Алексей бодрился, хотя причин для беспокойства было немало. Особенно его волновало то, что основная группа оторвалась от них.

Орлов внимательно осмотрел опухшую ногу радиста. Потом наложил тугую повязку. Было ясно: Васильев сейчас не ходок. Решили переночевать тут же под елкой. Поочередно дремали на куче веток. Утром перед ними снова встал вопрос: куда идти?

Орлов обдумал все возможные маршруты, которыми могла следовать группа Гайдина. Сначала он пришел к выводу, что отряд должен вернуться в район прежнего расположения базы, ждать их. «Так-то оно так… Но, с другой стороны, искать их в создавшихся условиях — значило подвергнуться риску напороться на летучие отряды оккупантов, прочесывающие лес. И тогда погибнут все: и разведчики, и члены подпольного райкома».

Орлов постепенно пришел к мысли, что Гайдин повел всех к Яндомозеру в надежде выйти потом в Устьяндому и оттуда озером перебраться к своим, поскольку штабом такой вариант предусмотрен. К тому же у Гайдина и Зайкова на севере родственники. С их помощью можно достать и продовольствие и лодку. А что делать ему, Орлову? Тоже двигаться на север? Нет. Тысячу раз нет! Ведь теперь только он и Васильев могут предупредить и проинструктировать связников, встретиться с Сюкалиным. Нужно только переждать несколько дней, а потом отыскать оставленные в лесу запасы. Не мог же враг обнаружить все тайники.

И они пошли на юго-восток.

«Эх, может ничего этого и не случилось бы, если б Зайков тогда заметил наблюдательный пункт? Как это он мог не рассмотреть вышку?» — Об этом думал Орлов, а его натренированное тело как бы само, без всяких видимых усилий скользило между деревьями. И хотя почти всю поклажу нес теперь Алексей, ему приходилось то и дело сдерживать шаг. Васильев и сегодня не мог идти быстро, несмотря на то, что боль в ноге после ночного отдыха мучила его меньше.

По пути к месту прежней базы Орлов и Васильев проверили тайничок, в котором были спрятаны продукты. Продовольствие оказалось нетронутым. Разведчики взяли с собой два грузовых мешка и парашюты.

Через сутки они уже были близ той лесной полянки, где прожили месяц. Выбрали место посуше, устроили шалаш. Здесь впервые за эти несколько дней они выспались, плотно поели. Нога Васильева пришла в норму, и он глядел теперь веселее. На третий день после возвращения на базу Алексей сказал:

— Ну, Павел, теперь я пойду к Сюкалину, заждался нас, наверно, старик. А ты присматривай тут за хозяйством. Будь осторожен: один остаешься — сам себе командир и сам себе часовой. В случае нападения, отходишь к кривой сосне. Если не сможешь туда — к ручью.

— Может попытаться пока наладить радиосвязь?

— Нет, Павел, потом. А то еще увлечешься и не заметишь, как подойдут. Завтра к утру вернусь. Сигнал: три раза крякну по-утиному, а ты ответишь два раза. Ну, всего.

К вечеру Алексей подошел к деревне. Заметил, что белой тряпки на крыльце нет — значит в доме Сюкалина только свои. В поле за кустом выждал, пока стемнело, пошел к дому. Сюкалин очень обрадовался при виде Орлова:

— Алексей Михайлович! Наконец-то! Проходи в избу.

Разговаривали, не зажигая лампы, при слабо мерцающей коптилке.

— Откуда, говоришь? Из дальних странствий. Вспугнули нас с насиженного места… А у вас тут как?

— Да как. Ищут вас везде. Заметили самолет-то, а на другой день облаву устроили. Двести пеших солдат, сорок конников с собаками. Дороги патрулируют круглые сутки. Во всех деревнях — в Боярщине, Подъельниках, Липовицах, Вигове, Зубове — да что там считать — везде солдаты с пеленгаторами. На домах объявления вывешаны: кто укажет партизан — тому награда.

— Награда, говоришь? И большая?

— Не знаю, а уж только есть такие объявления. А кругом аресты идут. В Вигове Юрьева Павла со старухой и Романова с женой забрали, Рябова — в Липовицах.

— Юрьева, Романова, Рябова?!

— Слух идет, будто Максимова их выдала. Всех увезли в Космозеро. Петра Рябова сильно пытали, требовали сказать, где вы находитесь. Привели его на кладбище, заставили яму вырыть, а потом поставили его в ту яму и стали целиться. Офицер сказал: «Говори, где партизаны. Скажешь — отпустим, не скажешь — в яме лежать останешься». Но он, Рябов-то, не выдал. Тогда они стрелять начали, да так, чтобы пули над самой головой пролетали. Думали испугается, скажет. А он одно: «Ничего не знаю». Потом бить его стали. Избили до полусмерти, полуживого в машину бросили и увезли опять в тюрьму.

— Максимова, говоришь, выдала? Не всякому слуху верь, могла сама полиция пустить этот слух. А еще что узнал?

— Комендант Роома меня вызвал, спрашивал, где надо искать партизан.

— Не сказал?

— Да что-то ведь надо было сказать. Я прикинул так: лучше будет, если они уйдут искать вас куда-нибудь дальше, за дорогу от Великой на Вегоруксу. Так и посоветовал: мол, здесь партизанам негде укрыться, на север, мол, ушли. Но не поверил, видно, мне комендант. Больно уж много здесь, на юге, их рыщет.

— Что не поверил, это, может, и к лучшему.

— А почему?

— Не на всякое «почему» ответ можно дать. Ты лучше скажи — лодку найдешь?

— Есть у меня одна, припрятана… Алексей Михайлович, переждали бы вы денек-другой, пока не утихнет, а там — махнули бы через озеро. Чего вам теперь тут делать, попадетесь еще к оккупантам в лапы.

— Нет, Петр Захарович, уходить нам еще нельзя. Недели две подождать надо.

— Надо так надо. У меня заночуешь? Разбужу рано.

Утром, еще затемно, перед тем как уйти от Сюкалина, Алексей взял у него лист бумаги, карандаш. Присел к столу и написал:

«Встреча на большой поляне, там, где жили трое в июле. Дежурим с 10 до 11 ежедневно до 10 октября».

— Если появится Гайдин, передай ему вот это. — Орлов подал записку. — Думаю: вряд ли он придет. А все-таки загляну третьего октября. До свидания.

— Сухарей-то, Алексей Михайлович, возьми. — Сюкалин сунул в руку Орлова мешочек.

Всю дорогу до базы Орлов думал о том, как могло случиться, что и Максимова, и Рябов, и Юрьев оказались в тюрьме. Всех их он знал, со всеми встречался, все они ему помогали. Надежда Максимова… Она охотно выполняла поручения подпольщиков. Со многими людьми связала. А Юрьев? Зимой прошлого года укрыл от погони. Лошадь в хлеву сеном зарыл, чтобы не нашли. Потом в дорогу справил. Нет, нет, это все люди надежные.

Максимова выдала? Не может быть! Но ведь арестованы только те, кто ходил к ней на дом. Юрьев приезжал к ней, когда она мою записку ему передала. И жена Юрьева заходила. Кто же выследил? Если бы выдала Надежда, тогда взяли бы и других. Она ведь знала, что и Ржанские нам помогают. Но их не арестовали. Завтра же надо сходить к Ржанским.

— Вот, Павел, дела какие, — сказал Орлов радисту. — Обстановка сложная, и все-таки мы должны жить пока здесь. До десятого октября каждый день с десяти до одиннадцати часов будем дежурить на большой поляне, ждать вестей от своих. Только, я думаю, что не придут они, самостоятельно выходить будут, как Бородкин говорил. Но тут на авось рассчитывать нельзя: убедиться надо!

Больше недели Орлов и Васильев ежедневно ходили на большую поляну. Иногда вместе, а иногда и поодиночке. Приходили, осматривались, голосом подавали только им одним известный сигнал, прислушивались: опять никого. В тревожном ожидании проходил час — с десяти до одиннадцати, — но они еще с полчаса сидели возле поляны, чутко ловя каждый звук и не слыша того, ради которого сюда ходили.

Потом разведчики возвращались на базу, готовили нехитрый обед из концентратов, немного отдыхали. А под вечер шли на разведку к Сюкалину или Ржанскому.

Но и те, разведывая по заданию Орлова обстановку в районе, не могли сказать ничего утешительного. Облавы продолжались, были перекрыты все дороги, патрулировались деревни. Все же Орлов и Васильев ждали. Длинными и холодными осенними ночами они по очереди несли вахту.

В одну из таких ночей Алексей, сменивший на посту Васильева, заметил, что к утру небольшие лужи у шалаша подернулись тоненьким ледком.