— Но бедняжка и вправду была слишком потрясена случившимся. Такое случается не каждый день, чтобы относиться к этому спокойно. Сейчас, надеюсь, нет смысла идти шарить в кустах? — наивно спросила мисс Патердейл.
Чарльз не мог не рассмеяться.
— Вы совершенно правы, лучшая из моих тетушек! Сейчас в этом нет никакого смысла. Не знаю, как много времени понадобилось Мэвис, чтобы прийти в себя и сообразить, что надо мчаться к вам, но, уверяю вас, преступнику этого за глаза хватило, чтобы скрыться незамеченным.
Мисс Патердейл продолжала тщательно протирать свой монокль. Вставив его на место, она посмотрела на Чарльза и отрывисто сказала:
— Мне все это не нравится. Не могу сказать, что подозреваю кого-либо или хотя бы знаю, кому это могло быть выгодно, но уверена, что всех нас ждут неприятности.
— Обожаю вас за догадливость, тетушка Мириам. — Чарльз обнял ее за плечи. — Не волнуйтесь. Мы с Эбби — ваше стопроцентное алиби, как и вы — наше. Если только мы не застрелили его все втроем — вы целились, я спускал курок, а Мэвис держала дядю…
— Не болтай глупости. — Мисс Патердейл возмущенно оттолкнула от себя Чарльза и опять бросила взгляд на тело Уоренби. — Буду очень рада, когда кто-нибудь сменит нас на этом посту. Думаю, что чем меньше мы знаем и говорим, тем лучше для нас. Стоять и дежурить возле трупа! Как еще ты можешь при этом иронизировать? Я к подобным вещам отношусь иначе.
Однако когда Чарльз предложил ей вернуться домой, она лишь презрительно фыркнула. К счастью, вскоре у ворот появился полицейский констебль Хобкирк, грузный мужчина средних лет, проживавший в коттедже на Хай-стрит. Все свободное от необременительных служебных обязанностей время он посвящал выращиванию помидоров, кабачков и цветов, бравших, как правило, первые призы на местных агрономических выставках.
Констебль с трудом дышал и сильно взмок, проделав весь путь на велосипеде, что было не столь легко для его возраста и солидной комплекции. Он прислонил велосипед к забору и, перед тем как войти в сад, тщательно вытер лицо платком и поправил форменную фуражку.
— Господи, я совсем забыл о Хобкирке, — протянул Чарльз. — Ведь прежде всего я должен был поставить в известность именно его, а потом уже белингэмскую полицию. Он наверняка рассержен. Приветствую вас, Хобкирк, — обернулся он к констеблю. — Рад, что вы приехали. Вот такие вот у нас дела.
— Добрый вечер, сэр. Добрый вечер, мисс Патердейл. — Хобкирк придал голосу официальную сухость. — Как это произошло?
— Мне ничего не известно. Мисс Патердейл тоже не в курсе. Нас здесь не было, когда это случилось. Тело нашла мисс Мэвис и прибежала в дом мисс Патердейл за помощью.
— Понятно. — Констебль достал из кармана блокнот и огрызок карандаша. — Когда, по-вашему, это могло произойти?
— Как вы думаете, тетя? — Чарльз вопросительно посмотрел на мисс Патердейл.
— Ну, — поторопил их Хобкирк.
— Думаю, вам стоит обойтись без «ну», сэр, — высокомерно проговорил Чарльз. — Если бы мисс Мэвис прибежала к вам сообщить об убийстве, то вы бы непременно сделали выводы тотчас же. Но я не полицейский и, смею заметить, никогда им не был.
— Время — очень важное обстоятельство, — надулся Хобкирк, — и нам непременно придется установить его.
— Думаю, у нас это получится. — Мисс Патердейл достала из кармана старинные золотые часики. — Сейчас десять минут девятого, это точно. Часы я проверяла по радио сегодня утром. А здесь мы находимся примерно полчаса.
— Я думаю — минут двадцать, — уточнил Чарльз.
— Мне кажется, больше. Но может, ты и прав. Когда к нам прибежала Мэвис?
— Честно говоря, не помню, — искренне ответил Чарльз. — Думаю, из меня получится скверный свидетель. Я даже не знаю точно, когда произошло убийство. — Он саркастически усмехнулся.
— От вас этого и не требуется, сэр, — вяло пробормотал Хобкирк. — Когда вы пришли, тело было в таком же положении?
— Оно не попыталось сдвинуться ни на дюйм, — ответил Чарльз. — За все время, что мы за ним присматриваем.
— Чарльз, сейчас не время для подобных острот, — строго сказала Мириам.
— Прошу прощения, тетушка. Я, вероятно, сам не свой.
— Тогда возьми себя в руки. Ни я, ни мистер Хасвел не дотрагивались до тела, если вы именно это хотели узнать. Что касается Мэвис, то это маловероятно.
— Я понимаю вас, господа. Ведь всем известно, что нельзя ни до чего дотрагиваться на месте преступления, — поучительно произнес Хобкирк. — А эти бумаги? Если они лежали возле тела, то я заберу их с собой.
— А знаете, что я думаю по этому поводу? — спросил неугомонный Чарльз. — Покойный, должно быть, читал их, более того, даже пристально изучал во время выстрела.
— Возможно, сэр, — с достоинством ответил Хобкирк. — Не говорю, что это не так. Но иногда все бывает совсем по-другому, нежели может показаться на первый взгляд.
— Да, это уж точно, — подтвердил Чарльз. — Кстати, расследование будете вести вы?
В принципе Хобкирку нравился Чарльз, которого констебль считал благовоспитанным молодым человеком. Но сейчас в его голосе Хобкирку почудилось неуважение, перемешанное с неподобающим моменту легкомыслием.
— В мои обязанности, сэр, входит появление на месте преступления первым, до прибытия моих коллег из Белингэма. И вы должны были прежде всего оповестить о случившемся меня, — холодно сказал констебль.
— Ну что ж, жаль, что следствие перейдет из ваших рук к вашим коллегам. Кстати, тетушка, уже правда девятый час? Я должен позвонить матери. Если я не появляюсь в обещанное время, ее воображение рисует ужасные картины, например, как я валяюсь в местной больнице с переломанными конечностями.
Чарльз направился в сторону дома. Хобкирк, провожая его взглядом, пытался собраться с мыслями. За все время службы в должности констебля он ни разу не сталкивался с убийством и пытался восстановить стершиеся в его памяти инструкции о действиях в подобных ситуациях. Он вспомнил, что не должен был позволять мистеру Хасвелу пользоваться телефоном, принадлежавшим покойному, но останавливать его уже было поздно, так это лишь подчеркнуло бы его, констебля, непрофессионализм. В эту минуту размышления Хобкирка были прерваны скрипом открывающихся ворот и появлением доктора Уоркопа. Врача констебль считал надежным и порядочным человеком и явно обрадовался его появлению.
Доктор Эдмунд Уоркоп проживал в комфортабельном особняке на окраине Белингэма. Дом, заодно с профессией, он унаследовал от покойного отца. Доктор был примерно тех же лет, что и Хобкирк, и с подобным происшествием, как и констебль, сталкивался впервые в жизни. Профессиональные приемы Уоркопа были старомодны и вызывали улыбку молодых коллег. Но несмотря на консерватизм своих методов, Уоркоп не испытывал недостатка в больных. Его пациенты, столь же консервативные, как и он сам, не мыслили обратиться со своими проблемами к кому-либо другому и даже боялись умереть, не будучи предварительно осмотренными Уоркопом. Местные старожилы помнили пожилого доктора Бог весть сколько лет и упрямо верили только в него. Сам Уоркоп высоко ценил себя как профессионала, и вряд ли кто-нибудь мог упрекнуть его в каких-либо ошибочных действиях за долгие годы практики. Волнение доктора и отсутствие опыта в подобном деле не выдавала ни единая черточка — ни в его походке, ни в выражении лица. Человек, незнакомый с Уоркопом, легко мог подумать, что на место происшествия прибыл умудренный опытом судебно-медицинский эксперт, всю жизнь проработавший при душегубке.
Доктор кивнул Хобкирку и пожал руку мисс Патердейл, своей старой пациентке.
— Искренне сожалею, мисс Патердейл, что вы оказались свидетельницей столь печального события, — сказал доктор. — Кошмарное происшествие! С трудом поверил своим ушам, когда молодой Хасвел позвонил мне и сообщил, что произошло. Представляю, в каком отчаянии бедненькая мисс Мэвис.
Мисс Патердейл нервно расхаживала между цветочными клумбами. Констебль внимательно наблюдал за каждым движением Уоркопа, склонившегося над телом. После недолгого осмотра доктор выпрямился и сказал: