— Не понарошку, а на самом деле. И не звеноводом, а вожатым называется в отряде самый главный. Эх вы, детишки! Этого-то не знаете! — гордо заявляет Марат.
«Детишки»! Этим словом он хочет напомнить нам, что ему исполнилось восемь лет.
А Фагима и Оксапа не обращают на это внимания.
— Пусть вожатым будет Фарит! — говорят обе подружки.
Марат обижается, а я молчу.
— Ребята! Давайте тянуть жребий, — предлагает Фарит, — кто вытяпет, тот и будет вожатым.
Жребий так жребий! С этим согласен и Марат.
— Только как же Заман? Ведь и он может вытянуть жребий!
— Заман мпе братишка, — заявляет Фарит. — Пусть за него тянет Марат. Согласны?
Марат идет в сарай и приносит длинный прутик, оставшийся после плетения гусиных гнезд. Мы начинаем тянуть жребий. За нижний конец прутика держится рука Фарита, вслед за ним обхватывает прутик рука Фаги-мы, потом Оксаны, потом моя, потом обе руки Марата — одна за себя, другая за Замана.
Когда мы тянем жребий, Марат всегда выигрывает, его рука оказывается на самом верху прутика. Кто знает, почему ему так везет?! Может быть, он как-нибудь хитрит? Только и на этот раз рука Марата оказывается сверху. Подняв прутик, он сразу отбрасывает его в сторону.
— Только пусть Малат меня не тлогает, ладно? — беспокоится Фагима.
— Вожатый не тронет, ты должна это знать, только не болтай слишком много, картавая, — громко говорит Марат.
На этот раз он не хочет обидеть сестру, просто говорит громко, потому что вожатый. Мы тоже больше не спорим и готовы его во всем слушаться.
Марат берет пас за рукава и выстраивает в ряд: впереди всех он ставит Фарита, за ним Оксану, потом меня, а позади Фагиму. Сам становится сбоку и командует:
— Вперед! Раз, два, три! Раз, два, три!
Наш отряд шагает. Одна Фагима загляделась на играющих ягнят и не слышит команды. Потом взмахивает руками и, переваливаясь на толстых ножках, догоняет нас у ворот.
— Раз, два, стоп! — командует наш вожатый.
Мы плохо разбираемся в его команде и останавливаемся не сразу.
— Говорю же вам — стойте! Шаг на месте! Раз, два! — кричит Марат.
Ворота вдруг открываются, и мы видим маму. Она несет маленькие деревца, тоненькие ветки их колышутся у нее над головой, мохнатые корни свисают вниз. Лицо у мамы загорелое, на лбу блестят капельки пота.
— Это что за войско? — удивляется мама. Мы отвечаем все вместе:
— Завтра Май! Марат наш вожатый!
Мама смотрит на меня, и понемногу улыбка сходит с ее лица.
— А ты, Ямиль, на каком это фронте был? — с беспокойством спрашивает она.
Я опускаю голову и молча разглядываю свою порванную рубашку. Оксапа с Фагимой, перебивая друг дружку, рассказывают о гусаке. Марат важно добавляет:
— Если б не было меня и деда Мансура, совсем пропал бы Ямиль!
Мама кладет на землю деревца, оглядывает меня и Оксану со всех сторон и мягко говорит:
— Глупенькие! Разве можно так делать? Ведь все защищают своих детей: и люди, и птицы. Гусак бросился выручать своего гусенка, потому что Оксана взяла его на руки. Никогда не трогайте маленьких гусят.
Мама показывает нам деревца:
— Вот я принесла яблоньки. Сегодня кончили сеять пшеницу, и после обеда я не пойду в поле. Сейчас попьем чаю и будем все вместе сажать в саду деревца.
Мама обращается к Марату:
— И ты, вожатый, приходи со своим отрядом.
— Ладно, тетя Кюнбике, — отвечает Марат и вместе с Фаритом и Фагимой выходит на улицу.
Мама, улыбаясь, глядит ему вслед, потом быстро на* гибается и обнимает меня и Оксану.
— Дети мои, голубки мои! — приговаривает она, целуя то меня то сестренку.
Напившись чаю, мы выходим в сад. Мама берет большую железную лопату, а нам дает грабли. Мы с Оксаной тащим грабли за собой.
В саду мама подходит к грядке, где в прошлом году росла свекла, и сгребает граблями сор. Мы с Оксаной относим этот сор к забору.
Потом мама распрямляет спину, отбрасывает назад упавшую на грудь косу и берется за лопату.
— Теперь я буду копать, — говорит она, — а вы возьмите грабли и сгребайте сор с других грядок.
Мы с Оксаной принимаемся за дело. Мама копает. Лопата ее глубоко режет землю. Перед посадкой деревьев нужно выкопать большие ямы, чтобы корням было свободно. Вчера дедушка Мансур тоже так делал. Он посадил яблони и вишни. Мы с Оксаной смотрели, как он работает.
— Дети! — сказал нам дедушка Мансур. — Я уже стар и, пожалуй, не увижу плодов этих деревьев. Но вы-то их увидите, когда подрастете. Вот что меня радует.
Дедушка Мансур врезал лопату в землю и выпрямился, держась за поясницу.
— Человек не должен жить на земле только ради себя, — сказал он. Вот смотрите на солнце, оно согревает всю землю…
Мы с Оксаной слушали его и, заслонив глаза ладонями, глядели на небо. На этом большом небе прямо над нами стояло солнце. Оно было маленькое, но такое светлое и горячее, что согревало всю землю…
Мама копает молча, она не любит разговаривать, когда работает. Лопата так и мелькает в ее проворных руках, а когда мама нагибается, монетки, заплетенные в ее косы, звенят.
Мы с Оксаной тоже работаем. Но дело у нас идет не так хорошо, как у мамы, почему-то грабли плохо сгребают сор.
На улице кто-то свистит. Только Марат умеет так сильно свистеть. Конечно, это он. Вот его голова появляется над забором, но, увидев маму, Марат быстро сползает вниз. При маме он боится перелезать через забор.
Фарит, Фагима и маленький Заман появляются из-под ворот. За ними вылезает и Марат. Нашему вожатому тоже пришлось лезть этим путем. Раньше всех к нам подбегает Заман. Ему только недавно исполнилось четыре года, но он такой рослый крепыш, что его шапка велика даже мне.
— Тетя Кюнбике! — кричит он моей маме. — Сегодня у нас упал со стола наперсток и закатился в щелочку пола. Вот мы искали, ой как искали! Так и не нашли, далеко спрятался.
Заман смешно взмахивает руками и бежит дальше по дорожке. Мама, не отрываясь от работы, кивает ему головой и смеется.
— А мне бабушка Сибэл сшила новое платье к майскому плазднику, хвалится Фагима.
Марат с упреком смотрит на сестру.
— Фагима говорит о платье, а о том, что мы получили письмо от папы, не говорит. А мы, тетя Кюнбпке, вот только сейчас получили письмо! Папа пишет: «Мы побеждаем врага, война уже кончается».
— И от нашего папы утром пришло письмо, — быстро говорит Оксана.
Мама перестает копать и, опершись на лопату, смотрит на нас. В глазах ее светится радость. Когда мама чему-нибудь радуется, осе лицо у нее делается светлым.
«В сердце моей дочери нет ни пятнышка, — часто говорит бабушка. Все, что она чувствует, отражается на ее лице как в зеркале».
— Приходит праздник, дети, на нашу улицу, приходит праздник. Большой праздник Победы! — говорит мама, и ее слова звучат для меня как очень хорошая песня.
Мама улыбается, а в глазах у нее, как капли росы, стоят слезы.
— Сейчас будем сажать яблони. Когда станете взрослыми, вы скажете маленьким детям: «Эти яблони, ребята, мы сажали в год победы над фашистами. Это яблони победы». Идите возьмите каждый по одному деревцу и несите сюда.
Мы приносим яблопьки. Мама ставит деревца в ямки и нам троим, большим мальчикам, велит их держать, а сама забрасывает землей свежие корни.
Оксана с Фагимой стоят и во все глаза смотрят, как мы сажаем яблони. Заман крутится между нами, хватается за деревца, которые мы держим, горстями бросает в ямку землю.
— Вот, по крайней мере, Заман берется за все! На все руки мастер! На все дела у него есть время. Только не хватает ему времени вытереть нос, — шутит мама.
Заман сейчас же вытирает свой нос рукавом. Мы громко смеемся. И нельзя не смеяться: у Замана на груди есть платочек, он пристегнут булавкой к его курточке. Зачем же вытирать нос рукавом!
Заман догадывается, над чем мы смеемся, и опять вытирает нос, на этот раз платочком. Что ни говори, ребенок и есть ребенок, что с него спросишь!