Напомнил о себе и центаврианин. Он настолько обнаглел, что просто прислал адрес и уточнил время, к которому я должна быть готова. Я решила не тянуть кота за хвост и самой все решить: позвонила ему по ТПТ и предложила встретиться в парке, около здания Миграционной службы. Я предупредила Малейва, что у нас не свидание, а деловая встреча; на встречу эту я оделась в серое и пренебрегла косметикой. Мне хотелось выглядеть серьезнее. Но стоило агенту появиться, как я поняла, что мои усилия тщетны. Он с трудом сдержал смех:

— Где ты только находишь эти тряпки?

— У меня дело.

— Ладно-ладно, я серьезен! — он шутливо поднял руки вверх. — Что такое важное хочет сообщить землянка?

— Расспросить, — уклончиво произнесла я и подошла к мужчине вплотную. Вздохнула, собираясь с духом, и посмотрела ему в лицо. — Ты эмпат?

— Да.

— И телепат?

— Да, — он, кажется, удивился.

— Давай заключим сделку. Как видишь, я сняла ТПТ и мой разум не защищен. Прочитай мои мысли, внуши что-нибудь. Если тебе не удастся это сделать — ты оставишь меня, моих друзей, знакомых, семью в покое. А если удастся…

— Будешь моей, — закончил агент.

— Согласна. Пробуй все, что посчитаешь нужным.

— Нина, — наклонился он ко мне, заставив почувствовать крошкой, — ты понимаешь, на что идешь? Я ведь не отпущу тебя, если проиграешь. Тебе придется подчиниться.

— Так ты согласен на сделку?

— Согласен.

Мы скрепили соглашение рукопожатием. Но после Малейв не отпустил мою руку и мягко потянул на себя. Другой рукой он взял меня за подбородок и вынудил смотреть ему в лицо. Я смело взглянула в глаза центаврианина, похожие на осколки темно-зеленого стекла. Точки зрачков начали утягивать в черную глубину, пробивая брешь моего сознания. Но я почувствовала, как ломается стена, защищающая меня от гипноза и прочих штучек. Появилось искусственное желание прильнуть к мужчине, отдаться ему прямо здесь, в парке.

«Ты меня любишь. Когда смотришь на меня, тебя охватывает жар, которой только я могу остудить. Других мужчин не существует — есть только я. Поцелуй меня».

— Нет, не поцелую. Потому что не люблю. Когда смотрю на тебя, меня охватывает негодование. Помимо тебя, есть множество мужчин, каждый из них может стать моей судьбой.

Оказывается, не так уж и важно не пропустить никого в свои мысли. Гораздо важнее — различать, где собственные мысли, а где — чужие. От осознания собственной победы я была готова танцевать… но мужчина по-прежнему был рядом, и не казался разъяренным.

— Я был прав насчет вас, — задумчиво произнес Малейв. — Вы невосприимчивы к внушению.

Почему он не расстроился и начал вдруг обращаться ко мне на «вы»? Радость по поводу победы испарилась, когда агент сложил руки на груди и задумчиво на меня посмотрел. Я почувствовала себя маленькой га-аной, которая выбралась из одной ловушки, но попалась в другую.

— Вас не депортируют с Горунда, гражданка Ветрова. И не собирались, — мужчина, наконец, сбросил маску. А я только сейчас поняла, что он ее вообще надевал.

Так вот почему он так хотел меня приручить, завоевать, вынудить быть с ним, почему не заявил о моей особенности сразу. Да ведь все это было искусной игрой! Игрой, придуманной для того, чтобы изучить меня.

— Простите?

— Я вас проверял. Но не так, как вы привыкли.

— Хитро, — только и смогла сказать я. — Теперь я вижу, что вы действительно занимаетесь «интересными» случаями.

— Неужели вы расстроились? — поддел он меня. — Куда же девались решимость и желание дать отпор?

Я прислонилась спиной к стволу дерева.

«Молодец, Ветрова. Пять баллов за сообразительность».

— Рад, что вы сами меня вызвали. Так мне больше не придется разыгрывать из себя альфа-самца. Но, знаете — это было весело.

— Весело… — повторила я невнятно. Вот почему нам запретили жениться с Гаррисоном — Малейв знал, что брак будет фиктивным, с самого начала. И та сцена в Отделе… Все выглядело таким натуральным… одного только я не понимала — почему на собеседовании мне сказали, что психическая устойчивость — не такой уж плюс? Будь я на самом деле ценна, меня бы не отпустили. Так почему же меня проверяли? Почему именно таким образом?

— Я много раз проходила общие тесты, ходила в Дом Жизни на курсы, но никто и никогда не зачислял меня в «интересные граждане».

— Многие могут защищать свое сознание от телепата, но только единицы могут защититься от эмпата. Тесты этого не выявляют, потому что программа не умеет различать эмоции, — скучающим тоном объяснил агент. — Хотите знать, как мы на вас вышли?

Я кивнула; на слова попросту не хватало сил. Хотелось скорее сесть на лавку и выпить воды, чтобы сглотнуть вставший в горле ком.

— Когда вышел закон о депортации, личные дела беженцев стали изучать с большим вниманием. Выяснилось, что ваш отец был невосприимчив к эмпатии. Эта способность переходит от отца к дочери, либо от матери к сыну. Вижу, вы хотите задать вопрос… Понимаю, какой. У вашего отца на Горунде были друзья-лирианцы, служившие в Доме Жизни. Им не составило труда скрыть особенность своего друга и не занести его в список потенциально полезных. По большому счету, неважно, как мы узнали о вас. Важно решить, что с вами делать теперь.

— Но… — я закашлялась, — на собеседовании в Военной академии…

— Да, о беженке Ветровой и от них поступила информация в нужные инстанции. Или вы решили, что про вас забыли?

«Как все обернулось, — отстраненно подумала я, — а виной всему — закон о депортации…»

— И что теперь?

— Вас будут сковывать кое-какие обязательства, — уклончиво ответил Малейв.

Поведение его изменилось. Если раньше в каждом взгляде и жесте агента было заметно желание обладать, то теперь он был безупречно вежлив и дружелюбен ровно настолько, насколько было принято в Федерации. То, что он мне поведал, удивляло, но больше удивляло то, как талантливо он сыграл негодяя. А ведь я видела, что он со мной играет, только вот во что именно — не поняла.

— Нина… вы позволите так к вам обращаться?

— Конечно, — безучастно проговорила я. — Могли и не спрашивать разрешения, ведь вы итак обо мне уже все знаете.

— Вы должны пройти в мой кабинет.

— Не смею отказаться.

Недавно я думала, что депортация — моя главная проблема. Теперь же первое почетное место заняла проблема под названием «проверки». Вместо одного общего углубленного теста, который обычно проходили граждане с «особенностями», я прошла три центаврианских, два лирианских и один по земной методике. На всех этих тестах настаивал агент Ли Малейв; именно он и водил меня по бессчетным Отделам, Управлениям и Центрам.

Я не относилась к людям, которые мечтают о невероятных способностях, невиданных приключениях и великих страстях, мне было ближе мирное существование, и более чем устраивала жизнь, которую я вела до принятия закона. Пристальное внимание спецслужб к моей скромной персоне нервировало так, что я по ночам просыпалась от кошмаров. Мне снились опыты и много других неприятных вещей, и делал эти вещи Ли Малейв.

После последнего тестирования он ждал меня в коридоре.

— Вот и все, Нина. С вами теперь все определено.

— Если бы я еще могла что-то понять, — вздохнула я. — Может, вы объясните мне коротко, во что я вляпалась?

— Вас хотят военные. То собеседование, на котором вы швырнули карточку, прошло для вас удачно. Вас заметили, оценили и рады видеть на абитуре.

— О.

Я поежилась, и в замешательстве взглянула на снующих по коридорам людей в темно-синих костюмах. Все они были собраны, немногословны и напоминали андроидов; разве что не улыбались. За последние дни мне пришлось встретиться с таким количеством военных, что я уже мечтала вернуться к неотесанным соседям. Лучше дикие апране, чем манерные, холодные, расчетливые центавриане.

— Готовьтесь к поступлению в Военную академию.

— О, — повторила я и поднесла руку ко рту: вспомнилась детская привычка грызть ногти. Впрочем, я вовремя опомнилась и убрала руку от греха подальше. — Скажите, а вы учились в Военной академии?