— Минутку! — оживился Ковачев. — Если не госпожа Мишель и не господин Адомар, то, может быть, это… Коко?

— Ладно, согласен. Назовем его условно Коко. Вопрос в том, везти его сюда, в Варну, или самим отправляться в столицу.

— На мой взгляд, пусть он немного потомится под арестом в Софии, под надзором Консулова. Скоро, мне кажется, и всю эту свору мы перевезем в Софию.

— Правильно.

— Товарищ генерал, вся эта муть, а особенно расправа с мадам Мелвилл и половина сокровищ, обнаруженная у Адомара, дают нам законные основания задержать и Еремея Ноумена. А главное, сделать обыск в его номере.

— Этим и следует заняться. Берите разрешение у прокурора и действуйте.

Какими данными располагал полковник Ковачев, когда отправился к Еремею Ноумену? Возможно, этот господин был соучастником — притом наверняка косвенным — убийства Мелвилл. Для прямого обвинения оснований было маловато, да и тактически такой ход был сомнителен. Целесообразней было нажимать на загадочные переодевания этого Коко. Главная же цель сегодняшней операции состояла в том, что только при продолжительном и тщательном обыске можно было осуществить достаточно рискованный эксперимент, о котором безуспешно допытывался генерал.

После необходимых приготовлений вся группа подошла к номеру Ноумена: полковник Ковачев, эксперты, фотограф, лейтенант Радков с чемоданом.

Завидя гостей, хозяин удивился, но особого смущения не выказал.

— На предмет чего столь массовое посещение? — спросил он, когда все уже оказались в комнате.

— Ваша дочь найдена, — вместо ответа сказал Ковачев.

— Где же она? — В голосе Ноумена особенной радости не чувствовалось.

— В тюрьме. В Софии. Поймана при попытке пересечь границу с фальшивым паспортом. А главное, она пыталась контрабандой вывезти огромные ценности.

— Какой фальшивый паспорт? Какие ценности? — тем же тусклым голосом осведомился Ноумен.

— Я убежден, вы лучше нас информированы в этой области. Надеюсь на ваши правдивые показания. Но для этого еще будет время. А сейчас мы произведем тщательный обыск в обоих номерах.

— Но вы уже осматривали…

— Возникли новые отягчающие обстоятельства. Вот санкция прокурора и официальный перевод ее на английский.

Ноумен безразлично посмотрел на бумаги, которые ему протягивал Ковачев, но не взял их.

— Значит, арестована… а мне даже не позвонила, — бормотал Еремей. — И все же расскажите мне подробнее.

— Расскажу, если интересно. — Ковачев дал знак приступить к обыску. — Готов ответить на все вопросы, которые вы мне начнете сейчас задавать.

— Почему? Какие вопросы?

— Самые разнообразные. Ну, например, уверены ли мы, что арестовали именно вашу дочь. А может, вашего сына? Почему бы вам не спросить?

— Что за намеки?

— Не стесняйтесь, господин Ноумен. Все равно придется разговориться. Вот вы не пожелали прочесть текст санкции прокурора, а в нем разрешение не только на обыск, но и на ваш арест.

— Что?! — возмутился старик, но возмущение было явно показным, словно он даже чему-то обрадовался. — На каком основании? Уж не заподозрен ли я в убийстве?

— Кто здесь произнес слово «убийство»? Кое в чем мы вас подозреваем, это правда. Но зачем торопиться?

— Ладно, не буду спорить, — вроде бы смирился Ноумен. — Подчиняюсь насилию, но оставляю за собой право на протест.

Да, в кусках мыла оказались бриллианты, притом такой величины и чистоты, что ювелиры не осмелились назвать цену даже приблизительно — впервые в жизни любовались они такими сокровищами.

Каждый камешек был взвешен и по всем правилам описан, прежде чем исчезнуть в бронированном банковском сейфе (у полковника Ковачева осталась всего лишь четвертая копия протокола). Пришла пора вызвать арестованного.

— Итак, вы Еремей Ноумен, торговый представитель американской фирмы «Крусибел стийл» в Константинополе, — начал допрос Ковачев. — Стало быть, торговец…

— Да, с вашего позволения, — бойко откликнулся Ноумен.

— А господа руководители фирмы знают, что только вы представляете их интересы на Ближнем Востоке?

— Спросите их сами.

— Обязательно спросим. Если, разумеется, такая фирма существует. А почему Никто? Почему вы не выбрали себе другое, нормальное имя?

— Надеюсь, господин, услышать более умные вопросы. Если их нет, потрудитесь меня освободить. Благое сделаете дело.

— Не думаю, чтобы освобождение стало для вас благом. Что касается более умных вопросов, то как вам нравится такой: зачем это ваша дочка вдруг превратилась в мужчину?

Ноумен молчал.

— Возможно, вы мне не верите? Извольте сами убедиться. Вот, взгляните. — Ковачев достал из папки снимки: — Мишель — женщина, и Мишель — мужчина.

Старик, посмотрев на снимки равнодушно, не счел нужным их прокомментировать.

— Вижу, фотографии вас не убеждают, — сказал полковник. — Что ж, если хотите, мы организуем очную ставку.

— Это двойник, — буркнул Ноумен.

— Интереснейшая мысль! С одинаковыми отпечатками пальцев?

— Мужчина или женщина — какое имеет значение? Допустим, он мой сын.

— Однако как вы держитесь за это родство! Верно, Коко необыкновенно вам дорог.

При имени «Коко» старик еле заметно вздрогнул.

— А я, например, не хотел бы иметь такого сынка, — продолжал Ковачев.

— В конце концов, я хочу знать, в чем меня обвиняют и на каких основаниях задержали? Иначе вообще перестану с вами говорить.

— Значит, хотите по-деловому, как и подобает бизнесменам? Хотите заключить сделку?

— Никакой вы не бизнесмен. О какой сделке с вами может идти речь?

— Да вот о такой, к примеру: вы рассказываете всю подноготную, а я вручаю вам половину лифчика с бриллиантами. Согласны?

— Почему половину?

— Не будьте таким жадным! Ах, господин Ноумен, джентльмены всегда договорятся. Нужно ли нам переходить в кинозал, чтобы посмотреть короткометражку, где из окна «бьюика» высовывается рука и бросает пакет в урну? Ваша рука. Из вашего «бьюика». На пакете остались отпечатки ваших пальцев. Хорошо, я вас понял. Скажите, кто взял половину лифчика Маман, и я вам вручу вторую половину. Разве это не предел щедрости?

Ноумен был озадачен, но не настолько, чтобы раскаяться в грехах. Несмотря на наводящие вопросы, он продолжал запираться. И тогда полковник сказал:

— Значит, сделка не состоится. Мы согласны и на это. Если и есть убитые, то все же иностранцы… А в наших руках как-никак бриллианты. Почему бы вас не отпустить? Пожалуй, денька через три-четыре отправим-ка мы вас в Турцию. Туда, откуда вы прибыли.

Удивительно, но Еремей Ноумен молчал.

— Понимаю: молчание — знак согласия, верно? Но вы забыли осведомиться, почему мы вышлем вас через три-четыре дня, а не сегодня. И напрасно забыли. Это небезынтересная деталь в игре. Но я не так молчалив, как вы. Охотно объясню. Сначала мы отправим телеграмму по адресу: Джо Формика, Уэстчестер-авеню, 181, квартира 73, Бронкс, Нью-Йорк. И уведомим получателя, когда вы появитесь на турецкой границе. Думаю, он возрадуется. А для надежности пошлем шифровку дону Бонифацио. Шифр нам известен. Адрес такой…

— Это подло! Это вымогательство! — закричал Ноумен. — Не имеете права!

— Почему?

— Они меня пришлепнут, даже если я сдам бриллианты!

— И я так думаю. Но вас мы вышлем без сокровищ, учтите.

— Ладно, я выложу все как на духу.

— Только без торгашеских уловок, ясно?

— Все выложу. Но при одном условии. Обещайте не выпускать меня отсюда.

— Можно и пообещать, если вы не переборщите со сроком. Боитесь?

— Еще как! Эти двое, дай им шанс, сразу меня прихлопнут…

— Динго и Мэри?

— Какие там Динго и Мэри! Вирджиния Ли, любовница Бонифацио, и этот зверюга, Джексон.

— Значит, не они Динго и Мэри?

— Нет. Ная и Джек Горилла, такие у них клички. Динго и Мэри остались в Афинах. А свои документы и автомобиль отдали Маман и Морти.