С шумом отодвинув тяжелый стул, он поднялся и побрел к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Выщербленные деревянные ступени тоскливо поскрипывали под его босыми ногами.

Джимми молча смотрел ему вслед, дивясь про себя, когда успел его подопечный вырасти, когда превратился в хорошо сложенного взрослого мужчину. Сначала видна была вся фигура юноши, потом от плеч и ниже, потом только ноги. Ноги тоже исчезли, а Джимми все смотрел на обшарпанные ступени. Сколько лет они поднимаются и спускаются по ним? Без малого уже двадцать. Считай, целая жизнь! Крошке Гро не было и года, когда их поселили на этой вилле... Когда их здесь заточили.

Казалось, еще вчера он носился по саду, как дикий волчонок, все круша и ломая или, затихнув вдруг, куда-то надолго исчезал. Огрызался, зубоскалил, не слушался, капризничал, с большой неохотой позволяя обнять и приласкать себя. Но чаще ходил за Джимми по пятам, наблюдая за тем, как тот работает, ставил его в тупик своими внезапными расспросами, за которыми всегда скрывался подвох.

Как-то, ему тогда было лет девять, Гроэр нашел себе новое занятие – "охоту". К их искусственному пруду повадились слетаться дикие пеликаны. Повидимому выслеживать да вылавливать рыбу из морских глубин дело хлопотное и не всегда успешное. А тут, вот она – готовенькая, заманчиво серебрится в неглубоком пруду. Бывало рассядуться на берегу пернатые лентяи с умильными физиономиями, развесив свои клювы-мешки, и косят голодный глаз на откормленные спинки форели. Джимми возмущался, нервничал, пытался гонять их, размахивая руками. А Гроэр без лишнего шума смастерил втихомолку рогатку собственной конструкции, набрал целый пакет мелких камушков и, спрятавшись спозаранку в кустах, принялся обстреливать непрошенных гостей. Пеликаны погоготали, похлопали недовольно крыльями да и убрались восвояси. Правда на следующий день, как ни в чем не бывало, явились снова и снова получили отпор, поскольку Гроэр уже был на своем посту. А одного ему даже удалось забить насмерть. Такая игра – кто кого – продолжалась довольно долго и оставалась для мальчонки самым азартным занятием до тех пор, пока пеликаны не поняли, что тут им ничего не светит.

И вот наконец Гроэр вырос. Хорошо это или плохо? Ответ мог быть только один: хуже некуда.

Пальцы Джимми привычным движением скользнули под рубашку, нащупали ненавистный шрам – причину всех его бед и злоключений. Шрам жег. Клеймом горел на груди, предательски просвечивал сквозь рубашку. По крайней мере так ему казалось.

Порывы ветра швыряли упругие веревки дождя в окно, расплющивая их в причудливые студенистые узоры, будто по стеклу проползла гигантская скользкая улитка. Джимми завернулся в огромный плащ, накинул на голову капюшон и, подхватив фонарь, вышел в сад. Грозно провисшее небо обрушилось на него водяной лавиной, вдавило босые ноги в раскисшую холодную землю. Осторожно ступая, чтобы не поскользнуться, он двинулся вперед. Солнце, укутанное толстым одеялом туч, с трудом освещало землю призрачным предзакатным светом.

Обойдя дом по периметру, Джимми обследовал все водосточные трубы. Убедившись, что ни одну не забило палой листвой, он проверил стоки, выковыривая из них сучки, песок и мелкие камни. В огороде вихрящийся поток пробил брешь в грядке с помидорами, завалил несколько кустов и принялся размывать следующие. Джимми понимал, что бороться сейчас с этой напастью бесполезно и, махнув рукой, повернул обратно.

Проходя мимо глухих ворот, сделанных из листового крашеного железа, приваренного с двух сторон к металлической раме, он остановился.- Чем портить мне грядки, лучше бы размыло эти чертовы ворота да унесло их в океан, – проворчал он, осуждающе покосившись на небо.

Фокус заключался в том, что ни у него, ни тем более у его подопечного не было ключей от ворот. Для обоих ворота были продолжением глухой стены. Открыть их мог только один человек, вместе с воротами державший на запоре их судьбы.

Гроэр остановился посреди узкой длинной комнаты со скошенным потолком, в углы которой уже прокралась подгоняемая непогодой ночная тьма. Большие окна во всю длину стены выходили в сад. В обычные дни отсюда хорошо просматривался океан. Но сейчас по стеклам сплошной стеной сбегала вода. Шум ливня здесь, под самой крышей, был трудно переносим. Казалось, он отбивал дробь не по черепице, а по барабанным перепонкам. Однако, как и пророчил всезнайка Джимми, постепенно дождь начал утихать, и Гроэр тотчас забыл о нем, но продолжал стоять посреди комнаты, сжимая и разжимая кулаки и уперев взгляд в невидимого противника, который все отчетливее проступал из глубины темнеющего окна. Ночное окно служило единственной возможностью для обитателей виллы увидеть свое отражение, поскольку в доме не было зеркал. И Гроэр толком даже не знал, каков он, как выглядит, какого цвета у него глаза.

Библиотека. Его единственная отрада. Все здесь было знакомо до противного. Нестройные вереницы книг на длинных стеллажах, которые он знал едва ли не наизусть. Пятна чернил на рассохшихся досках длинного стола – свидетельство занятий малолетнего Гроэра с Джимми, когда тот усердно обучал его математике и грамоте. Капли воска. Случалось, они оставались без света, и тогда в ход шли свечи. Подпаленные углы стола, борозды от перочинного ножика – следы мальчишеских шалостей. Сколько Гроэр помнил себя, столько помнил эту библиотеку. Не счесть часов, проведенных под ее косой крышей.

Стоило ему подняться сюда, и в памяти всплывало всегда суровое, отчужденно-холодное лицо Учителя. Собственно он его и не забывал. И вовсе не потому, что любил или скучал по нему. Этот человек сидел где-то в глубинах его естества как заноза, как кость, от которой невозможно избавиться. Как невозможно избавиться от самого себя, даже если себя ненавидишь. Это мучило Гроэра, раздражало. От детства остались окрики, пристальный, изучающий взгляд и непреодолимая воля Учителя – тяжелая, как каменная глыба, обесцвечивающая и вдавливающая в землю зеленые побеги его порывов.

Мальчик-Гроэр безуспешно пытался понять: почему Учитель не умеет улыбаться, почему, если пристально на него смотреть, отводит взгляд. Но он уже давно привык, что ни один из его вопросов не находит ответа, что с ним считаются не больше, чем с Тимом и с предшественниками Тима, такими же нелепыми четвероногими тварями, не желавшими ни бегать, ни играть. Если бы он был Тимом, его, наверное, удовлетворило бы это сытое, ленивое существование, о котором толковал Джимми. Спасибо книгам, рассказавшим ему о нем самом!

Пройдясь взглядом по переплетам, решая, какую из них выбрать, он вдруг вспомнил, что та, которую он еще не дочитал, осталась мокнуть под проливным дождем. Первым побуждением его было бежать к обрыву. Ведь гибнет не книга, а черноволосый объект его тайных желаний. Гроэр иронически усмехнулся. Мечты и желания, сказал он себе, живут не на мертвых страницах книг, а в его голове. И погибнуть они могут лишь, когда он им это разрешит.

Он направился в дальний конец библиотеки и, как пять, как десять лет назад, на полпути в нерешительности замер, будучи не в силах преодолеть запрет. Там, за стеллажами стоял массивный красного дерева секретер с придвинутым к нему стулом. Это было единственное место в библиотеке, куда он не имел права подходить. Секретером мог пользоваться только один человек – Учитель, в отсутствие которого он всегда бывал на запоре. Давно известно, что ничто так не притягивает воображение, не разжигает любопытство, как запретный плод.

Гроэр сделал еще несколько неуверенных шагов и остановился перед секретером, круто выпятившим собранную из узких планок грудь. Протянув руку, юноша осторожно коснулся его отполированной поверхности. Затем уперся обеими ладонями в выгнутую створку и подтолкнул ее вверх. Она не поддалась. Как не поддавалась все предыдущие годы. Он знал, что ему ничего не стоит поддеть ножом примитивный замок и вскрыть тайник. Знал он так же и то, что в один прекрасный день непременно сделает это.

ГЛАВА 9

- Мы готовы, сэр, – доложил ассистент. – Аппаратура подключена. Можно начинать.