– Сюда! – раздался знакомый голос.

Кэти пробралась через весь класс к приоткрытой двери в личную лабораторию Снейпа. Войдя, она огляделась. Как и в классе, все стены были заставлены громадными шкафами со стеклянными сосудами с загадочным содержимым и глиняными горшками, наполненными вообще неизвестно чем. В тёмном углу, на расстеленной прямо на полу простыне, Кэти разглядела разложенные на просушку берёзовые шишки. Неужели те самые? Она быстро отвела глаза: лишнее напоминание о её бесславном походе было неприятно. Посередине комнаты, над большим котлом, окутанный сиреневым дымом, склонился Снейп. Кэти не решилась приблизиться. Несколько минут она молча наблюдала за его работой. Наконец дым побледнел, пропал совсем, и тогда Снейп смог наконец отойти от котла. Он поманил Кэти к одному из столов, заваленному кусками пемзы.

– Мне нужен порошок пемзы. Много порошка.

Кэти увидела на столе громадную ступку.

– Приступайте. Мне нужно очень много порошка.

Работа была знакомой, несложной, но утомительной. Прежде Кэти никогда не приходилось заниматься этим три часа кряду. Вначале она ещё озиралась с любопытством вокруг, поглядывала иногда на профессора зельеваренья, который вернулся к своему котлу, вспоминала тренировку, размышляла о том, что расскажет друзьям в воскресенье о своих похождениях. Но через час, когда рука, сжимающая латунный пестик, онемела, а плечо заныло, стало не до размышлений. Когда большой глиняный горшок наполнился чёрным порошком, Снейп подошёл, молча сунул туда нос, так же молча отодвинул полный горшок и принёс пустой, побольше, и вновь вернулся к своему бдению над котлом.

Кэти боялась, что вечерняя работа в лаборатории Снейпа окажется тяжёлым испытанием. После уроков зельеваренья и даже мимолётных встреч со Снейпом у неё всегда портилось настроение. А тут предстояло провести наедине весь вечер! Но, если не считать однообразия, скуки и усталости, всё оказалось не так страшно. Наверное, потому что Снейп молчал. За три часа он не произнёс ни слова.

Наконец он погасил огонь под котлом, из которого опять поднимались клубы дыма, на этот раз ярко-розового, и подошёл к столу напротив. Кэти покосилась в его сторону: профессор тоже занялся подготовкой какого-то сырья. Он вывалил на стол целый ворох свежих щепок и стал резать их на мелкие кусочки. Кэти глянула раз, другой и …застыла с отвисшей челюстью: Снейп вырезал из твёрдой древесины крохотные сердечки и ссыпал их в стеклянную банку.

Не слыша шума, производимого пестиком Кэти, Снейп обернулся и нахмурился.

– Работайте, работайте, мисс Эбдон, не отвлекайтесь!

Кэти вновь взялась за пестик. Но увиденное не выходило из головы, она постоянно оглядывалась, и пестик то и дело брякал о край ступки. Наконец Снейп, не отрываясь от своего занятия, сказал:

– Мисс Эбдон, если вы будете и дальше работать с таким… рвением, я, пожалуй, послушаюсь профессора Реддла, и вы будете проводить здесь не два вечера в неделю, а всё своё свободное время. Если вы не можете справиться даже с элементарной операцией, доступной самому тупому первокурснику, что уж говорить об эмпирической корпускуляции?

Кэти с удвоенной энергией принялась толочь опостылевшую пемзу. Наконец гора на её столе уменьшилась, а потом и сошла на нет. Кэти устало помассировала ноющее плечо.

Снейп подошёл к её столу, проверил содержимое горшка, потом ссыпал весь порошок в котел, лениво курившийся красно-оранжевым дымком, принюхался. Видимо, он остался доволен результатом, потому что мрачное обычно лицо его немного повеселело. И Кэти отважилась спросить:

– Простите, сэр… А что… – конец фразы застрял в горле, когда она встретилась со Снейпом глазами.

А тот помолчал, прищурившись и сверля её взглядом, но наконец соизволил ответить:

– Кипарисовая ксилема используется во многих зельях, в виде золы. Ещё в восемнадцатом веке было обнаружено, что если ксилему нарезать таким образом, – Снейп ткнул в кучку сердечек на столе, – то её действие усиливается. В некоторых зельях.

Кэти была поражена. Не тем, что загадочную ксилему нужно резать таким вот легкомысленным образом, нет – а тем, что Снейп вообще ответил! Не стал издеваться и язвить, а дал спокойное и вразумительное объяснение. Сегодня Снейп казался совершенно не похожим на того желчного и вечно всем недовольного преподавателя, к которому она привыкла, который придирался к каждому слову, каждому жесту. Он оставался таким же мрачным, а голос таким же надменно-ироничным, но злая эта ирония уже не была направлена на неё, Кэти. Сегодня профессор зельеваренья казался почти…

Размышления Кэти были прерваны:

– Ну и что вы стали, как истукан с острова Пасхи? Кто, по-вашему, должен заниматься вот этим, – Снейп кивнул на берёзовые шишки. – Я, что ли?

Кэти растерянно уставилась на него.

– Или героические походы по Запретному лесу – всё, на что вы способны? Хотя, действительно, чего ещё ожидать от… – он направился в угол. – Это довольно ценное сырье, и я найду ему применение. Можете идти.

– Нет! – Кэти наконец вышла из ступора. – Я займусь ими! – она прошмыгнула в угол мимо Снейпа и присела над шишками. Они уже подсохли, и их можно было отправлять Мелиссе. Только вот каким образом? Мешок шишек – это вам не пакетик с семенами и не мешочек с сухими листочками. Разве что…

– Сэр… – Кэти оглянулась на профессора. Он опять занимался резьбой по дереву. – Можно я сейчас их попробую кор-пу-скулировать? – Кэти уже выучила этот термин, но произносила его ещё не очень уверенно.

– Нет!

Кэти разочарованно вздохнула – похоже, она поторопилась, решив, что по вечерам Снейп становится более человечным.

– Ну, что глазами хлопаете?! – Снейп в сердцах отбросил нож. – До отбоя осталась четверть часа. Или вас так привлекают ночные походы по замку? Соскучились по Филчу?

Кэти молча стала собирать шишки в мешок.

– Оставьте! – рявкнул Снейп. Кэти от неожиданности выронила и мешок, и шишку, которую держала в руке. – Корпускуляция займёт часа полтора. Придёте завтра.

Поднявшись из подземелья и проходя по коридору второго этажа, Кэти услышала впереди негромкие голоса:

– Ваше здоровье!

– Вы так любезны, сэр…

– Я тоже хочу грушу!

Кэти насторожилась. Любопытство погнало её в коридор направо, в сторону от прямой дороги к башне Гриффиндора.

– Да на тебе грушу, не ной!

– Кто это тут ноет, интересно! Сама не ной! Не хочу я твою грушу!

Кэти выглянула из-за угла.

Большая картина во всю стену, по задумке художника, изначально была натюрмортом. Однако сейчас это был скорее групповой портрет. За обильно накрытым столом удобно расположились старые знакомые. Кэти с восторгом узнала Девушку-с-портрета и Мальчика-в-синем-костюме. А с картины напротив, изображающей сцену в корчме, на них с умилением взирал сэр Николас в ярко-зелёном камзоле, бордовом плаще и в сапогах со шпорами. В сапогах, в чем же ещё, Кэти ведь сама и нарисовала их!

Она наконец вышла из своего укрытия.

– Кэти!

– Кэти, как я соскучилась! Где же ты пропадала так долго?!

– Добрый вечер, мисс! Вы, как всегда, вовремя!

– Вы что, ссоритесь? – спросила Кэти.

– Ссоримся? – изумилась Девушка-с-портрета. – С чего ты взяла? Конечно, нет!

– Кэти, хочешь грушу? – Мальчик-в-синем-костюме с энтузиазмом рылся в корзине с фруктами. – А винограду? Хочешь?

– Спасибо! – засмеялась Кэти. – Не нужно, я сама себе нарисую!

– А ты почему так поздно? Тебя опять наказали? – сзади неслышно подплыла серебристая тень.

– О, сэр Николас! – Кэти немножко растерялась: ведь теперь сэров Николасов было двое… Как же их теперь называть?

– А мы тут немножко празднуем! – оживленно воскликнул Мальчик-в-синем-костюме.

Не дожидаясь вопроса Кэти, Девушка-с-портрета пояснила:

– Помнишь того Сумасшедшего Учёного, с портрета из коридора на первом этаже? Ну, того, который уже лет триста пишет свою книгу, и никак не напишет?

Кэти кивнула.

– Так вот, уже и не напишет!