Ох, липа! О, этот липовый запах! Все сплюхи собираются над липами. Мы пьем, пьем этот запах, потом пьянеем, танцуем на ветру парами… А потом липа отцветает. Опадают цветы, и с ее цветом опадают наши крылья. Мы еще некоторое время держимся возле лип, а затем расходимся. Наш путь лежит к людям. Камни любят смотреть о них сны. Мы идем в гости к домовикам и лохматикам. Это наши родичи, правда, очень дальние. И здесь коты и кошки нам очень помогают. Без крыльев первое время очень непривычно: то, что раньше пролеталось за пять минут, теперь надо идти своими ножками. А коты нас понимают. Нет-нет, да уговоришь какого-нибудь подвезти. Да и в дом, иначе, как на коте, не попадешь. Вот так и путешествуем мы. То кому от гор приглашение незримое передадим, то камешкам придорожным поможем — потрогаем, да погладим.

И к началу сентября зовут нас горы обратно. Путь неблизкий и все своими лапами. Зато впечатлений — больше некуда. Как в предгорья попадем — так сразу легче — камни помогают. Вот тогда садимся мы на камешек и думу думаем. А как же? Надо все впечатления рассортировать, по полочкам разложить. Хороший сплюх и неделю сидеть думу думать может. Потом дальше пойдет, приветы передаст и опять думу думает. Осенние сплюхи — они все такие — задумчивые. Иной настолько задумается, что люди рядом идут, а он и накрыться или спрятаться забудет. Правда, и люди нас редко замечают — они, осенние постоянно, все время о чем-то думают, им и жить некогда.

Скажи вот, почему так? Если один человек — он ЧЕЛОВЕК, Ученик вечности, с большой буквы и звучит гордо. А если их двое, или больше, то уже все. Уже — люди. Они уже, кроме себя, ничего не видят, уже как осенние сплюхи. Не знаешь, в чем здесь загадка?

Ну, вернемся к сплюхам. К первому снегу все сплюхи стараются спрятаться. Мы, сплюхи, снега не любим. Мы от него зеленеем, а самая красивая шерстка — серо-голубая, как камешки. Зеленый сплюх заметен среди камней, как апельсин на снегу, куда же это годиться? Так вот, пробираемся мы к своим пещерам и в сон нас клонит все больше и больше. И вот свернешься, бывало, клубочком и дремлешь, пока вверх не поднимешься. А тогда уж засыпаешь надолго — до весны. И маленькие сплюхи так во сне и появляются и тоже спят до весны. Для нас, сплюхов, это совсем не долго — как для вас проспать до утра. И готовы все лето потом путешествовать снова.

Сплюх рассказывал бы еще долго. Янеш начал клевать носом, пушистые уже откровенно дрыхли без задних лап.

И даже водяной поток, струящийся рядом, тоже казалось, стал засыпать — струился все медленней и медленней и вот совсем остановился, разгладился, зеркало, да и только. Зеркало Сплюха.

И как только оно стало зеркалом, раздался мелодичный звон, как будто колокольчик хрустальный прозвенел, и из него вышла Люсинда. Она была явно не в духе.

— Что это за безобразие? — с нажимом спросила она у сплюха. — Ты почему не в долине?

— Я еще молодой, — обиженно сказал Сплюх, — у меня еще крылышки не прорезались. И к липе меня не пускают.

— Ну, конечно! Поэтому ты сидишь здесь и проказничаешь? Зачем Янеша и пушистых усыпил? И это ведь не первый раз. Ты же знаешь, что люди от каменных снов не просыпаются! Или к лохматикам тебя отправить?

Сплюх стоял перед Люсиндой, понурив голову. При последних словах он прыгнул к ней, схватил ее за руку и, заглядывая в глаза, торопливо заговорил:

— Не отправляй меня к лохматикам! Нас, сплюхов, и так немного осталось. А у меня уже спинка весной чесалась, еще лет пять и крылышки прорежутся. Сделай что хочешь, только к лохматикам не отправляй. Я же горный сплюх, а не домовой.

Люсинда покачала головой.

— Горный сплюх, говоришь? А проказничаешь, как домовой. Ладно. Скажу горным, чтобы присматривали за тобой. Буди их, — и она кивнула на Янеша и пушистых.

Сплюх забормотал что-то, погладил лапкой по очереди всех троих. Друзья заворочались и проснулись. Люсинда внимательно оглядела всех троих.

— Время им верни, — сказала она наконец, — по неделе каждому. Сплюх завздыхал, потом подвел всех троих к зеркалу Сплюха и велел смотреть. Янеш смотрел, но ничего интересного с ним не происходило. Только немного трясло, как при ознобе.

— Готово, — сказал Сплюх гордо.

— Молодец, — похвалила Люсинда, еще раз внимательно осмотрев. — А почему зеркалом не пользуешься для путешествий?

Сплюх печально вздохнул.

— Равные мы. Я и поток. В одной силе.

— Ладно, — улыбнулась Люсинда. — Хочешь, помогу отправиться в долину? Но липа уже отцвела, — и она лукаво улыбнулась еще раз.

— Конечно, хочу, — оживился Сплюх.

— А силенок хватит вернуться?

— А я не далеко, ну, не очень, — отказываться от этой идеи ему явно не хотелось.

— Ну, вставай, смотри.

Сплюх встал лицом к потоку, лихо остановил его и принялся разглаживать. Да, силенки у него еще не слишком хватало. Впрочем, сплюхи через зеркало не ходят — у них своих дел хватает.

Люсинда взмахнула рукой, зеркало со звоном раскрылось, Сплюх шагнул, и вот вода сплошным потоком вновь падает вниз.

Янеш и пушистые с нескрываемым интересом следили за их действиями.

— А, что, — спросил Янеш, — Сплюхи для людей вредные?

— Как тебе сказать, — задумалась Люсинда, — Люди и сплюхи не пересекаются. Опасен ли дождь? Хочет ли он принести людям вред? Нет, конечно, он просто идет. Это его дело — идти. А наше дело — идти своей дорогой. И кстати, уже самое время это сделать.

— Ты пойдешь с нами? — с надеждой спросил Янеш.

Люсинда покачала головой и, видя его разочарование, добавила:

— Это ваша задача, ваше путешествие и ваш сон. Я тут только гостья.

— Ну, Люсинда, я тебе столько рассказать хотел! И про Хрустальный Глаз, и про Незримого, и про многое другое!

— Всему свое время, — улыбнулась Люсинда, — а вы и так тут много его потеряли. Сплюх вас на неделю усыпил, а вы и не заметили. Впрочем, время мы вернули. Но нужно поторапливаться.

Янеш вздохнул и надел свой мешок.

— Кстати, глаз держи поблизости. Он вам поможет найти Ухо. Эти предметы меж собою связаны — Глаз всегда глядит туда, где Ухо, — проговорив это, Люсинда исчезла. А наша троица побрела к противоположному выходу.

И не прошли они и десяти шагов, как тряпица, что раньше закрывала Янешу глаза, затрепетала, с треском разорвалась пополам и, мгновенно вползая вверх, заткнула Янешу уши. Янеш вздохнул.

Они вступили в Страну Слухачей.

Выбраться из-под водопада было делом куда более легким, чем спуститься. Впрочем, все известно, что вверх лезть проще, чем вниз. Тем более что Янеш уже все видел и передвигался быстрее и легче.

Красота вокруг была неописуема. И охваченный бурным восторгом от возможности видеть все это великолепие, Янеш заорал во все горло:

— О-го-го! Горы! Небо! О-го-го!

Крик его был подхвачен ветром. Но Янеш не заметил этого. Он уже порядком соскучился по всему тому, что можно увидеть глазами.

И вдруг пушистые, как по команде подскочили, а затем припали к земле, зажав лапками уши, и в тот же момент Янеш ощутил некую вибрацию земли под ногами и резкое колебание воздуха. Продолжалось это недолго. Вскоре все затихло, сконфуженные пушистые поднялись, отряхиваясь. Торстур, сердито глядя на Янеша, покрутил лапами у виска. И видя полное недоумение, объяснил жестами, что бы Янеш не кричал, здесь очень сильное эхо.

Вам приходилось наблюдать, как толстые рыжие коты жестами показывают слово — эхо? Нет? Ну так поверьте на слово, видок у него был тот еще.

Янеш, не выдержав, рассмеялся. Громко рассмеялся. И вновь земля качнулась под ногами и значительно сильнее предыдущего.

Когда эхо улеглось, Торстур написал на дорожной пыли «ПРИДУРОК», и с сердитым видом пошел прочь. Пристыженный Янеш поплелся за ним. Да, здесь стоило бы помолчать. И наша троица в полном молчании шла по извилистой дороге, пока за очередным поворотом не показался лес. Потянуло дымком. Где-то рядом, не смотря на лето, топили печь. Друзья прибавили ходу.

Вечерело. И ноги, и лапы, натруженные за день, ужасно ныли. Но друзья упорно продвигались вперед. Еще немного и их терпение было вознаграждено — впереди, слева от дороги, показался хутор.