– Но я живой, – мучительно выдавил из себя Лазарь.

– Нет! – прикрикнул на него писарь. – Вот тут ты ошибаешься. С того момента, как это свидетельство о смерти приобрело законную силу, ты покойник. – Немного успокоившись, писарь объяснил назидательным тоном: – Пойми же, любезный. Если б люди воскресали из мертвых по своей прихоти или по поводу прихода какого-то бродячего лекаря или шамана, тогда рухнул бы весь административный аппарат! Представляешь, чем бы все это кончилось?

– А нельзя ли, – осторожно намекнул Лазарь, – хоть разочек сделать исключение... Я бы вас отблагодарил...

– Исключение? – ехидно захихикал писарь. – Исключения возможны при договоре о купле-продаже недвижимости или при взимании десятины из урожая, но не в вопросах жизни и смерти! Закон предусматривает все!

Тут у обессиленного и отчаявшегося Лазаря лопнули нервы.

– Но ведь я же здесь! – заорал он на представителя законной власти. – Вот он я, стою перед тобой, ты меня видишь, разговариваешь со мной! Значит, я живой! Значит, я не мертвый! Так или нет?

Тут чиновник поднял крик, и стража вывела Лазаря. Писарь кричал ему вдогонку, что не сегодня завтра к нему может приехать ревизия из Рима и что он не собирается садиться из-за какого-то сумасшедшего, который здесь вообще не мог быть, поскольку он не существует, как свидетельствует официальный документ.

Кажется, только это обстоятельство и спасло Лазаря от порки и от карцера.

Несколько дней прошло, пока он пришел в себя и, уступая настояниям Марфы и мольбам Марии, снова отправился искать работу. Хотя Лазарь был высококвалифицированным резчиком по дереву и все признавали, что руки у него золотые, сейчас он готов был взяться за любое дело, лишь бы с него не спрашивали документов. Он попросился в конюхи в Кесарийском цирке, но там его подняли на смех. Страдания не прибавили Лазарю сил, выглядел он так, словно вот-вот заново отдаст Богу душу. Он вызвался работать погонщиком мулов у некоего Садока, оптового торговца пряностями, ходившего в длительные трансконтинентальные рейсы, но тот побоялся, что Лазарь будет слишком часто брать больничный лист. Он предлагал свою кандидатуру на вакантные места кельнера в первоклассном госпиции (то бишь ресторане) «Под развесистой оливой» и в третьеразрядном термополии (корчме) «Под трепещущей пальмой», но не прошел по конкурсу, хотя хозяева обоих заведений были его знакомыми.

Корчмарь сказал ему:

– Ты мне ни к чему, а вот приведи-ка сюда свою сестру Марию, я ее на руках буду носить, десять процентов комиссионных дам ей.

Ресторатор сказал:

– Не сердись, Лазарь, но ты смердишь,

– Что?!

– Ты уж не обижайся, но у нас самая лучшая кухня во всем крае... К нам римские офицеры ходят... А ты, извини меня, смердишь. Да и кто знает... что ни говори, ты ведь побывал там... по ту сторону. Так что прости, но мы здесь подаем изысканные фирменные кушанья, а ты...

Затем Лазарь попытал счастья у некоего Иоафама, тинктора (красильщика), а также у кориария (кожевника) Элиуда, рассчитывая, что уж здесь-то он никому не будет смердеть. Но оба выставили его, кожевник – потому, что ему стало известно из достоверного источника, какой Лазарь симулянт и мошенник, красильщик – потому, что по праву считал его вероотступником, богохульником и еретиком.

Сломленный душой и телом, Лазарь вернулся домой и рассказал сестрам о своих злоключениях. Между тем Марфа по собственной инициативе обошла своих знакомых, сутора (сапожника) Иоава, сыровара Неффалима и даже содержательницу лупанария (т. е. публичного дома) пани Авенирову, которая подыскивала вышибалу для своего заведения, – все безрезультатно. Узнала она также, что требуются гладиаторы, но одного взгляда на Лазаря было достаточно, чтобы отказаться от этой идеи. Вот и сидели они на кухне, неприбранной и затоптанной, пока даже у Марфы не сдали нервы и она заголосила:

– Да разве ж ты просил Его воскрешать тебя из мертвых, в самом деле!

И тут Мария подняла голову, и прекрасные очи ее засверкали из-под полуторадюймовых ресниц как две звезды, обнаженные руки ее затрепетали, когда она молитвенно сложила их, высокая ее грудь заволновалась от набожного экстаза, и она возгласила:

– Как же это мы не подумали о Нем? Как могли мы забыть Его? Кто же, как не Он, может вывести тебя, брат мой Лазарь, из юдоли скорби, кто иной поможет тебе в беде, избавит тебя от печалей? Приди к Нему, и Он взглянет на тебя своими бесконечно добрыми бархатными очами, возговорит своим изумительным голосом, в котором шумят кедры итурейские и поют волны аскалонские, и протянет тебе руку помощи...

– Факт, – подтвердила Марфа, хотя она из принципа не любила соглашаться с сестрой, – пускай вытягивает тебя из каши, которую Он же и заварил. В конце концов, раз Он умеет воскрешать покойников, значит, Ему ничего не стоит сварганить для тебя маленькую мастерскую с двумя верстаками – хотя бы здесь, на заднем дворе. Ну, что ж ты стоишь, чего ты ждешь?

Итак, Лазарь отправился из Вифании в город Ефраим, где пребывал в ту пору Господь со своими верными.

Но когда Лазарь приблизился к дому, в котором остановился Учитель, он понял, что ему не пробиться сквозь толпы народу. Здесь были иудеи из земли Ханаанской, греки из Сефориды и Тарихеи, множество чужеземцев из Дамаска, Тира и Филадельфии, и все хотели узреть Назарянина; поэтому ученикам Господним, Филиппу из Вифсаиды Галилейской и Андрею, на которых в тот день выпало дежурство, пришлось попотеть, чтобы организовать все должным образом.

После долгого ожидания в очереди Лазарь попал наконец к некоему Симону Искариоту.

– Чего тебе надобно, брат мой? – приветливо спросил Симон.

Лазарь высказал ему свое страстное желание встретиться с Назарянином.

– А где же твоя пальмовая ветвь? – спросил его Симон.

Лазарь объяснил, что на дороге, по которой он пришел, пальмы, как назло, не растут, к тому же он все равно не в силах был бы вскарабкаться на пальму; а на цветочный магазин у него, опять же, пиастров нет. Он повторил свою просьбу пропустить его к Назарянину, скромно заметив, что они довольно давно знакомы и что Учитель непременно вспомнит его и примет вне очереди.

– Господь наш, – сказал Симон Искариот, которого звали также Иудой, – в настоящий момент отсутствует. Он отправился на осляти в Ерушалаим, и народ провозглашает Ему осанну. О том, чтобы отвлекать Его, и речи быть не может. Но вдруг я сумею помочь тебе вместо Него? Расскажи мне, в чем состоят твои трудности.

И Лазарь из Вифании рассказал Симону-Иуде Искариоту, в чем состояли его трудности.

– Дружище, – воскликнул Искариот, – и с такими пустяками ты приходишь к Господу нашему? Боже мой, ну и народ пошел: никакого чувства меры, ни капли такта! И вообще, как ты себе это представляешь? Разве мы бюро по трудоустройству, или кредитный банк, или еще что-нибудь в этом роде? В наших силах сделать, чтобы прозрел слепой от рождения, чтобы пять тысяч семьсот человек насытились пятью хлебами и двумя рыбешками, чтобы человек, тридцать восемь лет лежавший расслабленным, взял постель свою и пошел; мы можем лечить водянку, изгонять бесов, исцелять парализованных, можем даже по воде ходить, если очень уж понадобится – но мы не занимаемся ссудами, оборудованием мастерских, объявлениями о наличии свободных мест и т.д. и т.п.! За кого ты нас принимаешь?

Тут Лазарь тихим голосом выразился в том смысле, что не понимает, зачем же тогда Назарянин соизволил воскресить его, если ему предназначено провести остаток жизни в нищете, долгах и мучительных болезнях.

Тогда Искариот возмутился, восклицая:

– Тебя воскресили ради вечной славы Господа нашего и Отца Его Небесного – и не смей толковать мне тут о каких-то там фельдшерах, мебельщиках и погонщиках мулов! Наконец-то я понял, что тебя только одно интересует: выгода, презренная выгода, даже из божьего чуда ты хочешь выколотить деньги, эти грязные деньги!

Поистине, праведным гневом возгорелся Иуда Искариот.

– К кому же мне тогда обратиться? – пролепетал Лазарь, у которого душа ушла в пятки, если не ниже.