- Зачем же на льдине. В 1938 году отправленная Гитлером экспедиция обнаружила глубоко подо льдами целую систему соединенных между собой пещер с теплым воздухом. И нацисты принялись за строительство подземного... вернее – подлёдного города, назвав его Новая Швабия или База 211. Пять лет велось это строительство. Пять лет курсировали между Германией и Антарктидой немецкие суда – научно-исследовательский корабль "Швабия", гигантские субмарины, 35 субмарин личного «Конвоя Фюрера», подлодки класса "U".
- Курсировали для чего? – не поняла Долли.
- На "Швабии" на "Базу 211" доставлялась всевозможная техника и в первую очередь – горнопроходческое оборудование. Затем они принялись перевозить на землю Королевы Мод тысячи военопленных. Им нужны были рабочие руки. Ученых и специалистов разных областей. Лучших своих представителей с семьями – генофонд чистой расы. И когда в апреле 45-го, сфальсифицировав собственную смерть с помощью двойника, Гитлер бежал в Антарктиду вместе с Евой, Мюллером и Борманом, их встретил уже вполне комфортабельный, прекрасно оборудованный город с готовыми заводами и научными лабораториями.
- Дорогой вы наш Эрих, – с удрученным видом прогудел Майкл. – Мы безгранично доверяем вам, как виртуозному специалисту в своей области. Но, увы, согласиться с тем, что вы рассказываете, невозможно. Масса подобных версий-легенд со времен войны гуляет по свету. Да только ни одна из них до сих пор не подтвердилась.
Гроссе уперся в одутловатое лицо Уилфорда, принявшее мальчишески-задиристое выражение, холодной сталью бесстрастных глаз:
- Единственное, что я могу сделать в подтверждение своих слов это отослать вас к нашему правительству... если конечно оно пожелает поделиться с вами своей секретной информацией. Там могли бы рассказать вам, как в 1946–47 годах Трумэн пытался ликвидировать "Базу 211", направив в земли Королевы Мод целую боевую эскадру – авианосец с военными летательными аппаратами, субмарину и четырнадцать судов с огромным количеством провианта и боеприпасов. Экипаж насчитывал четыре тысячи человек. Руководил секретной операцией High Jump сам адмирал Ричард Бэрд.
- Ну и? Ликвидировал? – не без ехидства поинтересовался Майкл.
- Они скоропостижно вернулись обратно, понеся значительные потери, – с похоронным видом ответил Гроссе. – Как потом докладывал на секретном заседании Бэрд, их атаковали дискообразные летательные аппараты, на огромной скорости выныривавшие прямо из-подо льда. Вслед за ними военно-морская разведка Чили направила туда же свою экспедицию. Назад она не вернулась. Десять лет спустя уже Эйзенхауэр попытался добраться до таинственного пристанища нацистов, и снова экспедицию возглавил адмирал Бэрд. Бедняга нашел свою смерть во льдах Антарктиды при загадочных, заметьте, обстоятельствах.
- А не сами ли нацисты, постыдно проигравшие войну, распростра-няют эти легенды? – заметил до сих пор хранивший молчание Эдмонд.
- Я мог бы согласиться с вами, друг мой, – отозвался Гроссе, – если бы... если бы не повидал Новую Швабию собственными глазами.
Все присутствующие воззрились на него.
- Этого не может быть, Эрих! – ощутив пьянящий аромат приключений, вскричала Николь. – Как, что и когда вы видели? Вы обязаны нам рассказать!
- Как и когда – останется моей тайной, – ответил ей Гроссе. – Ваше право верить или не верить мне. – А увидел я удивительный город будущего, равного которому нет нигде на Земле. Полные рыбы тихие, незамерзающие озера с пресной водой, беззвучно текущие реки, каменные дворцы из природных скал, фантастической, неземной архитектуры, железные и автомобильные дороги, стартовые площадки-космодромы для летающих дисков, заводы, лаборатории, научно-исследовательские институты. Я увидел море электрического света, искусственно выращенные сады. И всюду трудились люди. Множество людей.
- Какие сады, Эрих! На Антарктиде ведь собачий холод! – напомнила Долли.
- Конечно. На поверхности. А город этот укрыт колоссальным куполом льда, толщиной этак мили в полторы. Вулканическая деятельность в недрах Антарктиды подогревает под ледниками землю и озера, создавая уникальные, прямо-таки райские условия для жизни. Ледяное "небо" над головой надежно защищает от снегопадов, ветров, буранов и зимней стужи, а главное – от непрошенных вторжений!.. Однако, что-то я разговорился сегодня. Лучше скажите нам, хозяюшка, что будут подавать на десерт.
Николь смотрела на Гроссе с восхищением, как на сказочного героя, вышедшего живым из огня.
Переваривая шокирующую информацию вместе с экзотической трапезой, Уилфорды и Брауны вышли в сад.Эдмонд остановился на полпути, тяжело опустившись на скамейку. Его мучила одышка.
Гроссе присел рядом, цепко ухватив тремя пальцами его запястье.
- Твои легкие и сердце, старина, ни к черту не годятся. Тебе надо срочно от них избавляться.
- Очень удачная шутка, – обиделся Эдмонд.
- А я и не думал шутить. В Нью-Йорке есть клиника, в которой уже начали осваивать трансплантацию легких и сердца единым блоком.
- Знаю. Мы с Долли интересовались. Для этого нужно становиться на очередь и ждать годами. Боюсь, что у меня просто нет в запасе столько времени.
- Возможно, возможно, – рассеянно проговорил Гроссе. – Не опускай руки, старина. Ищи варианты. Ищи хирурга, который согласится взять тебя вне очереди. Это твой единственный шанс.
Подошедшая Долли нервно прислушивалась к их разговору.
- Эрих, – вмешалась она, и в голосе ее прозвучал укор. – Зачем кого-то искать, когда у нас есть вы – наш друг и великолепный хирург.
- Милая Долли. – Гроссе обратил к ней скорбное лицо. – У меня, как вам известно, клиника ортопедии и травмотологии. Я не занимаюсь трансплантацией внутренних органов. Но даже если бы и рискнул сделать исключение, то тоже не обошелся бы без донорских органов, которых у меня, увы, нет.
- Да-да, Эрих, я понимаю, что сморозила глупость. Извините. Здоровье Эдмонда последнее время постоянно держит меня в напряжении. Иногда я просто теряю голову. Пойдемте в дом. Десерт уже на столе.
ГЛАВА 13
Прохладный ночной воздух, вытеснивший дневной зной, струился с балкона. Комната была погружена во мрак. Единственный источник света – бронзовый торшер в стиле ампир, в виде обнаженного сатира с абажуром в вытянутой руке – выхватывал из темноты лишь часть дивана да круглый ломберный столик.
Ненавязчиво плыла по комнате музыка Вагнера. По непонятной для Клары причине, Гроссе слушал только Рихарда Вагнера, отдавая особое предпочтение опере "Риенци". Реже ее сменяла "Гибель богов" или "Нюрнбергские мейстерзингеры".
Упершись подбородком в ладони, Клара неотрывно смотрела на своего кумира и повелителя, упиваясь теми редкими, быстротечными минутами, когда он безраздельно принадлежал лишь ей, ей одной.
С каким нетерпением, с какой неистовой страстью – вдвойне мучительной от необходимости подавлять и скрывать ее – ждала Клара этих скупых даров судьбы. Так нищенка радуется каждой монетке, со звоном ударяющейся в протянутый ею, всегда полупустой жбан, а потом, длинными одинокими ночами вновь и вновь перебирает дрожащими пальцами свои жалкие сокровища.
Они вдвоем! Только он и она. (Экономка, укрывшаяся в своей коморке не в счет.) Не за операционным столом, не в его кабинете с неугомонными телефонами и селекторами, а здесь – в его доме, в его гостиной с тяжелыми бархатными гардинами, персидскими коврами, интимно приглушенным светом торшера и ароматом роз, цветущих под балконом. Это ли не апогей блаженства, ради которого можно пожертвовать чем угодно! Даже собой. В такие минуты все ее душевные терзания и ужасы их совместной работы отступают на задний план, попросту переставая существовать.
Всего полчаса назад ее тело было целиком в его власти. О, он мог делать с ним что угодно, не спрашивая ее согласия, как не спрашивает доноров, отнимая у них жизни. Но после каждой их близости Клара не переставала удивляться этому необъяснимому контрасту между Гроссе-ученым, Гроссе-хирургом, наконец Гроссе-монстром и Гроссе-любовником. Если первые три ипостаси представляли собой сплав энергии, безжалостной воли и холодного расчета, то в последней он был на редкость неумелым и нерешительным, как подросток, впервые познающий женщину. Они вместе уже почти пятнадцать лет. Он давно мог бы не только привыкнуть к ней, но и пресытиться. К счастью, не происходило ни того, ни другого. Секс, по-видимому, являлся единственной сферой, в которой он не чувствовал уверенности в себе. И для Клары это было своего рода компенсацией.