Иван, показавший отличные результаты в обучении, получил первое самостоятельное задание, едва ему исполнилось восемнадцать. Урок достался непростой — превратить в процветающее заведение влачащий жалкое существование постоялый двор на Московском тракте, затерявшийся между Царским селом и посадом Колпино.

С ним он справился блестяще, уже через полтора года вернув крупный кредит, выданный на развитие собственного дела. Покровители, с недурными процентами вернув вложенные в Ивана средства, надолго потеряли к нему всяческий интерес.

Прилежный ученик, получив долгожданную свободу, очень быстро сообразил, что, безусловно следуя букве закона разбогатеть сложно. Иван, да и не Иван уже, а Иван Павлович, для начала придумал, как минимизировать выплаты в казну. Следом открыл несколько подпольных цехов по производству собственных продуктов под видом изделий известных торговых марок. Дешевые подделки пользовались неизменным успехом, как в его трактире, так и во множестве столичных магазинов.

Дальше — больше. Криминальный талант Буханевича зацвел махровым цветом. Не гнушаясь ничем, действуя, где щедрыми посылами и подкупом, а где угрозами и пулей, он сумел сколотить крупную шайку из отпетых уголовников, при этом сам ни одного дня не проведя за решеткой.

Уже к тридцати пяти годам с виду скромный негоциант средней руки контролировал всю преступность южного пригорода столицы. Более не стесняясь в средствах, Иван Павлович решил, пользуясь случаем, как говориться податься из грязи в князи, для начала прикупив дворянское звание, а, там, смотришь, и какой-нибудь титул. Почему-то ему больше всего хотелось стать графом.

Но, напрасно он решил, что загадочные хозяева окончательно остались в прошлом. Как-то в один из ревматически промозглых вечеров поздней осени Буханевич припозднился в кабинете, пролистывая на сон грядущий неотложные счета за рабочим столом, и вдруг вздрогнул от побежавшего по спине колючего холодка. Сунув руку в потайной ящик и, судорожно стиснув рукоятку небольшого револьвера, он всем телом резко развернулся, направляя ствол на входную дверь. Однако серая фигура на пороге, облаченная в бесформенный плащ с надвинутым на глаза капюшоном даже не шелохнулась.

При виде нежданно-негаданно ожившего воспоминания далекой юности внутри у Буханевича полыхнул ослепляющий гнев: «Я же сполна расплатился! Как смеют они требовать еще! Ни рубля, ни копейки не получат!» — неслось у него в голове, пока указательный палец, помимо воли выбирал свободный ход спускового крючка.

— Уходи, — глухо рыкнул Иван Павлович, — не доводи до греха. Мы давным-давно в расчете.

В ответ из густой тени под капюшоном сверкнули два кроваво-красных угля, и Буханевича с головы до ног окатила ледяная волна. Дыхание перехватило, сердце больно стиснула стылая когтистая лапа, а револьвер выскользнул из ослабевших пальцев, неожиданно громко стукнув о пол. Балки перекрытия отозвались глухим недовольным гулом, а Иван Павлович совершенно не к месту подумал, что рукоять выбьет порядочную вмятину на гладко струганных дубовых досках. Это окончательно его добило. Накатила апатия.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Иван Павлович сумел с натужным свистом втянуть в себя воздух. У него тряслась каждая жилка, в ушах звенело, а в глазах плыло. Обхватив мокрыми ладонями готовую лопнуть голову, и монотонно раскачиваясь на стуле, он, тем не менее, отчетливо слышал каждое слово бесстрастно говорившего монаха.

К безмерному удивлению Буханевича, того интересовали совсем не деньги. Резкое неприятие повелителей вызвали честолюбивые планы Ивана Павловича. Посланник, непостижимым образом умудрившийся прочитать даже самые сокровенные мысли, категорически запретил менять социальный статус и тем самым привлекать к себе лишнее внимание. Однако взамен предложил такую перспективу, от которой у местечкового разбойника захватило дух.

И вот теперь, разменяв шестой десяток, Иван Павлович, бывало, сам себе едва заметно улыбался, изредка припоминая приходившие в голову по молодости лет глупости. Как оказалось, гораздо проще и выгоднее держать за горло самих титулованных особ, чем тратить бешеные деньги на покупку их мифических званий.

Уже столько лет все эти столбовые дворяне, графы и князья, с кровью, цветом голубее медного купороса, в пух и прах проигрываются карточным шулерам Буханевича, выбалтывают заветные тайны проституткам Буханевича, закладывают фамильные драгоценности в ломбардах Буханевича. Иван Павлович исподволь стал истинным хозяином их жизни, оставаясь при этом в тени и управляя своей криминальной империей через немногих надежных посредников.

Но последние четыре месяца Буханевич все больше чувствовал себя не в своей тарелке. Началось все с появления однажды вечером в трактире странно одетого посетителя, который сразу привлек внимание Ивана Павловича. Из потайной комнаты он долго наблюдал, как не по моде, но аккуратно одетый визитер, трапезничает, почему-то ощущая неприятное кручение в животе. Но, волевым усилием задавив нехорошее предчувствие, все же разрешил поселить его в трактире.

Купился Буханевич на крупную сумму, запримеченную глазастым половым у незнакомца. А утром, решив лично перепроверить слова слуги, убедился в их безусловной правоте, и чуть было не решил участь постояльца в обычной манере — кистенем в висок, а труп в болото за заброшенным кладбищем.

Однако в последний миг что-то остановило Ивана Павловича. Привыкший доверять интуиции, на этот раз он не стал рисковать, а, пользуясь тем, что ко всему состоял платным осведомителем при полиции натравил на залетного толстосума околоточного надзирателя. Буханевич хорошо усвоил преподаваемые в юности уроки и никогда не отказывался ни от лишней страховки, ни от лишней копейки, а положение тайного агента к тому же давало ряд весомых преимуществ.

Иван Павлович по заданию покровителей как раз искал кандидата на роль маньяка, который месяц с бессмысленной жестокостью безнаказанно убивавшего местных жителей. Казалось, с теми сведениями, что подкинул Буханевич околоточному, пришелец был обречен. Но случилось непредвиденное, — за жертву, назвавшуюся частным сыщиком Степаном Дмитриевичем Исаковым вступился влиятельный сановник, тайный советник Прохоров.

Такой расклад окончательно выбил Буханевича из колеи. Он-то вполне искренне считал, что полностью контролирует ситуацию в имении вельможи. Особенно после того, как в свое время, выполняя очередное поручение монахов, Иван Павлович лично подготовил лазутчика, в конечном итоге не только вложившего в руки несмышленой дочери Прохорова стакан с отравленной водой, да еще так грамотно обставившего якобы случайное убийство, что всю вину за смерть матери взвалил на себя ее старший брат.

Приказ удавить благополучно сбежавшего лакея Буханевич отдавал тогда с немалым сожалением, больно тот толков был. А вот его убийцу лично пристрелил недрогнувшей рукой. Затем оба трупа прикопали в заброшенной могиле. Могильщиков же, пьянчужек-попрошаек, следом утопили в бездонной трясине ближайшие помощники Ивана Павловича. Таким образом, концы преступления навсегда потерялись в черной болотной воде.

Через год после трагедии, уже другой шпион Буханевича сумел отвратить совсем скисшего сына Прохорова от идеи принять постриг в ближайшем монастыре и открыл ему другой мир, полный греховных услад. И парень, не сумев устоять, пустился во все тяжкие, а Ивану Павловичу оставалось только подставлять нужных собутыльников да распутных девиц.

И вроде все шло как по маслу — Николай Прохоров благополучно проматывал отцовское состояние в притонах Буханевича. За его сестрой, которую Иван Павлович никогда всерьез не воспринимал, на всякий случай присматривали надежные люди. Карманная полиция не доставляла никакого беспокойства. Да и главное дело жизни — объединение преступного мира столицы под единое начало, активно продвигалось вперед, в чем Буханевичу ни много, ни мало, помогал сам заместитель директора сыскного Департамента Подосинский.