— Да, припоминаю… — сказала она.

— Я правильно тебя понял?

— Да. Там на южном берегу есть часовня. А рядом — трактир «Алте Пост». Его вывеска издали видна. У самого входа телефон-автомат. Давай встретимся в трактире. Найдешь?

— Конечно, найду без труда.

— Хорошо… Очень хорошо…

— Господи, как я рад, что ты объявилась! Где ты пропадала все это время? Почему так неожиданно уехала тогда из Берлина?

— Расскажу при встрече. Приезжай, пожалуйста, побыстрее.

— Лечу. Постараюсь приехать как можно раньше. А ты не торопись, я подожду.

— Договорились. Пока.

Пьер быстро натянул свитер, схватил пальто и выскочил на улицу. Красная «альфа-ромео-2000» стояла перед отелем. Очистив стекла от снега, он круто вырулил со стоянки и помчался в сторону озера Аммер по шоссе, соединяющему Мюнхен с Ландсбергом — это был самый короткий путь.

Почему она не захотела сказать, где находится? Этот вопрос не давал ему покоя. И почему-то не назвала озеро… Чего она боится? Кого?

Снежные вихри, кружившиеся в свете фар, слепили его. Пьер снова вспомнил Берлин, заснеженную Курфюрстендамм, раннее утро и легкое похрустывание снега под ногами, которое приводило Валерию в восторг. Они гуляли вдоль Гедахтнискирхе, после того как целую ночь танцевали, а потом говорили, говорили без конца, словно хотели наговориться на всю жизнь. «Я бы, наверное, никогда не познакомился с ней, — подумал Пьер, — если бы Малколм Витте из „Дейли телеграф“ не попросил меня занести ему в редакцию последний журнал мод. По дороге я просмотрел все ее фотографии. И вдруг она неожиданно появилась сама в редакции… Улыбаясь, прошла мимо… Боже, до чего она была хороша!»

Интересно, смогла бы она стать знаменитой за столь короткое время, если бы не принадлежала к высшей немецкой аристократии? Некоторые утверждали, что она прославилась именно благодаря своему титулу. Не каждый же день графиня становится фотоманекенщицей. Пьер был не согласен с этим. Рано или поздно, но известность к Валерии неизбежно пришла бы.

Увидев ее впервые, Пьер сразу забыл, что хотел дождаться Малколма Витте, и отправился за девушкой в демонстрационный зал, где она в присутствии журналистов разрешила сделать первое фото для рекламы летней коллекции мод. Затем он взял у нее интервью, которое прошло очень успешно, но изрядно затянулось и закончилось лишь утром следующего дня.

Согретый воспоминаниями, Пьер мчался сквозь темноту по заснеженной дороге. «Никогда не был я так счастлив, — подумал он, — как в тот вечер и последующие три недели. Ничего подобного в моей жизни не было». Помощник рассылал повсюду телеграммы, пытаясь разыскать его.

Как блестели тогда глаза Валерии! Но иногда в Берлине на нее накатывал страх. Кажется, это было дважды. В последний раз это случилось вечером, она тогда робко и осторожно спросила, следует ли им оставаться вместе, если ей внезапно придется покинуть Берлин и уехать далеко-далеко. Он ответил не сразу. Вероятно, это задело Валерию, и позже она уже не захотела объяснить, что означали эти слова: «…придется покинуть Берлин и уехать далеко-далеко». А спустя несколько дней Пьер обнаружил в ее номере на Ухландштрассе пустые платяные шкафы. Чемоданы тоже исчезли. Портье передал ему записку, где была всего одна фраза: «Прошу, забудь меня…»

Валерия исчезла. Он делал невероятные усилия, чтобы разыскать ее: звонил в журнал мод, фотографам, с которыми она работала, друзьям, обращался в другие журналы мод, к другим фотографам, но все оказалось напрасно. Никто не знал, куда уехала Валерия фон Далау.

Он звонил в Париж, Вену, Рим, Лондон, Нью-Йорк… Проходили недели и месяцы. Минул год. Всякий раз, когда происходили какие-то события в мире мод, он искал ее. Но нигде ни разу не встретил ни ее имени, ни ее фотографий.

«Где она? — с тревогой спрашивал он себя. — Что с ней могло случиться? Куда она исчезла так неожиданно?»

Двигавшиеся перед глазами стеклоочистители едва успевали сметать снег.

Они не объяснялись в любви, о ней говорили их руки, ласкавшие друг друга. В последний вечер, когда он сказал, что любит ее, Валерия промолчала. Она была печальна и задумчива. Глаза ее оставались грустными, даже когда она улыбалась.

Валерия мало рассказывала о себе. Пьер знал, что ее детские годы прошли в Ландсберге, в огромном фамильном замке, похожем на дворец. Родители умерли рано: мать — когда она была еще ребенком, а отец — спустя несколько лет. У нее был брат — Филип фон Далау, о котором она вспоминала всегда с неподдельным теплом. «Он кутила», — с улыбкой говорила она. После смерти отца Валерия не стала жить в замке, хотя теперь он принадлежал ей. Там поселился Отто фон Далау — племянник отца. Он же стал и управляющим замком. Отношения у них с Валерией не сложились. Как только она принималась говорить об Отто, сразу же начинала нервничать. Пьер попытался и у него навести справки о Валерии.

— Нет, — ответил Отто холодно, — мне не известно, где находится графиня Далау.

По отдельным высказываниям Валерии Пьер понял, что ее брат Филип проиграл в рулетку значительную часть фамильного состояния, чем вызвал ярость Отто фон Далау.

Раза два Валерия упоминала о своих предках, весьма известных представителях старинного рода в одной из немецких земель. Впрочем, о них она рассказывала так же неохотно, как и об Отто фон Далау. У Пьера сложилось впечатление, что она недолюбливает своих родичей. О замке в Ландсберге она тоже говорила без восторга и с любовью и нежностью вспоминала только мать — француженку по происхождению. По словам Валерии, у матери во Франции был дом среди виноградников, окруженный со всех сторон плодородными долинами, которые, казалось, простирались с одного края земли до другого. Был у матери еще один дом — в Женеве, он стоял на холме и весь день был полон солнечного света. Солнце и простор Валерия любила больше всего. Она любила природу и просто не могла жить без свежего воздуха и тишины, когда слышен лишь хруст снега под ногами, как в то памятное утро в Берлине.

Пьер с тревогой спрашивал себя: есть ли какая-нибудь связь между ее странным, неожиданным исчезновением из Берлина и сегодняшним телефонным звонком. Может быть, она тогда так поспешно уехала потому, что ей грозила какая-то опасность, о которой ему было неизвестно? А теперь эта опасность возникла вновь и была она настолько серьезной, что Валерия рискнула попросить его о помощи? «А помощи зря не просят», — подумал Пьер и прибавил скорость.

За Вайльхаймом дорогу совершенно замело, но, к счастью, вскоре показалось озеро — в темноте оно казалось огромным серым блестящим блюдцем, над которым бешено кружились снежные вихри.

«Почему она назначила свидание здесь?» — подумал Пьер. — Не проще ли было встретиться на северном берегу Аммера, в двадцати километрах от Ландсберга? Ведь до трактира «Алте Пост» на южном берегу нужно еще проехать тридцать километров. Неужели она тоже мчится сюда сквозь темноту и вьюгу из своего замка? А может, она едет вовсе не из замка? Может, остановилась где-нибудь в другом месте — в отеле, например, или у друзей? Впрочем, зачем ей жить в отеле или у друзей, если до собственного дома рукой подать?

Пьер быстро отыскал старую часовню и трактир. Перед ним стояло четыре автомобиля. Пьер поставил свою машину рядом и направился к входу, прикрыв лицо рукой от колючих снежинок. Зал трактира оказался довольно большим, но уютным. Здесь было множество укромных уголков, в большом старинном камине пылал огонь, а рядом красовалась высокая рождественская елка.

Валерии еще не было. За двумя столиками ужинало несколько гостей, остальные посетители толпились у стойки и болтали с трактирщиком.

Пьер расположился у камина — отсюда в окно была видна площадь перед трактиром и автомобильная стоянка. Часы показывали половину девятого. Время от времени мимо проезжали машины. Наконец две остановились у трактира и из них вышли какие-то люди, по-видимому, постоянные посетители этого заведения.