ВАСИЛИЙ: Оставь Эллингтона, говорю!

(Житой разливает).

ВОВИК: Так кого убили-то?

ПЁТР (взглянув на Василия): Сосед там у них был, у Максима с Фёдором, милиционер. Его и убили.

ЖИТОЙ: Кто?

ПЁТР: Неизвестно.

ЖИТОЙ: Как? Не нашли? Его где убили?

ПЁТР (с неохотой): Да там убили, дома.

ЖИТОЙ: Во дали! А кто там ещё живёт в квартире?

ПЁТР: Да один там… Кобот.

ЖИТОЙ: Может, он и убил? Где там этого милиционера убили? Чем?

ПЁТР: Застрелили… В комнате этого самого Кобота.

ЖИТОЙ: А Кобота забрали?

ПЁТР: Нет.

ЖИТОЙ: Тут надо выпить.

(Разливает).

ВАСИЛИЙ: Да нет, так просто не рассказать. Мы с Петром этого милиционера и не знали, я так видал пару раз на кухне. Ну ясно, что это такой человек, считающий себя вправе судить другого. Такие как раз приманка для дьявола — не он убьёт, так его убьют. Просто рано или поздно нужно быть заранее готовым… Как стихийное бедствие. То есть не в том дело, что он просто подвернулся…

САМОЙЛОВ: Да, кто убил-то?

ВАСИЛИЙ: В том-то и дело, что вроде, Кобот, а вроде и нет. Просто Кобот на какое-то время полностью подчинился от страха силам зла, стал их совершенным проводником.

ЖИТОЙ: Не понял.

ВАСИЛИЙ: Ну, так было, что милиционер в чём-то подозревал Кобота — допытывал, допытывал…

ЖИТОЙ: И Кобот его, значит…

ВАСИЛИЙ: Нет. Как бы это объяснить… Ну вот знаешь, если человеку каждый день говорить, что он свинья, то он действительно станет свиньёй. Просто сам в это поверит. Есть такой догмат в ламаизме, что мир — не реальность, а совокупность представлений о мире, то есть если все люди закроют глаза и представят себе небо не голубым, а, например, красным, оно действительно станет красным.

(Самойлов иронически всех оглядывает, подняв одну бровь выше другой. Житой мается.)

МОТИН: Слушайте, а может быть хватит, а?

ВАСИЛИЙ: Сейчас. Так вот Пужатый был до того уверен, что Кобот — преступник, так его замотал, что Кобот совсем запутался и поверил.

ЖИТОЙ: И кокнул?

ВАСИЛИЙ: Да нет же! Не совсем… Просто Пужатый выдумал, создал беса, который его же и убил.

САМОЙЛОВ:

(Василий с тоской дёргает плечами. Пьёт)

ВОВИК: А это тоже Эллингтон?

(Пётр кивает).

ВАСИЛИЙ: Кобот не убивал! Он, может, вообще спал в это время; но каждая злая мысль — это бес, который…

ПЁТР (перебивает): Не в том дело, Василий. Я сначала совсем не поверил, что Пужатого убили, тем более, что Кобот убил, написал стишок…

ВАСИЛИЙ: Ну?

ПЁТР: А Максим мне сказал — я точно запомнил — «И ты доиграться хочешь?»

ЖИТОЙ: А пока выпьем!

(разливает).

ПЁТР: Понимаешь, что он этим хотел сказать? Что такой человек, как Кобот, именно простой, без всякого отличия человек, мещанин — к такому-то как раз лучше не подступать, с таким шутки плохи, у такого неведомые ресурсы. Именно такие, незаметные и определяют твою судьбу — не ты ли, Мотин, жаловался?

МОТИН: Слушай, хватит…

ПЁТР: Максим так и сказал — мол, оставь его, доиграешься.

САМОЙЛОВ: Я не понимаю, что это ты так ссылаешься на этого Максима, будто на учителя?

МОТИН: Как дети малые — что Пётр, что Василий! Носятся, как с писаной торбой, с этими алкашами, носятся…

ПЁТР: Но они действительно нам что-то… Кое-чему научили…

САМОЙЛОВ: Чему?

ПЁТР: Так конкретно трудно сказать. Ну, ты читал о дзене?

МОТИН: Знаю, я ж тебе «Введение в дзен-буддизм» давал!

ПЁТР: А ты находишь, что Максим и Фёдор часто себя ведут как бы…

МОТИН: По дзену?

(Все, даже не слыхавшие о дзен-буддизме, смеются. Василий улыбается).

ПЁТР: А что?

ЖИТОЙ: А то, что нам пора выпить!

(Разливает).

МОТИН (Самойлову): Сделай погромче. Или это тоже Эллингтон?

ПЁТР: Да. Нет, не делай громче, погоди. Я такой случай расскажу. У дома, где Максим с Фёдором живут, лежит пень, такой круглый, и Фёдор, проходя мимо, каждый раз говорил: — Во! Калабаха! Я однажды ему — Что ты всякий раз это говоришь? Я давно знаю, что это калабаха. И тогда Максим — он с нами шёл, показывает мне кулак и говорит: — А это видел?

(Все смеются).

МОТИН: Всё?

ПЁТР: Да, всё.

(Всеобщий смех).

МОТИН (разводит руками с уважительной гримасой): Да, это не для слабонервных…

ПЁТР: А чего ржать?

(Смех, было утихший, усиливается).

ПЁТР: Эх!..

ЖИТОЙ: Ну, я так скажу, год не пей, а тут сам Бог велел!

(разливает).

ПЁТР: Так что по-вашему хотел сказать Максим этой фразой? Перестаньте ржать, дослушайте! Он хотел сказать, что хотя я много раз, к примеру, видел кулак Максима, он может явиться совсем в другом качестве, да каждый раз и является. Так и каждый предмет в мире, каждое явление, сколь бы ни было оно привычно, должно приковывать наше внимание неослабно; ведь всё может измениться, всё меняется — а мы в плену догматизма. Это внимание ко всему и выражал Фёдор, так неотвязчиво на первый взгляд обращающий внимание на калабаху. Он вновь и вновь постигал её.

(Пауза).

САМОЙЛОВ: Это, что называется, высосано из пальца.

ВОВИК: Нет, это всё, конечно, интересно, но вряд ли Максим это имел ввиду, когда показывал кулак.

ВАСИЛИЙ: Каждому своё. То есть, каждый понимает, как ему дано.

МОТИН (зло): Ой! Ой! Ой!

ПЁТР: Да, но не в этом дело. Что значит, не имел в виду? Максим и Фёдор, конечно, все делают интуитивно…

МОТИН: Прошу, хватит!

ВОВИК: Нет, дай досказать-то!

ПЁТР: …но они тоже всё-таки понимают, что делают. Вот другой случай. Я заметил, однажды, что Фёдор, отстояв очередь у ларька, пиво не берёт, а отходит.

ЖИТОЙ (поражённый): Зачем?

ПЁТР: Вот я и спросил: зачем? Тем более, что потом Фёдор снова встаёт в очередь. И тогда Фёдор мне ответил: «Чтобы творение осталось в вечности, не нужно доводить его до конца.»

(Ухмылки).

САМОЙЛОВ: Ну, это вообще идиотизм.

ЖИТОЙ: Я что-то не врубился. Давайте выпьем!

(разливает).

ПЁТР: Ну, эту фразу — чтобы творение осталось в вечности, не нужно доводить до конца — я ему сам когда-то говорил. Известный принцип, восточный. В Китае, например, когда, строили даже императорский дворец, один угол оставляли недостроенным. Так и здесь. Фёдор, прямо говоря, человек не очень умный, не слишком большой — где ему исполнить этот принцип? Только так, на таком уровне. Он даёт понять, что и в мелочах необходимы высокие принципы. Это самое трудное… Конечно, здесь оно выглядит юмористически, но этим тем более очевидно. Можно сказать, что он совсем неправильно этот принцип применил — одно дело не довести творение до конца, прервать где-то вблизи совершенства, а другое дело вообще его не начать, остановиться на подготовительном этапе, — стоянии в очереди. Этим он просто иронизирует надо мной, говорит, что не за всякий принцип и не всегда следует хвататься. А ещё это было сделано затем, чтобы посмотреть, как на это будут реагировать такие ослы, как вы, которые только ржать и умеют!

САМОЙЛОВ: Ну, брось, брось, чего ты разозлился…

МОТИН: А какого хрена выколпачиваться-то весь вечер? Может, хватит?

ВОВИК: Да что вы… Ладно…

ЖИТОЙ: Ребята, бросьте! Вовик, ты допьёшь когда-нибудь?!

ВАСИЛИЙ: Вовик, тебе уже хватит, по-моему.

МОТИН: Эй, Самойлов! Плёнка кончилась давно! Ставь на другую сторону.

САМОЙЛОВ: А что там?

ПЁТР: Эллингтон.

САМОЙЛОВ: А другое что-нибудь есть?

ВАСИЛИЙ: Да оставь Эллингтона, фиг с ним! (Мотину). Ну, как у тебя с работой?

МОТИН: Пошёл ты в задницу со своей работой.

ВОВИК: Нет, а интересно это Фёдор…

ЖИТОЙ: Пётр! Ты куда стопку дел? А, дай-ка, вон она у магнитофона.

(Самойлов ставит плёнку на другую сторону и увеличивает громкость. Все вынуждены говорить повышенными голосами).