Таким образом, правильный бой и манёвр постоянно чередуются, сменяют друг друга. Однако Сунь-цзы не останавливается на этом. Соответственно общему направлению своих мыслей, особенно отчётливо раскрытому в рассуждении о победе и поражении, наступлении и обороне (гл. IV), он не удовлетворяется только таким определением взаимоотношения правильного боя и манёвра.
Он хочет рассматривать эти два приёма как элементы, взаимно сопряжённые, вытекающие друг из друга. Он говорит: «Правильный бой и манёвр взаимно порождают друг друга, и это подобно круговращению, у которого нет конца. Кто может их исчерпать?»
Чжан Юй разъясняет эту мысль в таких выражениях: «Манёвр превращается в правильный бой, правильный бой — в манёвр: изменяясь и превращаясь, они порождают друг друга. Их можно сравнить с кругом, у которого нет ни начала ни конца. Кто может исчерпать их?»
В таком понимании взаимоотношений этих двух приёмов боя Сорай особо подчёркивает одну сторону, которую отметил в «Диалогах» Ли Вэй-гуна император Тай-цзун. В парафразе Сорая мысль Тай-цзуна такова: «Слова „схватываются с противником правильным боем, а побеждают манёвром“ означают: если противник правильный бой с моей стороны и принимает за правильный бой, а мой манёвр и принимает за манёвр, я превращаю свой манёвр в правильный бой, а правильный бой в манёвр и таким образом побеждаю его. Если же противник мой правильный бой принимает за манёвр, а манёвр за правильный бой, я сохраняю правильный бой как правильный бой, манёвр как манёвр, и таким образом побеждаю его». Приводя эту мысль Тай-цзуна, Сорай замечает: «При таких обстоятельствах манёвр и правильный бой претерпевают различные изменения и превращения в зависимости от момента и заранее определить их нельзя. Если их определить заранее, противник разгадает их, а когда они изменяются и превращаются в зависимости от момента, противник разгадать их не может. Манёвр превращается в правильный бой, правильный бой — в манёвр, зарождается то одно, то другое, и нет этому конца. Например, когда схватываются с противником правильным боем, а побеждают манёвром, то манёвр при столкновении с противником превращается в правильный бой, а правильный бой — в манёвр. Поэтому у Сунь-цзы и сказано: „Правильный бой и манёвр взаимно порождают друг друга, и это подобно круговращению, у которого нет конца. Кто может их исчерпать?“ Само собой разумеется, что если их нельзя определить заранее, каким же образом противник может их понять?» (цит. соч., стр. 94–95).
Сорай неспроста вспомнил слова Тай-цзуна. Действительно, в «Диалогах» содержится, пожалуй, наиболее подробное объяснение взаимоотношения этих двух приёмов боя, причём исходным пунктом, несомненно, служат те положения, которые устанавливает в этой главе Сунь-цзы. Дано это объяснение в форме беседы, напоминающей тактический разбор одной операции в войне отца Тай-цзуна — Гао-цзу (Ли Юаня) с суйским Ян-ди, известной битвы при Хои, закончившейся разгромом суйской армии, которая находилась под командованием Сун Лао-шэна, и решившей судьбу Суйской династии. Тай-цзун (Ли Ши-минь) был одним из военачальников в этом сражении.
Тай-цзун сказал: «Когда я разбивал Сун Лао-шэна, то сначала, когда мы скрестили оружие, наша армия (точнее: правый фланг, находившийся под командованием старшего брата Ли Ши-миня — Цзянь Чэна. — Н. К.) несколько отступила (правый фланг был смят, причём был сбит с коня сам Цзянь Чэн. — Н. К.), тогда я со своей железной (т. е. закованной в панцири. — Н. К.) кавалерией помчался вниз от Наныоаня и здесь ударил на него сбоку. Его армия оказалась отрезанной от своего тыла, потерпела полный разгром, и он сам, в конце концов, попал в плен. Что это было, правильный бой или манёвр?»
Ли Вэй-гун ответил: «Совершенная воинская доблесть вашего величества, вложенная в вас Небом, такова, что вы всё можете, даже специально не изучая военной науки. Я полагаю так. По законам войны, идущим ещё от Хуан-ди, на первом месте стоит правильный бой, на втором — манёвр, на первом месте — гуманность и справедливость, на втором — хитрость и обман. В битве при Хои ваша армия поднялась за справедливость и была армией правды. Когда принц Цзянь Чэн упал с коня и ваш правый фланг несколько отступил, это был манёвр».
Тай-цзун возразил: «Но когда мы тогда отступили, мы были близки к поражению. Как же это можно назвать манёвром?»
Ли Вэй-гун ответил: «Вообще на войне правильным боем считается, когда идут вперёд, а когда отходят назад, это считают манёвром. Если бы ваш правый фланг не отступил немного, то как же можно было бы заставить Сун Лао-шэна пройти вперёд? Сунь-цзы говорит: „Заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его“. Сун Лао-шэн не понимал войны. Он не знал, что, когда, надеясь на одну свою храбрость, стремительно идут вперёд, оказываются отрезанными от своего тыла. Поэтому он и попал к вам в плен. Это и называется: манёвр превратить в правильный бой…»
Тай-цзун сказал: «Таким образом, выходит, что, когда армия отступает, это называется манёвром?»
Ли Вэй-гун ответил: «Нет, когда при отступлении знамёна движутся беспорядочно, барабаны бьют то громко, то тихо и несогласованно, а приказания шумливы и противоречивы и в них нет единства, это есть уже поражение, а не манёвр. Когда же знамёна движутся стройно, барабаны бьют согласованно, приказания все, как одно, то, хотя бы всё и смешалось и перемешалось, всё клокотало и бурлило, хотя бы отступали и бежали, всё равно — это не поражение; это наверняка будет манёвр. У Сунь-цзы сказано: „Если противник притворно бежит, не преследуй его“. И ещё сказано: „Если можешь, показывай, что не можешь“. Это всё говорится о манёвре».
Тай-цзун спросил: «Части, предназначенные для правильного боя, и части, предназначенные для манёвра… разделяются ли они с самого начала или их формируют в зависимости от манёвра?»
Ли Вэй-гун ответил: «В „Синь-шу“ Цао-гуна говорится: если у меня две армии, а у противника одна, то я одну свою армию предназначаю для правильного боя, другую — для манёвра. Если у меня пять армий, а у противника одна, три свои армии я предназначаю для правильного боя, две — для манёвра. Но эти слова говорят только о самом общем. И только Сунь-цзы сказал, что действующих сил в сражении две: правильный бой и манёвр, но изменений их и исчислить невозможно. „Правильный бой и манёвр взаимно порождают друг друга, и это подобно круговращению, у которого нет конца. Кто может их исчерпать?“ Вот это сказано правильно. Как же можно их с самого начала разделять?»
Ли Вэй-гун сказал: «Сунь-цзы говорит о том, что надлежит другим показывать определённую форму, а самому этой формы не иметь. Вот это и есть высшее искусство правильного боя и манёвра. Поэтому с самого начала разделяют их только на учении. А то, как справляются со всеми изменениями, зависящими от момента, и исчерпать невозможно».
Тай-цзун сказал: «Глубоко! Глубоко! Цао-гун, несомненно, всё это знал, но его сочинение предназначено только для обучения командиров. Оно не даёт основных законов правильного боя и манёвра.
…Итак, когда я заставляю противника принимать мой правильный бой за манёвр, а мой манёвр за правильный бой, это и будет — „показать другим определённую форму“? Когда же я свой манёвр превращаю в правильный бой, а правильный бой в манёвр, и когда всех изменений и превращений и исчислить невозможно, это и будет — „самому этой формы не иметь“?»
Ли Вэй-гун почтительно склонился и сказал: «Ваше величество божественно мудры. Своим разумением вы превзошли древних. Это для меня недоступно».
Тай-цзун сказал: «Когда производят различные изменения — разделения и соединения, где тут будет правильный бой и где манёвр?»
Ли Вэй-гун ответил: «У тех, кто умеет хорошо воевать, всё — правильный бой, всё — манёвр. Дело ведь в том, чтобы не дать противнику ничего понять. Поэтому побеждают и правильным боем, побеждают и манёвром. Воины армии видят только победу, но не знают, чем она достигнута» («Ли Вэй-гун вэньдуй», стр. 3–8).
Таким образом, устанавливается диалектическое соотношение правильного боя и манёвра. Это не только два сопряжённых элемента, не только два элемента, друг из друга вытекающих, но и совпадающих в неком единстве. При этом в той постановке вопроса, которая даётся в «Диалогах», само появление этих элементов ставится в связь не только с собой, но и с противником. И правильный бой, и манёвр определяются взаимоотношением обеих сторон; в зависимости от характера этих взаимоотношений, т. е. от конкретной боевой обстановки, правильный бой может принять форму манёвра, и наоборот.