Меня это не касается, думала она, пусть играют в свои игры и оставят меня в покое. Я хочу любить мужа, гулять с собакой и наслаждаться жизнью.

И Мег побежала вниз, домой.

В пять часов Томпсона еще не было, и почтальон, доставивший конверт со множеством красных полос, предостерег Мег:

— Фермер всадит пулю в вашего пса, однако. Он снова гоняет овец.

— Никого он не гоняет.

Красные полосы побудили ее вскрыть конверт; внутри лежало уведомление о том, что кредитная карточка Тимми аннулирована за неуплату долга. Мег узнала, что они задолжали компании 843,72 фунта стерлингов плюс 12,5 процентов с этой суммы. Тимми говорил, что карточкой можно пользоваться при покупке обоев, краски, паласов и прочего. Она брала ее с собой накануне, когда ездила на базу за бакалейными товарами, и отметила, что их общий с Тимми счет изрядно истощился. Очередной месячный заработок Тимми почему-то не был внесен в общий баланс.

Мег поежилась. Холод пробирал ее до костей. Она натянула на себя побольше шерстяных вещей, подбросила дров в камин, хоть дров оставалось на удивление мало, и то и дело открывала дверь, высматривая Томпсона, — конечно же, напрасно.

Стемнело. Томпсон не появлялся. Мег позвонила Тони и расплакалась.

— Сейчас приеду, — сказал он.

Томпсон явился одновременно с Тони. Пес радостно пыхтел у двери, ронял и снова хватал зубами дохлую крысу, очевидно ожидая похвалы за то, что он ее придушил.

— Надеюсь, он не гонялся за овцами, — сказал Тони. — В этих краях за такое дело могут и пристрелить.

Тони отнял у Томпсона крысу, велел Мег принести таблетку от глистов и затолкал ее в горло Томпсону. Потом он надоумил Мег написать в компанию и дал ей номер телефона офицера на базе, помогавшего женам моряков вести финансовые дела, когда их мужья уходили в плавание. Тони заявил, что подводники ничего не смыслят в денежных делах, да и вообще в хозяйстве.

— Вероятно, их разум подвержен приливам и отливам, как и мощные глубинные течения, — предположила Мег. — А жалкие суетные умишки их жен легковесны, как пена прибоя. Сплошные мелочи, никакой целостности.

— Не сгущайте краски, — ответил Тони.

Он сунул руку в отсек для сажи, заключил, что трубу надо прочистить, и пообещал прислать человека, который заодно установит зонт над дымовой трубой, чтоб при северном ветре дым не шел обратно.

Тони предложил Мег закинуть продукты с базы, чтоб она могла отсидеться дома в пургу, иначе начальству придется посылать за ней вертолет — а ей это вряд ли понравится. Ему бы тоже не понравилось. Вообще лично ему приятно, что кто-то пытается жить независимо, за пределами базы. Морское ведомство и без того слишком довлеет над людскими душами — не его это дело.

Тони собирался одолжить ей на время телевизор, но Мег отказалась — она не любит телевизор, но он настаивал: еще как полюбите, берите до Нового года, пока муж не вернется.

Тони сказал, что ничего не ждет взамен. Просто ему нравится приносить пользу людям. Он и сам одинок, уж поверьте. И она одинока. Так почему бы им не пообщаться какое-то время?

И он ушел, успокоив Мег, согрев ей душу и возбудив любопытство. Она пыталась вызвать в памяти лицо Тимми и не могла, будто само присутствие другого мужчины в доме, его пальто, брошенное на спинку стула, его хозяйственные заботы и дела как-то вытеснили и без того ускользающий образ Тимми.

— Знаете ли вы, — начал капитан (они уже снова вышли в Тихий океан, и коралловые рифы, несмотря на все их коварство, не казались им такими грозными, как вечные льды), — знаете ли вы, что нас, подводников с ядерных лодок, сейчас больше, чем голубых китов? В сто раз больше — одних только американцев, русских, китайцев. Подданных Великобритании, конечно, маловато. Наши пять подлодок обеспечивают дополнительное прикрытие крупнейшим европейским столицам — это капля вина, добавленная в лимонад ребенку, чтоб он почувствовал себя взрослым и перестал шуметь.

— Нам рассуждать не положено, — заявил Джим. — Наше дело — выполнить свой долг и погибнуть.

— Однако погибнем не мы, а другие, — возразил Тимми. — Погибнут, когда мы выполним свой долг.

На дне моря люди впадают в задумчивость. В иные дни не помогает и haute cuisine[4]. Матрос Хоскинс хорошо играл на гитаре, но помнил только антивоенные песни шестидесятых годов, а они настраивали всех на сентиментальный лад.

— С этим Томпсоном просто беда, — жаловалась Мег Тони. — Ведет себя так, будто я ему сестра, а не хозяйка. Он меня совсем не уважает.

— Зато я не веду себя так, будто ты моя сестра. — Тони лежал в постели с Мег, вернее, только что туда забрался — погреться, как он выразился. Печник, явившийся прочистить трубу, сказал, что она вот-вот обрушится и в камине нельзя разводить огонь до его, печника, прихода, а придет он завтра — с материалом; надо переделывать трубу.

Холод снова пробрал Мег до костей. Офицер с базы объяснил ей, что почти все месячное жалованье Тимми ушло на погашение кредита, выплату ссуд под закладную и прочих долгов. На текущие расходы почти ничего не осталось: вольно было ей транжирить деньги — покупала сливки, когда можно было обойтись неснятым молоком, посылала письма спешной почтой, оклеивала обоями фермерский дом, где вполне сошла бы и простая побелка. Он, разумеется, даст ей денег — аванс в счет следующего жалованья мужа. Морское ведомство полагает, что за женами нужен глаз да глаз — и не без основания. На жалованье морского офицера холостяк, пожалуй, разгуляется, а уж семейному особняки отделывать не по карману. Как теперь быть? Ну, если она решится продать дом и переехать на базу, она сама убедится, что здесь жизнь значительно дешевле.

Мег обещала офицеру обдумать его предложение. Тони вызвался расплатиться с компанией и сохранить это в тайне от Тимми. Мег согласилась. Она залезла в постель, ничуть не беспокоясь, последует за ней Тони или нет.

Тони последовал — с бутылкой шампанского и двумя бокалами.

— Видимо, три месяца отпуска ты провела в постели с Тимми.

— Не обязательно в постели, — сказала Мег. — Тогда было теплее, на воздухе куда приятнее, и если бы не Томпсон, самое хорошее место — под кухонным столом.

— Наверное, очень тяжело, когда все обрывается так внезапно.

— Конечно, тяжело, — резко ответила Мег.

Тони разделся донага. Мег легла в чем была — в шерстяных кофтах и белье (а настоящая зима еще не наступила!), — только джинсы сняла: в них в постели неудобно. Легла, чтоб согреться и успокоиться — только и всего.

— Пожалуйста, не изображай из себя посланца фирмы добрых услуг. — Мег стряхнула его вкрадчивую вопрошающую руку. — Сдается мне, ты подослан безопасностью, чтоб я по-прежнему чувствовала себя счастливой.

— Безопасность не думает о том, счастливы люди или нет. Ей нужно, чтобы они молчали.

— Что до жен, так это почти одно и то же. — Мег села и взяла предложенный им бокал шампанского. — Так ты и вправду не подослан безопасностью? — спросила она чуть смущенно, невольно поддаваясь его обаянию.

— Конечно нет. У тебя паранойя. Станут они так выкладываться ради обыкновенной жены обыкновенного штурмана.

— Должны же они чем-то заниматься, — упорствовала Мег. — К тому же Тимми не обыкновенный: он — треть группы управления лодкой, значит — одна пятнадцатая независимых британских ядерных средств устрашения.

— Он и на самом деле в группе управления? Кто тебе сказал?

— Зелда.

— Ах, Зелда… А знаешь, Зелда никогда бы не легла в постель с мужчиной, который носит теплое белье и нательную фуфайку.