт, а потом, надувшись, уйти, — но решение покончить с ней представлялось самым разумным. Он сразу же уехал в Выру, а после возвращения инцидент с Реэт Силларт в самом деле показался ему уже прошедшим эпизодом.
Но как-то вечером, когда он допоздна задержался на работе и считал, что во всем министерстве нет никого, кроме него и дежурного, вдруг постучали в дверь — на пороге появилась Реэт Силларт.
Лапетеус удивился. Но тут же обрадовался ее приходу.
— Я приготовила себе кофе. Не хотите ли? Я принесу вам сюда. Мы всегда во время дежурства кипятим кофе.
— Вы сегодня дежурите?
— Да. Товарищ Синикас попросил поменяться с ним.
Она держалась так, словно между ними ничего не произошло.
Кофе они выпили не в кабинете Лапетеуса, а в приемной министра. Кофейник был там и стаканы тоже.
— У нас есть одеяло и подушка, у меня даже ночная рубашка с собой, — рассказывала Реэт Силларт.
Они пристроились на диван, где обычно сидели ожидавшие приема у министра.
«Зачем она это говорит?»— подумал Лапетеус. Он с трудом подавлял волнение, все сильнее охватывавшее его. Но держал себя в руках. Хотя Лапетеус видел темные точечки в глазах Реэт, а ее округлые колени почти касались его и хотя Реэт порой закладывала руки на затылок и, смеясь, откидывалась на спинку дивана, он владел собой.
В тот поздний вечер они беседовали долго. Лапетеус подумал, что если он теперь обнимет Реэт и привлечет ее к себе, она не оттолкнет его. Более того, ему казалось, что она именно этого и ожидает.
С тех пор они встречались чаще. Инициатива всегда исходила от Реэт. Он несколько раз целовал ее, но дальше объятий они не шли. Лапетеус догадывался, что она играет им, и снова решал порвать отношения. Но приходила Реэт, куда-нибудь звала его, и он не отказывался.
Лапетеус уже знал, что Реэт Силларт двадцать шесть лет, что ее родители умерли во время войны — естественной смертью, как она сказала. О дяде Реэт не любила говорить. Лапетеус, впрочем, и не расспрашивал. Из рассказов Реэт выяснилось, что Мурук приходится братом дядиной жене. И Саммасельг оказался родственником — сыном материной старшей сестры, двоюродным братом. Постепенно Лапетеус притерпелся к родственникам Реэт, к ее подругам и знакомым, но по душе ему они так и не пришлись. Казались мещанами, и он не скрывал этого от Реэт. Она смеялась и говорила, что не все такие железные люди, как он. Напоминала слова Ленина о том, что социализм придется строить с самыми обычными людьми. С тем человеческим материалом, который имеется, а не с какими-то ангелами.
Реэт Силларт была очень деловая женщина. Для своих лет удивительно разворотливая и настойчивая. Ничего она не делала наобум. Если чего-нибудь хотела, то никогда не ожидала подходящих возможностей, а немедленно начинала действовать. И все умела раздобыть — будь то одежда, мебель, любая безделушка. Использовала связи, заводила знакомства, оказывала услуги. Теперь Лапетеус не сомневался, что главная роль в строительстве дома принадлежала не дяде, а Реэт. Что именно она добывала оцинкованную жесть, сухой паркет и кафельный кирпич. Иногда Лапетеус верил, что, если нужно, Реэт использует и свою молодость.
Своими чувствами она владела превосходно. Лапетеус убедился, что ее невозможно сбить с толку. А вот сам он все больше подпадал под ее влияние. И все сильнее увлекался ею. Как-то он встретил у Реэт того самого волосатого юнца, который под столом преспокойно целовал свою соседку. Реэт была дома одна, и волосатый молодой человек с самодовольным видом спускался по лестнице. С тех пор Лапетеуса терзало подозрение, что он не единственный поклонник Реэт. Что есть и такие, с кем Реэт разделяет свою постель, кому она не отказывает ни в чем.
Отношения с Реэт отнимали у него много времени. Он стал избегать командировок. Реэт заметила это и одобрила.
— Зачем вам все делать одному? Ваша энергия достойна лучшего применения. Здесь вас не ценят.
Лапетеус понял, что она хотела бы видеть его на какой-то другой должности. В этом их желания совпадали. Его тоже не удовлетворяло больше его теперешнее место.
И из-за Хельви Каартна Лапетеусу пришлось пережить несколько неприятных и беспокойных минут. Нет, она не пыталась снова сблизиться с ним. Она потревожила Лапетеуса совсем по-другому. Через Мадиса Юрвена.