Сомкнув железные пальцы на ее предплечье – будто наручник защелкнув, Гроссе почти насильно увлекал Клару по коридору к выходу, размышляя по дороге, что с ней делать, как ее усмирить. Длинный путь наверх дал ему время успокоиться.

- Что за нелепые выпады ты себе позволяешь на людях? – заговорил он тоном психиатра, прислонив ее к скале. – Смерть – явление закономерное. Естественное. Она неотделима от жизни, как ее логическое завершение.

- Даже если речь идет о сотнях обезглавленных трудяг, виновных лишь в том, что знали тайны ими же созданных гробниц?

- Разве этого мало? – искренне удивился Гроссе. – Или мотивация кажется тебе недостаточной? Смерть, как жертвоприношние во имя сохранения тайны. Как видишь, раньше это считалось явлением вполне закономерным. Я бы например чувствовал себя куда спокойнее и увереннее, если бы мне удалось избавиться от строителей моей Подземной клиники. Но, увы, я не фараон. Да и времена не те. Вся история развития человеческого сообщества буквально нашпигована подобными актами насилия, от древнего мира до наших дней, от частных случаев до массовых уничтожений людей – сотнями, тысячами, миллионами.

- Иногда мне кажется, Эрих, что в истории ты ищешь оправдание себе, своей жестокости и эгоизму. Не для того ли ты привез меня сюда – в страну гробниц, всесильных тиранов и их истлевающих мумий?

- Ты дура, Клара. Неблагодарная дура. Я не нуждаюсь в самооправ-дании, поскольку ни в чем себя не виню. Запомни это.

Чтобы вывести Гроссе из мрачной молчаливости, уже на обратном пути она спросила:

- Сколько времени требовалось на весь процесс бальзамирования?

- Сорок дней. И тридцать на пеленание мумии, – не задумываясь, ответил он. – Это очень сложный и трудоемкий процесс, требующий огромного мастерства.

- И что же, он так и остается неразгаданным?

Гроссе тотчас оживился. Существовало всего несколько тем, которые включали его мозг и эмоции мгновенно – мечты о славе и известности, идеи нацизма, хирургия и все, что так или иначе было связано с проблемами бессмертия.

- В 1994 году я, к сожалению слишком поздно, узнал об уникальном эксперименте, который осуществили в Университете Военно-медицинской школы Балтимора два американских ученых, Ронн Вэйд и Боб Бриер. Они полностью воспроизвели весь процесс бальзамирования и пеленания мумии на специально отобранном для этой цели трупе пожилого мужчины – представляешь, впервые за последние 2000 лет. Все, что было необходимо для данного ритуала, они привезли из Египта: льняные полотна; сухую концентрированную нильскую соль для обезвоживания тканей – 600 фунтов окиси натрия; пять видов масел: ладан , мирру, пальмовое, лотоса и кедровое; пальмовое вино, природные смолы. Руководствуясь записями Геродота, сделанными две с половиной тысячи лет назад, они за 35 дней успешно справились с этой задачей и, назвав свою мумию Mumab, выставили ее на всеобщее обозрение в сан-диегском Музее Человека. Пока живы Ронн и Боб, они будут сами наблюдать за нею, обеспечивая все необходимые условия для ее содержания и сохранности. В дальнейшем о ней будут заботиться, если пожелают конечно, следующие поколения.

- Ну вот и прекрасно. Значит тайна раскрыта и уже добрую дюжину лет "прописана" у нас, в Штатах. Тогда в чем же твоя проблема?

- Проблема есть. И немалая. Древние египтяне и их американские последователи стремились сохранить навечно мертвое тело. Забавный парадокс, не правда ли? Я же ищу, как ты знаешь, пути сохранения тела до того, как им завладеет Смерть.

- А тебе не кажется, что ты не там ищешь? При чем тут мумии? Ведь они уже мертвы.

- Эти мумии, нарушая законы Природы, сохраняются тысячелетиями. Древние бальзаматоры знали, как предотвратить разложение тканей с помощью специально подобранных натуральных веществ, вызывающих коагуляцию белковых молекул. Но если можно законсервировать мертвое тело, значит аналогичными методами можно остановить процесс дряхления в живом организме.

Клара посмотрела на него с сомнением:

- Не уверена.

- А зря. В человеческом организме есть, к примеру, такой ген, который на определенном этапе жизни программирует его на медленное затухание всех жизненных функций, иными словами – на смерть. Обязанности другого гена – обеспечение ускоренного процесса распада всей клеточной структуры организма после смерти. Если эти гены заблаговременно вывести из игры, блокировать, может возникнуть очень интересная ситуация.

- Какая именно?

- Помнишь недавнюю шумиху вокруг мумии 75-летнего бурятского буддиста? В 1927 году он сел в позу лотоса, попрощался со своими учениками, наказав им извлечь его из могилы через 75 лет, и, погрузившись в глубокую медитацию, ушел в загробный мир. В той же позе монахи поместили его в кедровый ящик, засыпали доверху солью и закопали на кладбище.

- Пандита Хамбо-лама! Конечно помню. Когда через 75 лет ящик вскрыли, его тело не только ничуть не изменилось, но и распространяло благоухание. Медэксперты признали тогда, что все эти годы лама не был мертв, в общепринятом смысле слова, а пребывал в состоянии своеобразного анабиоза.

- Вот-вот! Живые белковые соединения в его теле не разрушились. Ткани не консолидировались за счет неорганики, как при мумифицировании. А кровь в его жилах лишь слегка загустела. Белковые фракции клеток имели прижизненные характеристики!

- И ты приписываешь это только тому, что у Пандита Хамбо-ламы не сработал ген смерти? – усмехнулась Клара.

- А что тут смешного? Погружаясь в самадхи, он мог внушить своему организму программу неразложения, и те самые гены, о которых мы говорили, приняли ее.

- Этот человек был святым. Он обладал высокой духовностью. С такими людьми случаются иногда метаморфозы. Маргарита Савойская, святая, остается нетленной с XV века. Я читала, что последнее время она уже выглядит не так блистательно, но верующие ходят к ней по сей день. А где-то под Ханоем вот уже 300 лет сидит во дворе храма, в позе лотоса, монах Ву Кхак Миня. Правда, в отличие от Хамбо-ламы, он основательно усох, но все внутренности при нем, и в жарком влажном климате Вьетнама ему никто не создавал особых, искусственных условий. Мне кажется, что души этих святых взяли на себя контроль и опеку над оставленными телами, и, уходя, не оборвали с ними связь. Что все дело именно в душе. А не в генах и клетках.

Гроссе внимательно посмотрел на Клару и, к ее удивлению, задумчиво произнес:

- Может быть ты и права. Мне как-то не приходило это в голову. Хотя... определенно должно было придти.

ГЛАВА 32

Гроэр рвал и метал, не находя себе места. Как мог Учитель так бессовестно обмануть его?! Пообещал забрать в ближайшее время и пропал. Разве Учитель не понимает, что он ждет его каждую минуту, каждую секунду растянувшегося до бесконечности времени. Он ничего не может делать, ни на чем не может сосредоточиться, ни о чем другом думать. Жизнь превратилась для него в сплошной кошмар, в сплошное, физически болезненное ожидание.

Как-то ночью, не выдержав этой пытки, Гроэр спустился в сад. Полная Луна светила так ярко, что можно было разглядеть каждый листик на дереве, каждый корень под ногой. Глубоко внизу, под скалой глухо и мощно ухал океан. Видимо его, как и Гроэра, штормило. Стиснув кулаки так, что давно нестриженные ногти впились в ладони, он обошел из конца в конец трехметровую каменную стену.

Гроэр помнил, что когда был маленьким, в хозяйстве у Джимми была лестница, которой тот пользовался для ухода за деревьями, да и за крышей, время от времени меняя или перекладывая куски черепицы на ней. Но потом эта лестница бесследно исчезла, и сколько Гроэр не искал ее, так и не нашел. В бессильной ярости юноша смотрел на гладкую стену. Деревья в саду были посажены таким образом, что между ними и стеной оставалось свободное пространство. Более того, Джимми регулярно предвосхищал любые попытки деревьев дотянуться ветвями до стены, заблаговременно спиливая их. Причем Гроэру ни разу не удалось подглядеть, когда, а главное как он это делал.