Конечно, эту цифру не следует принимать как точное исчисление потерь народного достояния при затяжной войне, как и прочие цифры настоящей главы трактата, это лишь указание на очень большие размеры потерь, граничащие с полным разорением крестьянства. «Когда везут провиант, подрываются силы; когда поставляют снабжение, истощаются средства; у народа, воюющего на полях сражений, имущество в их домах исчезает, внутри страны становится пусто», — говорит Чжан Юй. «Когда оружие притупится и острия обломаются, силы подорвутся и средства иссякнут, князья, воспользовавшись твоей слабостью, поднимутся на тебя», — говорит Сунь-цзы. На обнищавшую и обессиленную страну бросаются соседние хищники.

Однако Сунь-цзы не пацифист, не противник войны, хотя бы и по экономическим причинам, наоборот, он пишет руководство для полководца, т. е. пособие для ведения войны. Он противник только затяжной войны, но не войны вообще. Всё же сказанное им служит лишь предисловием к основным положениям этой главы — как нужно вести войну, чтобы избежать этих вредных экономических и частично политических последствий.

Конечно, лучшее средство для него — это короткая победоносная война. Однако, считаясь с тем, что длительная война всё же часто бывает, Сунь-цзы старается указать путь для смягчения её бремени. Путь этот у него простой: надо перенести все тяготы войны на противника.

Сунь-цзы ставит условие — не переобременять свой народ ни рекрутской, ни материальной повинностью: «Тот, кто умеет вести войну, два раза набора не производит, три раза провианта не грузит». Вместе с этим он рекомендует пользоваться тем, что можно захватить у противника. Это относится прежде всего к вооружению.

Ещё в большей степени это правило усиления себя за счёт покорённых применялось к использованию трофеев. Сунь-цзы предлагает: «Если при сражении на колесницах захватят десять и более колесниц, раздай их в награду тем, кто первый их захватил, и перемени на них знамёна (т. е. вместо неприятельского знамени водрузи своё, что означало, так сказать, официальное включение в состав своих сил. — Н.К.). Перемешай эти колесницы со своими и поезжай на них» (т. е. сражайся. — Н. К.).

Эти слона означают, что захваченное у противника оружие служило для пополнения собственного вооружения.

Очень характерно также предписание: «с (пленными. — Н.К.) солдатами обращайся хорошо и заботься о них». Сунь-цзы не разъясняет, с какой целью следует это делать, но из всего, что мы знаем о древней китайской армии, явствует, что пленные солдаты противника использовались в армии как рабочая сила — прежде-всего как рабы-носильщики.

Остаётся пополнение довольствием — провиантом и фуражом. Здесь, как уже было указано выше, Сунь-цзы говорит категорически: «Тот, кто умеет вести войну… провиант берёт у противника». «Умный полководец старается кормиться за счёт противника». Каким образом это делать? Здесь Сунь-цзы об этом не говорит, но в другом месте выражается кратко и ясно: «В местности серьёзного положения (т. е. когда глубоко проникнешь на территорию противника и подвоз из своей страны невозможен или затруднителен. — Н.К.) грабь» (XI, 3).

Сунь-цзы не лишён чутья экономиста; он сознаёт, что ценность одного и того же количества провианта и фуража, полученного на месте от противника, не будет равна ценности того же количества, привезённого из родной страны «за тысячу миль». «Один фунт пищи противника соответствует двадцати фунтам своей: один пуд бобовых отрубей и соломы противника соответствует двадцати пудам своей». Но Сунь-цзы понимает, что всё это — не своё, это нужно добыть. Поэтому он и указывает, как это всё добывается грабежом.

Но как заставить своих солдат заняться таким грабежом? Простым приказом действовать, конечно, можно, полководец должен обладать строгостью, вследствие которой его приказания беспрекословно выполняются. По словам Ду My, «солдаты у него боятся своего полководца и не боятся противника». Но Сунь-цзы всё время требует от полководца ума, а это значит, что нужно прибегать к другим средствам.

Какие это средства? Это, по мнению Сунь-цзы, инстинкт ярости и инстинкт жадности. Полководец должен на этих инстинктах играть: пробуждать в своих солдатах дух ярости и дух жадности. Тогда они будут и сражаться и грабить. Этот именно смысл и имеет фраза Сунь-цзы «Убивает противника ярость, захватывает его богатства жадность».

Комментаторы Сунь-цзы единодушно подтверждают это. «Ярость — это сила армии», — говорит Ли Цюань. Ван Чжэ заявляет: «В войне главное — сила и ярость». Цзя Линь ставит вопрос несколько иначе: «Если у людей не будет ярости, они не станут убивать». Так же думают и другие военные писатели Древнего Китая. Вэй Ляо-цзы, например, говорит: «То, чем сражается народ, — это дух. Если дух воспламенён яростью, то люди сами бросаются в бой».

Рядом с яростью Сунь-цзы ставит жадность — это характеризует захватническую сущность этих войн, когда единственно возможным стимулом для солдат была нажива. О роли жадности Цао-гун, хорошо изучивший войну на собственном опыте, говорит так «Если в армии не будет богатств, воины не пойдут в армию, если в армии не станут раздавать наград, воины не пойдут в бой».

Ду Ю говорит: «Когда люди знают, что, победив противника, они будут иметь щедрые награды, они бросаются на обнажённые клинки, идут против стрел и камней и радуются наступлению и бою. Их всех привлекает богатство, которым награждают за отличия и за труд». Чжан Юй ставит такие награды даже в связь с храбростью; «Если станешь щедро награждать подчинённых, у них непременно появится храбрость».

Но это есть жадность, обращённая к самим себе, к своему полководцу, к наградам, получаемым от своей страны. Главное же не в этом. Сунь-цзы говорит о том, что «жадность захватывает богатство противника». Полководец должен уметь направить жадность своих солдат именно в эту сторону. Об этом и говорит Ду My: «Нужно заставить своих воинов видеть те богатства, которые можно захватить у противника. Если захватишь богатства противника, непременно раздай их. Пробуди в солдатах такие желания, и тогда каждый из них сам пойдёт в бой».

Таковы эти поистине варварские «стимулы», которые, по мысли Сунь-цзы и его последователей, побуждают людей сражаться и вообще идти на войну. Нечего и говорить, что такого рода положение превосходно укладывается в общую картину Китая времён Сунь-цзы, когда правители предпринимали войны только для захвата и грабежа и в своих интересах старались разжечь эти инстинкты у солдат. Впрочем, это наблюдалось не только в Древнем Китае, эти же «стимулы» пускались в ход в любой агрессивной войне и после Сунь-цзы — вплоть до последних лет.

Наилучшее — сохранить государство противника в целости, на втором месте — сокрушить это государство. Наилучшее — сохранить армию противника в целости, на втором месте — разбить её. Наилучшее — сохранить бригаду противника в целости, на втором месте — разбить её. Наилучшее — сохранять батальон противника в целости, на втором месте — разбить его. Наилучшее — сохранить роту противника в целости, на втором месте — разбить её. Наилучшее — сохранить взвод противника в целости, на втором месте — разбить его. Поэтому сто раз сразиться и сто раз победить — это не есть лучшее из лучшего; лучшее из лучшего — покорить чужую армию не сражаясь, — такими звучащими парадоксально словами начинает эту главу Сунь-цзы.

При этом Сунь-цзы вовсе не филантроп. В VII главе своего трактата он говорит о полководце: «Он вторгается (на территорию противника. — Н.К.) и опустошает, как огонь» (VII, 8), а в XII главе, специально посвящённой «огневому нападению», говорит о сожжении населения, запасов, обозов, складов, воинских частей противника. Следовательно, он придерживается принципа войны на уничтожение, но полагает, что это «на втором месте»; на первом месте, «лучшее из лучшего», — это не подвергать насилию, не «вторгаться и опустошать», а сохранить страну противника в целости, «подчинить себе её не сражаясь». Сунь-цзы считает, что «можно, не притупляя оружия (т. е. не пуская в ход оружия. — Н.К.), иметь выгоду». Как это достигается? «Стратегическим нападением».