- Виноват, сэр! – взвизгнул Джимми, подскочив на месте так, будто его посадили на грабли.

Брякнувшись на пол, Гроэр разразился хохотом, держась за живот и дрыгая в воздухе ногами.

- Паршивый мальчишка! Я когда-нибудь сверну тебе шею за такие шутки! – рассвирепел Джимми, стискивая кулаки. Но, видя, как от души веселится Гроэр, в какой щенячий восторг поверг его этот розыгрыш, тотчас остыл и даже вымученно улыбнулся. – А я был уверен, что ты наконец-то повзрослел.

- Конечно повзрослел, если ты принимаешь меня за Учителя.

С того времени, как голос Гроэра завершил подростковую ломку и окончательно оформился, его излюбленным развлечением стало пугать Джимми, подражая Учителю. Благо для этого требовалось лишь придать недовольно-властные интонации собственному голосу.

- Я только еще раз хотел пожелать тебе спокойной ночи, – безобидным тоном сказал он и, выключив внизу свет, поднялся на второй этаж.

Лишь совсем ненадолго замешкавшись посреди библиотеки, чтобы побороть прочно засевший мальчишеский страх, он решительно шагнул к секретеру. Сейчас или никогда! Сегодня он самостоятельно заколол бычка. Пусть это будет и дальше днем смелых, мужественных поступков! Должен же он когда-нибудь узнать, что скрывает от него Учитель.

У Гроэра было острое предчувствие, почти уверенность, что этой ночью он раскроет, наконец, тайну своего рождения, узнает, кто он и что его связывает с Учителем. Он верил, что в красногорбом секретере заключены все ответы на его бесчисленные вопросы.

Он вплотную приблизился к заветной цели, сжимая в кармане заранее припасенную отвертку. Пусть Учитель злится, кричит, топает ногами, узнав о его дерзком поступке, пусть навсегда запретит пользоваться библиотекой, все равно он сделает это. Он так решил.

Набрав в легкие воздуха, затаив дыхание, Гроэр подсунул под замок кончик отвертки и с силой оттянул рукоятку вниз. К его удивлению, выгнутая крышка безо всякого сопротивления приподнялась. Не смея верить в свою удачу, он отбросил отвертку и осторожно подтолкнул ее - крышка с неожиданной легкостью уползла по рельсам-пазам вверх, обнажив поверхность узкого стола и две полки в глубине, над ним. На полках аккуратными стопками лежали пухлые папки, тетради, дневники. На нижней – старые, пожелтевшие и обтрепанные. На верхней – поновее, но тоже начавшие желтеть, в кожаных или пластиковых переплетах.

Чудеса да и только! Но как могло такое произойти? Он вспомнил, как в последний свой приезд Учитель сказал, что желает поработать, а затем вдруг оказался рядом с ним у скалы. Возможно, он действительно тогда поднялся в библиотеку, но, передумав, вышел ненадолго, да так и не вернулся, забыв, что не запер секретер. Впрочем, не все ли равно, как и почему. Главное, его желание исполнилось! Путь к тайне открыт!

Над секретером была привинчена настольная лампа на гибкой ножке, с овальным металлическим щитком вместо абажура. Она отбрасывала свет только на столешницу, что было очень кстати. Включив ее, Гроэр шумно протопал к двери – так, чтобы было слышно внизу, погасил верхние лампы, от которых широкая полоса света ложилась на газон у дома, и, хлопнув дверью, на цыпочках вернулся обратно. Теперь, если Джимми, слишком усердно выполнявшему свои опекунские обязанности, взбредет в голову заглянуть на второй этаж снаружи или, что тоже не исключено – под дверь библиотеки, он будет уверен, что здесь его подопечного нет. К счастью, в спальню Джимми практически никогда нос не сует. Так что вся ночь до самого утра безраздельно принадлежала ему.

Гроэр удобно устроился в кресле, посидел немного, не двигаясь, будто готовясь к прыжку и одновременно представляя себя Учителем, затем снял с полки все самые старые папки и разложил их перед собой. Его сердце учащенно забилось, едва он прочитал надписи на обложках, сделанные чьей-то твердой рукой. Сведенными от нетерпения пальцами перелистал страницы, разглядывая рисунки и диаграммы.

Вытащив остальные папки, те, что казались новее, просмотрел и их. С каждой следующей минутой он чувствовал, как смутные его ощущения, до сих пор не желавшие оформляться в образы и понятия и оттого мучительные как жажда, как неведомый зов, начинают обретать под собой почву, облекаясь в плоть и термины.

С этой минуты Гроэр забыл обо всем на свете. Час проходил за часом, он читал, не разгибая спины, не обращая внимания на затекшие ноги и пересохшее от возбуждения горло. Долгая ночь, начинавшаяся здесь, на вилле, с закатом солнца, пролетела как единый краткий миг. Рассвет застал его сидящим в той же позе. Он был в состоянии эйфории. Он не успел поглотить и половины, а должен прочесть все до последней строчки. Обязательно должен!

- Гро-о! – Под шаркающими шагами застонали ступени.

Юноша едва успел опустить крышку секретера, погасить настольную лампу и отскочить к окну.

- Почему ты так рано встал, мой мальчик? – Джимми зябко кутался в халат, шаря по полу голой волосатой ногой в поисках соскочившей тапочки, жмурился сонно и удивленно.

- Разбудил какой-то дурацкий сон, и теперь никак не могу уснуть, – солгал Гроэр.

- Что за сон?

- Не помню. Но голова от него разболелась.

- Голова? Уж не простудился ли? – Джимми забеспокоился. – Только этого нам и не хватало. Говорил ведь, нужно одеваться. Я сделаю тебе питье из трав. Поможет и от простуды, и от головной боли. И компресс на лоб.

- Не нужно питье. Не нужно компресс, – запротестовал Гроэр. – Лучше я снова лягу и попробую уснуть.

Джимми встревожился еще сильнее. Озабоченно пощупал лоб, руки, шею юноши.

- Слава Богу, жара пока нет. И то, поспи, – согласился он. – Может полегчает.

Гроэр поспешил укрыться от его назойливой опеки в своей комнате и действительно лег в постель. Нужно было поспать хоть несколько часов, потому что впереди его ждала еще, как минимум, одна бессонная ночь. Он должен успеть прочесть все до того, как приедет Учитель.

Но заснуть так и не удалось. Ведь до сегодняшнего дня он бродил, можно сказать, в потемках, как слепец. Окружающий мир воспринимал лишь по неясным дуновениям, смене тепла и холода, болевым сигналам, голоду, усталости и... томлению. Сколько времени уже он томился этим тягостным чувством неполноценности, беспомощности, потерянности. Он не мог найти себя, владея лишь самой примитивной, почти животной частью своего Я, тщетно отыскивая другую часть - смысловую, чтобы слиться с ней в единое, завершенное целое. В сумеречных недрах его естества саднило от нереализуемого стремления отыскать и соединить кем-то разорванные концы нитей.

Этой ночью он наконец обрел себя. Прозрел. Родился. Выматывавшая его неудовлетворенность исчезла,уступив место острой жажде деятельности, стремлению наверстать упущенное. Но это новое чувство оказалось еще более мучительным – ведь он был лишен возможности действовать, лишен общения с людьми.

ГЛАВА 16

И снова потайной ход, затем этот жуткий, вызывающий неконтролируемый страх, лифт. Гроссе, как и обещал, на сей раз отправил кабину не на шестой, а на второй уровень. И возможно впервые за все время Клара не испытала в этой тесной, глухой клетке, уносящей ее под землю, ни тошноты, ни страха.

Беззвучно разъехались двери, впустив их в бетонную внутренность куба, такую же зловеще-мрачную, как холл на шестом уровне, только потолок, казалось, был значительно выше. Безликая серая фигура, сливаясь с серой стеной, молчаливо приветствовала их.

Миновав небольшой коридор, они остановились перед двустворчатыми плотно закрытыми дверями. Гроссе испытующе посмотрел на свою спутницу. Ей почудилась издевка в его взгляде.

- Ты готова?

Почему он все время спрашивает, готова ли она? После всего, что она насмотрелась, пережила, в чем сама принимала участие, работая бок о бок с ним, чем еще ее можно было удивить?

- Меня ждет что-то из ряда вон выходящее?

- Безусловно. Я предупреждал. Зрелище не для слабонервных. Но ты ведь у нас личность сильная. Не так ли, Клара? Обитатели Нижней Клиники, например, околачиваются здесь постоянно. Для них это ежедневный моцион и шоу одновременно. Ну а для меня всего лишь будни. Рутинная работа ученого-экспериментатора, о которой я тебе говорил. И моя гордость.