Под такие невесёлые мысли я пошёл по палубе.

В отличие от почти пустого пространства рубки управления, где стояли семь кресел, оборудованных виртуал-шлемами нейросвязи с компьютерной сетью, здесь торчали группами ферропластиковые кожухи, укрывающие внутренние части двигателей и входы антенн. Помещение сильно смахивало на зал с турбинами какой-нибудь энергостанции, и от этого чудилось, будто царящую тишину прорезает сильный гул. Как в трансформаторной будке. Я бывал здесь несколько раз за время полёта, помогая иной раз, когда это требовалось. Редко, правда, Инженерная служба отлично справлялась со своими обязанностями, в отличие от Службы стюардов. Вот уж кому постоянно требовалась поддержка при обслуживании мучающихся от безделья пассажиров. Я имею в виду не учёных, быстро разбившихся на группы по интересам и оккупировавших лабораторные помещения корабля. Не очень большие, к сожалению: «Дайна М» грузо-пассажирский пакетбот, а не исследовательская станция. Круизные космолайнеры вообще пока не строят, слишком накладно. Вот и получается, что все развлечения во время перелёта для бомльшей части пассажиров, в основном агрорабочих и штолен-проходчиков, это прогулки по спецгалерее, причём строго по расписанию, да небольшой спортзал. И хоть народ этот вполне достойный и как люди, и как специалисты, они не тренированные космонавты, потому-то во время восьмимесячного перелёта возникают трения, ругань, драки. Ещё на борту имелись криокапсулы, целая дюжина. В перспективе они должны сохранить чью-то жизнь, случись какое несчастье, но просто простаивали. В конце концов, после усмирения очередной дебоша приняли решение погружать в криосон особо буйных на неделю-другую с последующей ротацией.

К первой большой волне эмиграции готовят разовые контейнеровозы с анабиозными криокапсулами. Подразумевается, что после посадки корпуса будут разбираться на сырьё и запчасти. Вот там будет не в пример легче… наверное.

Я честно и трудолюбиво осматривал все встреченные кожухи. Друг от друга они отличались только размерами, и даже буде какой сломан, определить снаружи было невозможно. И на кой космос меня сюда послали, было непонятно.

Осмотр я закончил у небольшой прямоугольной дверцы — люка в наружную обшивку. При работающем М-реакторе и двигателях, соваться туда категорически запрещалось, о чём свидетельствовали угрожающе красные надписи. Даже сейчас, хоть корабль летел по инерции, лишь изредка корректирую курс краткими выхлопами, входить в кессон наружного осмотра основного двигателя без скафандра не следовало.

Чертыхаясь про себя, откатил стеновую секцию и достал один из десятка скафандров. Кое-как натянул на себя, мрачно размышляя, что случись что с двигателем, он поможет, как мёртвому припарка. Мне показалось, что скафандр вообще неисправен: в наушниках негромко вибрировал низкий гудящий звук. Не тот, который я скорее чувствовал, а не слышал в отсеке. Будто колеблющаяся, бесконечно растягивающаяся резина. Довольно болезненно отдавался в голове.

Я отключил внутренние рекейверы, потом вообще отстегнул шлем. Звук не исчезал. Я поколебался. Вызывать занятого Пайпера, причём, даже не зная, мерещится мне или нет, не стоило. Записывающее устройство в скафандре имелось, и можно было бы подключить его к транслятору и внешним динамикам, но… Но ничего угрожающего я пока не видел.

Я снова надел шлем, только не стал опускать стекло и открыл дверцу. Внутри была небольшая прозрачная кабинка из ферропластика на одного человека, прикреплённая к наружному корпусу. Отсюда хорошо просматривались раструбы дюз главного, маршевого двигателя, заглушенного сейчас, и близкая поверхность Марса. То есть, казавшаяся близкой, сделай только шаг. Но расстояния в космосе обманчивы. На самом деле до планеты даже в моём скафандре не долетишь. Живым. Не хватит воздушной смеси для дыхания, и это только во-первых.

Вибрирующая резина лопнула с глухим звуком. Звук оказался настолько сильным, что меня швырнуло на дверцу, в ушах болезненно заныло, и на какое-то время слышать я перестал. Ферропластик кабины смяло с трёх сторон в рваный комок скрученных пластин, а снаружи сорвало с корпуса невидимым ударом дюзы маршевого двигателя. По кораблю прокатилась дрожь, ломая переборки, пока лишь в ходовой части, и сквозь многочисленные пробоины наружу стал вырываться воздух.

Доля секунды оставалось до того, как «Дайну М» начнёт разворачивать, и скользящий уже грузовой корпус размажет остатки дюз и всю ходовую часть, и меня заодно.

Я судорожно вцепился в шлем — проклятое стекло никак не опускалось.

И тогда до меня дошло.

Я дышал, несмотря на то, что практически находился за бортом, в открытом космосе. Давление не менялось, разрывая глаза, и вообще…

Я на мгновение закрыл глаза и помотал головой, успокаивая дыхание.

Снова открыл.

Всё в норме. Я по-прежнему стоял в кабине и смотрел на обгорелые сопла дюз. Ничего не изменилось. Хотя нет. Исчез вибрирующий звук.

М-да… И что это было? С ума потихоньку сходим? Не хотелось бы!

Я передёрнул плечами. Несмотря на успокаивающую картину вокруг, меня трясло от беспокойного предчувствия. И, окинув напоследок взглядом зал — осмотр я провёл согласно инструкции, — я приложил свою электронную карту допуска отдела навигации к считывающему интерфейсу в переборке и чётко выговорил протокол приёма приборно-агрегатного отсека рубкой управления на время стыковки. Больше никто не будет иметь доступа к двигателям без особого разрешения капитана или первого навигатора. После чего с облегчением забрался в лифт.

Скафандр я так и не снял, торопясь убраться подальше. И заметил это в лифте, миновав несколько палуб. Возвращаться смысла не было: без допуска лифт теперь не откроется в агрегатном зале. Да и не нужен там сейчас скафандр никому.

Успокоив себя таким образом, я стал ждать, пока кабинка минует нежилые палубы с приборами жизнеобеспечения и запасами продуктов и воздушной смеси, воды. Всё это занимало слишком много места и слишком много палуб, и всё ради обеспечения всем необходимым трёхсот с лишним человек во многомесячном полёте. Причём часть запасов, правда, меньшая, пойдёт на содержания команды и новых пассажиров в обратном полёте, к Земле. Хотя кое-какими продуктами марсиане уже могут снабдить. И назад полетят только те, кто не сумел адаптироваться, морально, я имею в виду, научники и больные, кого не смогли и не смогут вылечить здесь в ближайшие годы. И кое-кто из Администрации, разумеется.

Кстати, невзирая на неприличную стоимость полёта одного человека на Марс — и обратно, как правило, — равному трёхмесячному бюджету страны типа Уганды, находились богатые туристы, готовые платить за пребывание в космосе. Плохого в этом ничего не было. На первый взгляд. Те же агрооператоры отнюдь не являлись кладезями знаний, но они оставались на Марсе и работали. А это в настоящее время было куда важней, нежели куча денег. Поэтому Международное Партнёрство — МП — «Space Exploration & Development», образованное странами-владельцами космических производств, запретило частные экскурсии на своих судах дальше Луны. В само МП вошло довольно много стран на сегодня, но решающие голоса принадлежали тем, кто выделял в национальном бюджете не менее 5 % на ежегодный взнос. А правом вето вообще обладали только страны, имеющие космическую промышленность и строящие космические корабли. Таких не очень много, меньше десятка. И действовало Партнёрство не под эгидой ООН, хотя многие и пытались его втянуть время от времени. Но здесь играла роль экономическая составляющая, не политическая, и скооперировавшиеся космодельцы вовсе не горели желанием передать всё в руки политиков и заниматься разборками и спорами. Вернее, политическая составляющая роль играла, но на сегодняшний день МП, владеющая на равных условиях почти всей Солнечной системой, игнорировала попытки втянуть её в политические дрязги, а иногда и сама меняла особо достающие правительства.

Многие уже поговаривали, что вырастает очередной монстр демократично-диктаторского типа, если можно так выразиться, который впоследствии подомнёт под себя всех и вся на белом свете. Может быть, кто спорит? Но пока за Лунной орбитой слишком тяжело и затратно приходится человечеству без международной кооперации. Распадись МП, и об освоении системы придётся забыть на десятилетия. Одна-две, даже четыре страны не смогут организовать эмиграцию на Марс, не говоря о кое-каких ещё более амбициозных проектах.