Солд подошел ко мне:

— Ветрова, как дела с задницей? Не устала на нее падать?

— Нет, товарищ лейтенант, — я улыбнулась мужчине, надеясь, что эта улыбка растопит сердце голубоглазого гиганта. — Все, что не убивает, делает нас сильнее.

— А задницу — крепче?

И вот так всегда. Ни одна моя нарочитая неудача не оставалась незамеченной, ни одна неосторожная фраза — не парированной. Но я этого и добивалась. Если он привык к сильным женщинам, то больше всего ему запомнится именно слабая. И, хоть задница у меня действительно уже была «всмятку», я поднялась, стряхнула налипшие травинки и невозмутимо спросила:

— Попробовать еще раз, товарищ лейтенант?

— Попробуй. Только в этот раз постарайся, Ветрова. Доставь мне, наконец, удовольствие видеть тебя сверху.

Как многозначительно! Хорошо, что мое лицо и без того уже было красным, и различить на нем румянец смущения было невозможно. Стараясь двигаться как можно более сексуально, я занесла ногу… подтянулась… совсем не сексуально запыхтела… и свалилась уж точно асексуально, зато прямо в руки Солду.

Парни уже ушли бегать, а Круек все стояла и смеялась, показывая на меня пальцем. В круглых светлых глазах даже слезы выступили от смеха. Не поняла апранка, что это было спланировано. Как и предыдущие падения, ушибы и неловкие «случайности» на тренировках.

Солд опустил меня:

— Это крах, Ветрова.

— Товарищ лей…

— За это время любой мало-мальски способный человек уже взобрался бы, но ты, по всей видимости, к людям имеешь косвенное отношение.

— Простите, товарищ лейтенант, — кротко молвила я, и прикусила губу в расчете, что это будет выглядеть привлекательно.

— Игры через несколько дней, Ветрова, а полосу препятствий ты проходишь дольше и хуже всех.

— Но ведь прохожу, товарищ лейтенант. Поначалу у меня вообще ничего не получалось, но ваши тренировки пошли мне на пользу, — я посмотрела на Солда, вкладывая во взгляд смущение и восхищение. Любой мужчина падок на лесть. И этот должен!

Не сработало.

— Иди в медсанчасть, попроси дежурную медсестру поставить регенерационное.

— Так точно, товарищ лейтенант, — томно ответила я и пошла, прихрамывая.

— Ветрова! — раздраженно проговорил Солд мне вслед. — Что у тебя опять?

— Ничего, товарищ лейтенант, — сказала я, и якобы пересилила себя, чтобы не прихрамывать.

— Круек, отведи Ветрову в медсанчасть.

— Товарищ лейтенант! Тренировка-то еще не окончена! — удивилась апранка.

— Тогда пять кругов вокруг площадки, Круек.

Наверное, мысленно лейтенант готов был меня убить, но ему ничего не оставалось, как подойти ко мне, взвалить на руки и понести ставить регенерационное. Стараясь казаться раненой овечкой, я дышала в шею мужчины и думала о том, что, чем больше проблем я буду приносить, тем больше он будет обо мне думать. В один прекрасный момент сердце орионца растает, и он увидит в неуклюжей Ветровой не курсантку, а девушку, которая так нуждается в крепком мужском плече…

Я часто вспоминала совет Малейва — не высовываться и не стараться быть лучше всех. Одногруппники и однокурсники и без того относились ко мне, как к выскочке, и снисходительно терпели мое присутствие. В академии давно установились своеобразные нормы: на общевойсковом факультете и факультете связи могут учиться младшие, но на факультетах разведки и дипломатии — нет. А в этом году на факультете разведки мало того, что чемпионами стали младшие — мы со Слагором, так еще и в лидеры первокурсников вышли орионцы Тулл и Вальдола, а не центавриане, как обычно. Это сбивало с толку и преподавателей, и самих «старших» курсантов. В этой неприятной ситуации все винили вышедший закон о депортации. «Недостойные беженцы ринулись в академии и заняли места достойных» — вот о чем шептались и говорили прямо.

Я вела себя тихо и ни с кем не конфликтовала, хотя и знала, что Вальдола точит на меня зуб. У меня были простые цели — добиться симпатии Солда, отделаться от Малейва, выучить третий центаврианский, подлатать проблемы в знаниях и не оплошать на играх. Кто же знал, что я перестараюсь?

…Майор Крастон терпеть не мог, когда курсанты начинали скучать на его парах. На одной из лекций он решил нас взбодрить и провести опрос. Опросы по материалам только что проведенный лекции майор проводил так: выбирал одного из курсантов, вызывал к себе, а остальных просил задавать ему вопросы.

— Ветрова!

Я знала, что этот момент когда-нибудь наступит, и, взяв себя в руки, спустилась, встала рядом с майором. Материал я запомнила хорошо и была уверена, что справлюсь. Как бы не так! Вальдола и ее свита активизировались, и забросали меня такими вопросами, на которые нельзя было дать однозначные ответы. Вышло как-то глупо: я знала все, а получилось, что как будто ничего и не знала. Все потому, что меня откровенно топили, и даже легонькие вопросы от приятелей ситуацию не выправляли. Майор долго не выдержал:

— Спала на лекциях, Ветрова?

— Нет, товарищ майор.

— Я не услышал ни одного внятного ответа!

— Потому что не было задано ни одного внятного вопроса, товарищ майор, — ответила я.

Крастон довольно хмыкнул. Его я уже успела изучить и поняла, что он не выносит тех, кто начинает лебезить и теряться перед ним. Особенно цеплялся преподаватель к представителям младших рас, называя уничижительно «беженцами».

Он мрачно зыркнул на Линду и компанию.

— Вот тебе внятный вопрос: треть какого сезона на Горунде считается «зеленой» и почему?

Я не поверила своему счастью. Майор задал вопрос о специфике посевных работ и неофициальном начале этих самых работ на Тектуме. Я росла на ферме и знала, когда что сажают в центаврианских садах и какой сезон — «зеленый».

Крастон с удивлением выслушал мой подробный ответ, но сдаваться не спешил, и задал мне еще несколько коварных вопросов с последних лекций. Я ответила на все. Майор хмыкнул, поставил что-то в табель успеваемости и отправил меня на место.

На следующей паре по центаврианскому меня поставили учить диалог в паре с парнем из свиты Вальдолы. Я выучила свою часть быстро, а он с трудом запоминал реплики. И, когда подошла наша очередь, он запнулся, забыл слова, и преподавательница, вздохнув, сказала:

— Ветрова, встань в пару с Вальдолой.

Линда, в отличие от своего дружка, отчеканила диалог безупречно, но преподавательница отчего-то похвалила именно меня:

— Отличное произношение, Ветрова. Чувствуется практика.

Конечно, чувствуется! Я столько времени потратила на этот третий центаврианский! Иногда мне даже сны снились, где все разговаривали на третьем, причем разговаривали быстро, а я еле понимала слова.

После той пары я поспешила в досуговую комнату, чтобы встретиться с командой. Несколько одногруппников-центавриан окружили меня, в руках у одного из них был планшет.

— Ветрова, помоги-ка нам с заданием по расам. Вот этот пункт: «Особенности поведения землян».

— Извините, ребята, я спешу, — я попыталась ускользнуть, но путь к бегству был отрезан.

— Это займет немного времени, — усмехнулся один из курсантов, пристально глядя в мои глаза.

«Эмпатическое воздействие», — подумала я, прогоняя испуг.

Я подумала верно, потому что курсант начал поглаживать меня по плечу, чтобы усилить воздействие. Он вел себя точно, как Малейв — взгляд, слово, прикосновение… Опомниться не успеешь, как будешь под чужим контролем.

А воздействуют они на меня, потому что хотят проучить. Землянам нельзя лезть в лучшие, по крайней мере, в этой академии. Боковым зрением я видела Экри, который все никак не мог решиться — то ли остаться и помочь, то ли уйти от греха подальше.

— У вас проблемы с расами?

— Ну что ты, какие проблемы. Маленький вопрос. Скажи, Ветрова, какова отличительная черта землян? Хитрость, наглость, или самодовольство? Я считаю, наглость, а парни не согласны.

— Не думаю, — я умудрилась ответить спокойно, хотя меня оскорбляли.