Свидетельство о смерти взял Алесси. Пряча его с угрюмым видом в карман, он встретился взглядом с Каттани. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью. Коррадо был так напряжен, что комиссар показался Алесси слишком опасным.

Немногочисленный кортеж двинулся к крошечному семейному кладбищу.

Погода никак не соответствовала печальной церемонии. Солнце ярко сверкало, заливая ослепительным светом пыльную узкую аллею. Негромкий шум шагов сливался с рокотом бьющихся о скалы волн. Внезапно яркое небо прорезала стая ворон, наполняя воздух оглушительным карканьем.

Джулия опиралась на руку Коррадо, то и дело склоняла голову к его плечу, едва сдерживая рыдания. Во главе кортежа шел дедушка. Его седая голова была высоко поднята, лицо хранило непроницаемое выражение.

Дино Алесси выглядел уверенным в себе, полным решимости, взгляд был холоден, как лед. Он будто возвышался над всеми. Среди побежденных, поверженных он представлял собой единственного истинного победителя.

По окончании церемонии Дино не пожелал терять ни минуты. Отведя в сторону старика Антинари, он грубо сказал:

— Теперь давай поговорим.

— Спешишь поскорее закончить дело, — заметил банкир, тяжело опускаясь на стул.

— Без меня ты не в состоянии ничего сделать, — сказал Алесси. — Для тебя будет лучше принять мои условия.

— Ну, давай выкладывай. Разумеется, ты хочешь стать членом административного совета. С какой квотой? Три, четыре процента акций?

Алесси поглядел ему прямо в глаза и прошипел:

— Я требую одиннадцать процентов.

Старик с трудом проглотил слюну. Он тяжело дышал.

— Моей семье принадлежат сорок процентов, — проговорил он. — Если ты возьмешь одиннадцать, то твой голос станет решающим, так как ты сможешь создавать большинство, блокируясь с другими акционерами.

— Я и так играю решающую роль. Без меня и тебе, и всей твоей семье конец. Я в этом не виноват: в такое положение ты попал из-за своего сына. Он был слишком слабохарактерным для банкира.

— Да, это верно. Банкиру надо иметь камень вместо сердца, как у тебя.

— Или как у тебя, — не остался в долгу Алесси.

Старик склонил голову.

— Ладно. Ты получишь свои одиннадцать процентов.

Алесси после стычки со стариком полностью преобразился. Глаза у него сверкали, он источал наглое самодовольство. Взял Анну под руку, желая подчеркнуть, что теперь ему официально принадлежит и вдова банкира.

— Поехали, — сказал он.

Анна не хотела ехать с ним одна, у нее было дурное предчувствие.

— Поедем со мной, — попросила она Джулию. — Не оставайся в этом ужасном месте. — Она нежно положила руку на плечо Каттани и сквозь слезы добавила: — Прошу вас, не отнимайте ее у меня именно сейчас…

Девушка погладила мать по щеке. Потом обняла за плечи и ласково прошептала ей на ухо:

— Позволь мне остаться здесь. У тебя есть Грета, ты должна подумать о ней.

— Ну раз ты этого хочешь… — ответила мать. Она смахнула слезы, обернулась и растерянно посмотрела вокруг. Потом пошла за Алесси к причалу. Старый Николо глядел им вслед, пока они не сели в катер и катер не превратился в еле различимую точку на горизонте.

Старик кипел от ненависти. Не отрывая взгляда от моря, он обратился к Тано:

— Ну, что скажешь? Сумеем мы прижать к ногтю этого мерзавца Алесси?

— Я в этом ничуть по сомневаюсь, — ответил молодой человек.

Банкир распрямился и полной грудью вдохнул морской воздух. Его мощная фигура, четко вырисовывавшаяся на фоне голубой глади, напоминала старого грозного льва. Словно предвкушая сладость реванша, он сказал Тано:

— Как только вернемся в гостиницу, сразу же позвони Терразини, мы с ним должны продолжить прерванный разговор.

Драгоценность

Море покрылось мелкими гребешками. Поднялся сильный ветер, и волны с глухим шумом бились о скалы.

При других обстоятельствах Джулия пришла бы в восхищение от зрелища разгулявшейся стихии. Но не сейчас. Она чувствовала себя одинокой, безнадежно одинокой. Мысль о том, что отец покинул ее навсегда, наполняла сердце невыносимой печалью. Только теперь дочь поняла, насколько была привязана к этому меланхоличному и мечтательному человеку.

Коррадо был рядом с нею. Он обнял ее за плечи и поцеловал в волосы. Однако Джулия чуть ли не с досадой отстранилась.

— Извини меня, — пробормотала она умоляюще, — но мне надо немного побыть одной.

Она вышла из дома и пошла по дорожке, ведущей вниз, к маленькому молу, вся сжавшись, подняв воротник жакета, чтобы защититься от пронизывающего яростного ветра. Села в пришвартованный к берегу катер и, запустив мотор на максимальную скорость, пустилась навстречу накатывавшим на остров пенистым валам.

Оставшись один, Каттани решил получше познакомиться с виллой. Он подошел к стене, на которой в ряд висели портреты членов семьи. Его внимание привлек портрет основателя рода, старого арматора, с гордостью демонстрировавшего торчащие вверх огромные усы.

В лицах предков Коррадо искал сходство с потомками. Вдруг что-то отвлекло его внимание. Комиссар услышал звук, настойчиво доносившийся из соседней комнаты. Он напоминал равномерный стук пишущей машинки.

Каттани приоткрыл дверь и очутился перед телетайпом, печатавшим полученное сообщение. Это было чрезвычайно интересно. Каттани вырвал из машины кусок бумажной ленты и прочел нечто, от чего буквально остолбенел.

Сообщение исходило из сицилийского филиала банка Антинари. Оно было адресовано Карло, и это наводило на мысль, что старик скрывает известие о смерти сына.

В этом послании подтверждалось исполнение распоряжения, полученного от банкира. Оно гласила: «В соответствии с вашим распоряжением нами переведен один миллион долларов в банк «Оверсиз» в Нассау».

Поистине странно. Разве возможно, чтобы человек, собиравшийся покончить жизнь самоубийством, думал о том, чтобы перевести за границу миллион долларов? «Нет, — сказал про себя Каттани, — меня не проведешь: тут что-то не так». Он сунул телекс в карман и подошел к окну. Обдумав и сопоставив все факты, Каттани решил, что близок к разгадке. Когда он докапывался до истины, то обычно не мог унять волнения. Возможно, банкир, как все, кто остался жив после неудачной попытки самоубийства, больше вовсе и не помышлял о смерти. Может быть, он замыслил бежать, куда-то уехать. Хотел разом все бросить и укрыться за границей. Поэтому он и распорядился перевести эти деньги за рубеж.

Теперь комиссар вспомнил и о подозрениях, возникших у него при осмотре веревки, на которой висело тело банкира. Она была привязана к потолочной балке, находящейся слишком высоко, чтобы до нее можно было дотянуться, встав на стул. Сейчас стало яснее ясного: это было замаскированное убийство.

Коррадо принялся за поиски других улик. Перерыв сверху донизу спальню Карло Антинари, в одном из ящиков он нашел пакет, на котором от руки было написано «Для Джулии». В нем находилось что-то твердое, небольшое по размеру. Каттани разорвал бумагу, и в руках у него оказался маленький диктофон. Не задумываясь, он нажал клавишу, включив запись.

Раздался немного хриплый голос банкира: «Дорогая Джулия, сокровище мое, я записываю на пленку письмо тебе. Завтра сюда придет катер, и я передам эту запись матросу, чтобы он переслал ее тебе в Милан. Мне бы очень хотелось, чтобы ты приехала ко мне на Семио. А потом мы вместе отправимся и длинное путешествие…»

Вот слова, которые все объясняли! Каттани приготовился слушать запись дальше, но с некоторой досадой резко выключил диктофон. За его спиной бесшумно выросла Джулия.

— Извини, — проговорил Коррадо, — может, мне не следовало…

Она не ответила. Взяла диктофон у него из рук и вновь включила.

Голос отца продолжал: «Ты единственная, кто по отношению ко мне проявил понимание. Мне не всегда удавалось или не представлялось случая быть столь же внимательным к тебе. И чтобы ты меня простила, я заказал для тебя подарок Монкаде. Ты помнишь этого сицилийского ювелира? Ну, вот и все, моя радость. Теперь я с тобой прощаюсь и жду твоего приезда. Целую тебя. Папа».