— Вы служили в одной дивизии с товарищем Каартна?

— Да, — вынужден был признаться Лапетеус.

Неожиданный вопрос Юрвена привел его в замешательство. Сразу же припомнилось, как Юрвен когда-то спросил у него, женат он или холост. Всплыло в памяти и то, чего он тогда боялся. Почему Юрвен вдруг заинтересовался его прошлым? Лапетеус успокаивал себя. Ведь с тех пор прошло немало лет. О его моральном разложении не может быть и речи. Даже мысль об этом показалась ему абсурдной. Больше того — Юрвен хорошо относится к нему. На всякий случай Лапетеус решил говорить совершенно откровенно.

— Да, — повторил он. — Мы были тогда хорошими друзьями.

— Тем лучше. Тогда вы сумеете всесторонне охарактеризовать мне товарища Каартна.

— Мне это… как-то странно делать. Ведь мы, повторяю, были с ней в те годы хорошими друзьями. Очень близкими.

Недоверчивый, суровый взгляд Юрвена несколько смягчился.

— В принципиальных вопросах, товарищ Лапетеус, все личные мотивы нужно всегда оставлять в стороне. Вы прежде всего коммунист и только потом… чей-то хороший друг.

Лапетеус быстро сказал:

— В послевоенные годы мы встречались очень редко и случайно.

— По некоторым причинам нас интересует поведение товарища Каартна во время войны. Ее, так сказать, тогдашняя политическая физиономия.

— В этом отношении я могу охарактеризовать ее только положительно. Она ненавидела фашистов, служебные обязанности медсестры выполняла образцово. О ее теперешней деятельности ничего не могу сказать.

— У нее, как вы сказали, были очень близкие отношения с вами?

— Да.

— Какие отношения были у товарища Каартна с

Пыдрусом?

— Они знали друг друга.

— Вам известно, что Пыдрус был одним из рекомендовавших товарища Каартна в партию? В кандидаты ее приняли до войны, в партию же она вступила в мае тысяча девятьсот сорок второго года, причем одну рекомендацию ей дал Оскар Пыдрус. Кстати, помните, что вы положительно охарактеризовали и этого закоренелого врага народа?

Лапетеус напряженно думал. Трудно было догадаться, чего хочет Юрвен, куда он целится. Не прозвучала ли в последних словах косвенная угроза? Но все размышления и предположения, которые мелькали в голове, в конце концов перевесил один вопрос: знает ли Юрвен, что Пыдрус рекомендовал в партию и его, Андреса Лапетеуса?

— Тогда я не знал всех фактов. Пыдрус во время войны был комиссаром батальона, нашим, так сказать, политическим и партийным воспитателем. Для меня его действия были вне критики.

Сам того не замечая, Лапетеус также перестал называть Пыдруса «товарищ».

— Мы обязаны критически относиться к деятельности любого человека. Партия сильна благодаря принципиальной критике и самокритике, не считающейся ни с чьими заслугами или постами. Вас я ни в чем не упрекаю. Вы тогда были еще молодым коммунистом. Я только посоветовал бы вам теперь все взвесить поосновательнее. Подумайте спокойно, припомните.

Юрвен поднял телефонную трубку и куда-то позвонил. Говорил что-то о показательной агитации и об обмене опытом передовиков. Лапетеус смотрел на стол, где большая рука Юрвена покачивала пресс-папье. Незавидное положение. Что сказать об отношениях Пыдруса и Хельви? Она уважала Пыдруса. Это так. И он уважал Хельви. Лапетеусу припомнились слова Пыдруса: «Ты или слеп, или обычная скотина». Эти слова и теперь еще задевали его. Но все это сейчас неважно. Никаких особых связей между Хельви и Пыдрусом не было. Или все же? Что говорил Хаавик? Лапетеус догадывался, что Юрвен в чем-то подозревает Хельви, но в чем именно — этого он не знал.

Юрвен закончил разговор, и Лапетеус сказал:

— И меня Пыдрус рекомендовал в партию.

Рука Юрвена по-прежнему покачивала пресс-папье.

— Мне нравится ваша откровенность. Пыдрус дал несколько десятков рекомендаций. Среди рекомендованных им есть честные, принципиальные товарищи, своей работой подтвердившие, что они достойны высокого звания члена партии. Но, к сожалению, есть и другие.

Лапетеус молчал.

— Ладно, товарищ Лапетеус. Пусть этот разговор останется между нами. Кстати, вы довольны своей работой?

— По правде говоря, не очень. В первые годы она увлекала меня. Теперь чувствую, что еще шаг, и я стану рутинером.

— Вы действительно до конца откровенны. В этом году, кажется, кончаете политехнический институт? Так, так. После этого зайдите ко мне. Быть может, что-нибудь и придумаем. Я должен исправить свою ошибку. Ведь это я направил вас в Министерство лесной промышленности.

Улыбаясь, Юрвен проводил его до двери.

Лапетеус долго не мог догадаться, что хотел узнать Юрвен. Думая о своем разговоре с ним, он еще раз отметил, что поступил правильно, порвав свои отношения с Хельви.

Получив диплом, он обязательно пойдет к Юрвену.

Майор Роогас возвращался из министерства со странным ощущением. Отправляясь туда, он пытался догадаться, зачем вызывают его к начальнику Управления милиции. На момент возникла мысль, не связан ли вызов с делом Лапетеуса, но это показалось маловероятным. Потом решил; вызывают по каким-то служебным обязанностям, и нервничать глупо. Он начал думать совсем о других

вещах. О том, что погода пасмурная. Что воздух в Таллине тяжелый, отравленный дымом и автомобильной гарью. Очистку воздуха следовало бы объявить проблемой номер один. Отметил, что здание, строящееся у площади, поднялось еще на один этаж. Размышлял, когда просить отпуск…

И все же он не мог отнестись к распоряжению явиться к начальнику Управления милиции, как к обычному служебному вызову.

Первый же вопрос подтвердил, что его опасения были не напрасны. Роогас невольно насторожился. Потом он успокаивал себя, что не было никаких причин для волнения. Но когда начальник резко и официально спросил, знает ли он лично Андреса Лапетеуса, в голове у Роогаса промелькнули самые различные мысли. Обвиняют ли его в чем-нибудь? Почему начальник именно сам спрашивает об этом? Неужели все начинается снова?

— Да, — ответил он коротко.

Подчеркнуто суровым тоном прозвучал второй вопрос:

— В ночь, когда произошла авария, вы были у Лапетеуса?

И на это майор Роогас ответил так же лаконично:

— Да.

— Что там происходило?

Роогас коротко объяснил, что Лапетеус пригласил к себе в гости нескольких фронтовых товарищей. В том числе и его. Беседовали, часа через два начали расходиться.

— Сколько вас было?

— Вместе с хозяином четверо.

— По чьей инициативе вы собрались?

Этот вопрос показался Роогасу особенно странным. Подозрение, что на него пожаловались, усугубилось.

— Я сказал, что товарищ Лапетеус пригласил нас в гости.

— Почему?

— Этого я не понимаю до сих пор.

Начальник подумал и продолжал допрос. Именно допрос, назвать это иначе Роогас не мог.

— Выпили много?

Хотя Роогас чувствовал себя задетым, он не показал вида и объяснил, что никакой пьянки у Лапетеуса не было. На столе были бутылки с водкой и коньяком но их не допили.

— Когда вы ушли оттуда?

— Между десятью и одиннадцатью.

— Столкновение произошло в четыре утра?

— Да, в самом начале пятого.

— Кто ведет следствие?

— Аварийный дежурный Таллинской городской автоинспекции старший лейтенант Филиппов. От республиканской автоинспекции в порядке контроля старший государственный инспектор майор Соокаск.

— Соответствует лй действительности, что вы сами хотели провести следствие? И если соответствует, то по каким соображениям?

— Не соответствует. Мне в порядке контроля поручили это дело. После ознакомления с фактами я попросил освободить меня от поручения. Я считал неправильным заниматься дорожным несчастьем, виновник которого Лапетеус. Во-первых, потому, что мы знакомы. Во-вторых, потому, что я чувствую себя косвенно виновным.

— Почему вы чувствуете себя косвенно виновным?