Но накануне днем, метр за метром изучая границы своего мирка, он вдруг заметил одну ветку, которую Джимми то ли пропустил, то ли не сумел достать. Она тянулась от основного ствола орехового дерева в сторону вожделенной Свободы, но росла так высоко, что от нее до верхнего края стены было не меньше метра.

Сердце Гроэра судорожно пульсировало. Взобраться на дерево для него было раз плюнуть. С обезьяньей ловкостью цепляясь за ствол руками и ногами, он в мгновение ока добрался до верхних ветвей. Густая крона черным шатром сомкнулась над головой. К тому же вокруг лунного диска сгрудились непрошенные облака, готовясь погасить единственный фонарь ночи. Теперь сердце Гроэра ухало в унисон с океаном.

Которая из веток ему нужна? Куда поставить ногу? За что зацепиться? Он спустился пониже и разглядел под собой стену. Ее толщина была с полфута, не больше.

Всего каких-то полфута отделяли меня от свободы, а я и не знал, – с досадой подумал Гроэр. – Да я запросто мог бы пробить в стене брешь.

Нужная ему ветка оказалась недостаточно толстой, чтобы довериться ей, но у Гроэра не было выбора. Он лег на нее, лицом к стволу, и начал медленно сползать. Под его тяжестью ветка прогибалась все больше, а потом и вовсе раздался зловещий треск. Он не имел возможности даже заглянуть назад, чтобы понять, далеко ли стена. Ветка хрустнула еще раз и резко просела. Почувствовав, что падает, а следовательно и теряет последнюю надежду, Гроэр с отчаянием приговоренного развернулся в воздухе и прыгнул в темноту, сгруппировавшись для опасного падения. Но тут же ощутил резкую саднящую боль в животе и коленках, и холод шершавого камня. В следующий момент он понял, что лежит на стене, накренившись всем корпусом в сторону сада.

Ему понадобилось время, чтобы прийти в себя от боли и испуга. Наверняка он не только расшибся, но и ободрался в кровь. Впрочем, какое это имело значение, если заветная цель достигнута. Если он уже наполовину свободен.

Осторожно отжавшись на руках, Гроэр сел, крепко обхватив стену ногами. Прежде чем окончательно скрыться за тучами, Луна показала ему тот самый свободный мир. Он увидел голые холмы, полузаросшую дорогу, обрывающуюся у ворот виллы, и глыбы растрескавшихся скал. Оказалось, что земля по ту сторону стены была от него ближе, чем по эту. Оставалось только перенести ногу, оттолкнуться и прыгнуть. Вот она, долгожданная Свобода! Всего в двух шагах от него. А он, дурак, потерял тут столько драгоценных лет.

Лунный свет медленно угасал, погружая окружающий мир в непроглядную тьму. Океан с нарастающим неистовством бился о скалы.

Как странно, – подумал Гроэр. – Океану принадлежит пол мира, но и ему тесно в своих пределах. Он тоже рвется наружу.

Гипотетическая свобода, к которой он так стремился и до которой наконец почти добрался, обрела вдруг облик зияющей пропасти, пугающей пустоты. И не потому даже, что погасла Луна. Он представил себя одного в незнакомом огромном мире, среди незнакомых людей, говорящих на разных языках и не обращающих на него внимания... Куда он пойдет? Где и как будет жить? Кто позаботится о нем? Богатый событиями и человеческими эмоциями мир остался на полках библиотеки. А настоящий, реальный мир, в который он заглянул с высоты своей клетки, оказался пугающим, пустым и безлюдным.

Гроэру даже начало казаться, что Учитель и его спутница Клара приходят к нему из ниоткуда и в никуда уходят. Что реальны в этом мире лишь он и Джимми, а все остальное – плод его воображения. Теперь он уже почти не сомневался, что если рискнет прыгнуть по ту сторону стены, зияющая пустота поглотит его, обратив в ничто.

От страха ли, от холода, Гроэра начал бить озноб. Он лег грудью на стену, прижавшись к ней щекой, свесив руки и ноги. От мысли, что одна нога и рука находятся во власти неведомого хищного зверя по имени "Свобода", ему становилось не по себе. Но он не мог собраться с духом и спрыгнуть обратно в сад, поскольку сад тоже превратился в черную пустоту.

Все дело в темноте, убеждал себя Гроэр. В этих проклятых тучах, неизвестно откуда взявшихся. Надо просто дождаться утра, и все покажется иным. Тогда он с легкостью сможет осуществить задуманное.

Гроэр закрыл глаза, вслушиваясь в голос океана, такого близкого и такого недостижимо далекого. Он мысленно представлял себе упругие округлые валы, с упрямой настойчивостью атакующие берега, и оскал остроконечных скал, противоборствующих их натиску. С высоты своего излюбленного места у обрыва он наблюдал из года в год, как после очередного штурма с шипеньем отползает океан, вбирая в себя разбитые вдребезги надежды-волны, чтобы тотчас перегруппировать их для новой атаки. Это могучее водяное чудовище никуда не спешило. Оно знало – не сегодня, так через тысячу лет берега сдадутся. Что для него время! Шорох волн да истертые в песок скалы...

Проснувшийся как всегда на рассвете Джимми заглянул в спальню своего подопечного, проверить, не раскрылся ли тот во сне, и обнаружив, что постель его даже не смята, ворча направился в библиотеку. Библиотека была пуста. Одолеваемый дурными предчувствиями, опекун бросился в сад. Тим, только того и ждавший, засеменил следом.

Утро было холодным. Сад едва просматривался сквозь рваные клочья тумана. То не туман, а отставшее от небесного стада одинокое облако спустилось так низко, что запуталось в кронах деревьев.

Джимми знал наперечет все излюбленные места Гроэра, однако не обнаружил его ни в бассейне, ни на спортивной площадке, ни на краю скалы, ни у пруда. Оставалось предположить только одно: мальчику удалось каким-то образом сбежать с виллы.

Опустившись на землю, опекун погрузился в странное оцепенение. Рад он этому или не рад? Если мальчик действительно сбежал, а другого варианта просто быть не могло, значит он спас сам себя от большой беды. Как он будет жить и на что – дело второстепенное. Главное, что он будет жить. От этих мыслей морщинки на лице опекуна разгладились, а в глазах заблестели слезы. Но следом пришла другая мысль: что он скажет хозяину? В какое бешенство придет Гроссе, двадцать лет ждавший этого момента. Все его планы, каким-то таинственным образом связанные с Гроэром, летят в тартарары. А как насчет двадцати лет верной службы и неусыпных забот самого Джимми? Ведь и они летят туда же. Потому что хозяин просто убьет его на месте, благо нет на мили кругом ни единого свидетеля.

А если так, то стоит ли сидеть тут в одиночестве, дожидаясь своего конца? Не благоразумнее ли последовать примеру мальчишки и свалить с этой виллы, пока не поздно. Джимми знал, что каменная стена для такого натренированного, сильного парня, как Гроэр, давно не преграда. И даже удивлялся про себя, как ему до сих пор не приходило в голову взять да сбежать. Он догадывался, почему этого не происходило. Срабатывал, на уровне подсознания, рефлекс замкнутого пространства. Так случается даже с диким зверем, выросшим или слишком долго прожившим в клетке. Если внезапно убрать решетку, зверь будет какое-то время продолжать ходить по кругу, не осознавая, что он свободен, а то и страшась этой свободы. И разве не то же самое происходит с птицей, отвыкшей в клетке не только летать, но и расправлять крылья? Если ее выпустить на свободу, она либо умрет с голоду, потому как не умеет самостоятельно добывать пищу, либо попадет в беду.

Но ведь тот же рефлекс выработался и у него. Он провел в заточенье те же двадцать лет и так же страшится свободы, начисто отвыкнув от нее. За верную службу хозяин обещал ему щедрое вознаграждение – залог безбедного существования до конца дней. Если Джимми последует примеру своего подопечного, он останется без крова, без документов, без средств к существованию. Для всех он давно уже занесен в списки мертвых и забыт. Однако на обещанное вознаграждение в создавшейся ситуации в любом случае рассчитывать не приходилось. Значит, вариант один – уносить ноги, пока жив.

Джимми кряхтя поднялся и направился в сарай, где за горой заготовленных для камина дров у него была спрятана разборная лестница – две длинные палки и перекладины на защелках. Собрал ее, взвалил на плечо и направился к забору, бормоча себе под нос: