Макнамара часто ссылается на эти статьи. Он говорит: «Сообщения Фаля были для нас „обнадеживающими“ и оправдывали американскую эскалацию». Макнамара ни разу ничего не сказал о решении многократно усилить бомбардировки Южного Вьетнама. Он просто обходит этот вопрос стороной, без каких-либо комментариев. Он приводит выдержки из военных статей Бернара Фаля и говорит: «Отчасти причиной, вдохновившей нас на дальнейшие действия, стало то, что Фаль был прекрасным аналитиком и очень знающим человеком, и на него произвело огромное впечатление то, что мы делали во Вьетнаме, и он полагал, что это сработает». В этих словах содержится доля правды. Фаль говорил: «Да, эти ребята настолько одержимы манией убийства, что им, без сомнения, удастся разрушить эту страну». Вот в каком смысле он полагал, что военные действия США во Вьетнаме должны непременно «сработать».

В книге Роберта Макнамары есть одно любопытное примечание. Он пишет, что два года спустя Фаль изменил свою первоначальную точку зрения на действия американских войск и перспективы ближайшей победы на более пессимистическую. Это было в 1967 году. Посмотрим, что он писал в это время, как раз перед самой своей смертью. Он писал, что таких жестоких военных акций, какие выпали на долю Вьетнама, не знала ни одна страна мира, что Вьетнам буквально умирает, и очень похоже на то, что Вьетнам как культурная и историческая общность исчезнет под атаками американского оружия. Макнамара цитирует это место и утверждает, что Фаль перед смертью изменил свое мнение об эффективности наших военных действий. И дело не только в том, что говорит по этому поводу Макнамара, но ведь, заметьте, никто, ни один из рецензентов, никак не прокомментировал это. Никто не заметил в его словах ничего фальшивого или смешного. Потому что если мы ставим перед собой задачу разрушить какую-нибудь страну и уничтожить ее как «культурную и историческую общность», то кто же сможет против этого протестовать? Фаль, обратите внимание, говорит постоянно о Южном Вьетнаме, а не о Северном, — потому что террор и массовые убийства происходили именно здесь, и наши военные акции были направлены главным образом против Южного Вьетнама.

Есть, между прочим, один интересный аспект, касающийся «Документов Пентагона». «Документы Пентагона» не содержали в себе информации о каких-либо важных секретах, чтобы там не говорили. В этом я смог убедиться тогда, когда помогал Дэну Элсбергу подготовить их к публикации. Я много и часто писал по поводу «Документов Пентагона» еще до того, как они появились в печати, и исследовал этот вопрос самым детальнейшим образом. Вместе с тем, кое-что в этих материалах представляло действительный интерес, в частности, — я писал уже об этом тогда, — явное несоответствие между планированием бомбардировок Севера и планированием бомбардировок Юга. Планирование по Северу было очень тщательным и скрупулезным. Как далеко мы должны заходить вглубь территории? С какой именно скоростью нам следует продвигаться? На какие объекты должны быть направлены наши удары? Что же касается бомбардировок Юга, — в три раза более интенсивных и повлекших гораздо более тяжкие последствия, — то они проходили без всякого плана. Это никак не обсуждалось. Почему? Очень просто. Дело в том, что военные акции против Северного Вьетнама могли стать для нас источником разнообразных проблем. Так, например, после начала бомбардировок северных территорий мы нанесли целый ряд воздушных ударов по китайским железным дорогам, которые, так уж случилось, проходили через Северный Вьетнам. У нас были планы атаковать русские корабли, но мы боялись, что это произведет в мире реакцию, которая бы могла нам повредить. Так что, в случае с Севером тщательный план бомбардировок был необходим. А массовые убийства в Южном Вьетнаме — пустяк. «В-52» бомбят дельту Меконга — это одна из наиболее густо населенных территорий в мире, — гибнут люди, разрушаются дамбы, больницы и средства коммуникации, и все это сходит нам с рук. Понятно, что при такой ситуации никакие особые планы или расчеты не были нужны.

Интересно не только то, что все эти вещи когда-то происходили. Интересным также является то, что никто никогда не обращал на эти вещи внимания. Мне, во всяком случае, пока еще не удалось найти никого — будь то ученого-специалиста или кого-то еще, — кто бы о том, что было сказано мной относительно «Документов Пентагона», написал хотя бы полстрочки. Сегодня часто можно услышать: «Мы „защищали“ Южный Вьетнам», — и так говорят о стране, которую мы уничтожили! Сам факт, что, например, Макнамара может так выражаться и при этом ссылаться на Бернара Фаля, который был «самым знающим человеком», и который был в высшей степени возмущен нашей атакой на Южный Вьетнам, невзирая на то, что был ястребом, и который считал, что Сайгон должен был управлять всей страной, тот факт, что можно ссылаться на мнение этого человека и при этом не видеть, что именно он говорил, — это показывает степень моральной слепоты не только Макнамары, но и всей нашей культуры, — любые комментарии здесь излишни.

Д. Б.: Еще несколько слов о Роберте Макнамаре и его «mea culpa». Он ведь отчасти лишь воспроизвел прием защиты, опробованный нацистами в Нюрнберге: «следование приказам», «верность фюреру». Вот, мол, почему он молчал, пока был министром обороны.

— Я не согласен. Он ведь не признает, что было сделано что-то неправильное. Ни о какой «защите» с его стороны речи быть не может.

Д. Б.: Участвуя в MacNeil Lehrer, он теперь говорил, что у него были «дурные предчувствия» относительно этого курса.

— Где были раньше эти его «дурные предчувствия»? Представьте себе, что какой-нибудь нацистский генерал после Сталинграда заявил бы: «После Сталинграда я понял, что война на два фронта была ошибкой, но, несмотря на это, я поступил так, как поступил». Это не нюрнбергская защита. Это даже не осознание того, что было совершено преступление. Понять, что преступление имело место, нужно до того, как приступать к защите. Макнамара не в состоянии этого осознать. Более того, все это я говорю не в качестве критики в его адрес. Это скучный узкий технократ, который ничто не подвергает сомнению. Он просто принимает набор убеждений окружающих его людей. Таковы все либералы Кеннеди. Мы не можем совершить преступление. Здесь противоречие в терминах. Все что мы делаем, мы делаем по необходимости, и это не только правильно, но и благородно. Следовательно, о преступлении не может быть и речи.

Если же говорить о его «mea culpa», то, посмотрите, кому он приносит свои официальные извинения? Американскому народу. Он посылал американских солдат на безнадежную войну, зная заранее, что она безнадежна. Расплачиваться пришлось Соединенным Штатам. Эта война разорвала страну на части. Отношение людей к правительству стало крайне скептическим и полным разочарований. Такова цена за его «ошибки». Да, было убито 3 миллиона или больше вьетнамцев. Жители Камбоджи и Лаоса вообще в этой истории не фигурируют. А их было убито не меньше миллиона. Никто почему-то не просит прощения у них.

Горько видеть, — о чем я уже неоднократно писал, — как это тесно перекликается с рассуждениями о том, что, дескать, нельзя простить японцам того, что они совершили во время второй мировой войны. Премьер-министр Японии только что был в Китае, где он просил прощения за ту жестокость, которую пришлось испытать жителям Азии по вине японской агрессии. В New York Times по этому поводу был высказан целый ряд критических замечаний: да, мол, конечно, он все это так и сказал, однако, вот, некоторые японские парламентарии полагают, что ему не стоило этого делать, а, значит, японцы все еще не хотят признавать за собой вины. А на следующей странице говорится о том, что мы должны примириться с нашей виной перед американским народом, которая заключается в том, что мы разрушили три государства и убили миллионы людей. Вы не находите это весьма любопытным? Лично я не знаю ни одной другой страны, которая бы продемонстрировала столь шокирующую убежденность в собственной правоте на первой же странице одного из своих ведущих изданий, — и никто на это никак не отозвался. Не только в нашей стране, но и вообще на Западе. В британской и европейской прессе, в той степени, в какой она мне известна, дела обстоят точно так же. Это — часть западной культуры. Это то, что Адам Смит называл «первобытной, жестокой несправедливостью европейцев», от которой уже в его время пострадало немало стран.