В динамике щелкнуло, и голос Симона Симоновича спросил:
- Готовы?
- Ншан настраивается, - не отказала себе в удовольствии Тамара.
- Сколько тебе нужно времени, Ншан?
- Да готова я, готова, - огрызнулась она, бросив на Тамару неприязненный взгляд.
- Приступаем. Аппаратура работает. Все как раньше.
Ншан привычно простерла руку над лопатками Тамары и ее ладонь медленно заскользила вниз, к пояснице.
- В чем дело, Ншан? – раздался голос в динамике. – Вы что там, шутки шутите? Местами поменялись, что ли?
Ншан вздрогнула.
- Не понимаю, о чем вы? – сказала она, отдернув руку.
- Соберись. Сосредоточься. И начни сначала.
Ншан поднесла руку к прежнему месту, закрыла глаза, представляя, как вся ее внутренняя энергия устремляется к ладони, изливаясь на Тамару горячим целительным потоком. Во время таких сеансов контакт с телом пациента обычно устанавливался мгновенно – ее ладонь начинала принимать покалывания, пульсации, холод или тепло, что и позволяло ей ставить безошибочный диагноз. Увы. На сей раз она не ощущала абсолютно ничего.
- Попробуй еще раз, - потребовал озадаченный голос.
- Нет! – Ншан решительно убрала руку, для надежности спрятав ее за спину. Выйдя из камеры, она встала за спиной Симона Симоновича. Остановленный кадр на дисплее тепловизора сохранял очертания торса Тамары и контуры ее руки в голубовато-зеленоватом цветовом диапазоне. Голубовато-зеленоватом! А в прошлых экспериментах она слышала о совсем иной гамме цветов. Экран тепловизора наглядно и безжалостно зафиксировал ее позор.
- Как ты это объяснишь? – Симон Симонович смотрел выжидательно.
- Отмените эксперимент, – потребовала Ншан. – Я не в форме сегодня.
- Но все готово к съемке, – запротестовал Артур. – Установлены камеры и свет. А мы только впустую гоним пленку. Каждый съемочный день стоит денег, Ншан.
- Да оставьте вы меня в покое! – Она стремительно вышла, хлопнув дверью.
- Ничего не поделаешь – феномен! Все они неуправляемы, непредсказуемы и своенравны. – Симон Симонович беспомощно развел руками. – А чтобы не запороть съмочный день, можете, если хотите, сделать монтаж, показав ее прошлые термограммы.
Ншан предстояло опозориться вторично, когда Артур настоял на сеансе прорицания. В квартиру впустили случайную пациентку, слишком настойчиво домогавшуюся приема. Ею оказалась полноватая немолодая женщина с бегающими недобрыми глазами и суетливыми манерами. Войдя в гостиную, она враждебно покосилась на съемочную группу:
- А это еще зачем?
- Здесь снимается фильм о феномене Ншан, - вежливо объяснил ей Артур. – Прием посетителей в связи с этим временно остановлен. Мы впустили вас только как участницу эпизода. Но если вас это не устраивает, мы пригласим кого-нибудь другого. А вы подождете, когда Ншан возобновит прием.
- Но...
- Соглашайтесь, - опередил ее возражения Артур. – Вы попадете на экран. Войдете в историю, так сказать.
- Да не нужны мне ни экран, ни ваша история! Может у меня свои... личные секреты, которые я могу доверить только ей, - женщина ткнула пальцем в сторону Ншан. – Зачем о них трубить на весь мир.
- Ладно, - сказал оператор. – Вас мы снимать не будем. И демонстративно отошел от камеры.
- Вот так-то лучше. И пусть все посторонние из комнаты выйдут, - потребовала строптивая посетительница. – Нечего из меня цирк устраивать.
- Как скажете, мадам. – Артур тоже сделал вид, что соглашается. – Только вы тут поскорее... У нас работа не ждет. – И, выразительно посмотрев на остальных, вышел первым, попутно нажав на магнитофоне на клавишу «play».
Осветители, оставив юпитеры включенными, последовали за ним.
- Я только камеру отключу, - сказал оператор, запуская ее. И тоже удалился. Негромкая музыка лившаяся из магнитофона, заглушала стрекот аппарата.
Устроившись на кухонных табуретах, они прислушались – посетительница не скандалила, значит сработало.
Сильвии не было дома. С прозрением дочери она получила своего рода свободу, и теперь стала больше времени уделять внукам, подолгу задерживаясь то у одного сына, то у другого.
- Некрасиво как-то получается, - засомневался Артур. – Женщина не хочет, чтобы ее снимали. И ее можно понять. А мы вроде как обманываем ее, подслушиваем, а потом еще и растиражируем.
- Не боись, - успокоил его оператор. – Я так поставил мезансцену, что она окажется спиной к объективу. Ведь нам нужно показать за работой Ншан, а не ее.
Увы, показывать не нужно было ни ту, ни другую.
- Ну вот мы и одни, - удовлетворенно заметила женщина. – Давай, милая, помогай! Беда у меня.
- Какая беда? – не подумав, спросила Ншан.
- Какая... – передразнила ее пациентка. – Ты же ясновидящая. Ты мне и расскажи, какая. А я послушаю.
- Тогда помолчи, пожалуйста, - потребовала Ншан и попыталась настроиться на нее и ее проблемы.
Обычно она проговаривала вслух первое, что возникало в ее мозгу, независимо от ее собственных мыслей и воли. И никогда не ошибалась. Ншан попыталась избавиться от мыслей. Подождала. Но на ум ничего не приходило. Не возникло ни картин, ни образов, ни той особой уверенности в своем всесилии. Она испугалась. Но сдаваться не спешила. Скрывая растерянность, Ншан внимательно всмотрелась в сидевшую напротив женщину и попыталась рассуждать логически:
Некрасивая. Явно вздорная. И, скорее всего здоровая. Значит привел ее сюда не страх за свою жизнь, а что-то другое. Если есть дети, с ними тоже все в порядке, иначе ей было бы не до препирательств со съемочной группой. Горе делает людей смиреннее и тише. Скорее всего, муж ушел от нее. Или изменяет. Неудивительно. Такую долго не выдержишь... Конечно же дело в муже!
И Ншан, пристально глядя ей в глаза, сказала:
- Беда твоя от мужа. Ты хочешь, чтобы я помогла вернуть его.
- Кого вернуть? Откуда? – напустилась та на нее. – Мой муж при мне, и никуда не денется. Вернуть! Подумать только! Да он у меня во где! – Она выставила ей под нос плотно сжатый кулак.
- С соседкой повздорили? – почти умоляюще спросила Ншан.
Взгляд женщины стал колючим и воинственным.
- С невесткой не ладишь. – Голос Ншан прозвучал совсем тихо и неуверенно.
- Да что это ты, милая, меня в скандалистки-то заделала! – вконец рассвирепела женщина. – Ни с кем я не ссорилась! Поняла? А невестки нет и не предвидится. Дочки у меня. На выданье. Младшую соседский сын преследует, непутевый бездельник и драчун. Вот в чем моя беда и проблема. Хотела у тебя про судьбу дочек своих узнать. А ты... Э-э-э! – Она разочарованно махнула рукой. – Мне про тебя чудеса всякие наплели. Враньем оказалось, как всегда. – Женщина направилась к двери. На полпути задержалась: - А может хоть на кофейной гуще погадаешь, а?
- Нет! Ни на чем я не гадаю! – в сердцах отрезала Ншан.
- Что так сразу «нет»? Многие в Ереване неплохо чашку смотрят.
- Я не смотрю. Я не гадалка.
- Шарлатанка ты, вот кто. Честных людей дуришь. – И посетительница, по утиному переваливаясь с ноги на ногу, выплыла вон.
Ншан закрыла лицо руками да так и сидела, тихонько раскачиваясь, когда в комнату вернулись члены съемочной группы. Осветители поспешили отключить перегревшиеся юпитеры, а оператор остановил кинокамеру.
- Отснятое в корзину, - с порога сказал Артур. – Сворачивайтесь. Все свободны.
Подождав, когда его коллеги, не проронившие ни слова, уйдут, он сел рядом с Ншан. Помолчал сочувственно. Наконец, не выдержав, спросил:
- Что с тобой происходит, Ншан? Второй эпизод и второй прокол. Ты нездорова? Может не оправилась еще после операции? Может тебе нужно время, чтобы восстановить силы?
Она медленно отняла руки от лица, посмотрела ему прямо в глаза долгим осуждающим взглядом.
- Если бы там, в селе, - безжалостно продолжал он, - я не видел своими глазами, не испытал на себе самом, на что ты способна...
- То ты тоже решил бы, что я шарлатанка, - закончила за него Ншан.
- Решил бы, - со свойственной ему прямолинейностью подтвердил он. – Можешь ты, наконец, объяснить мне, почему у нас получается провал за провалом? Ты заваливаешь мне картину. Более того – ты пускаешь под откос все мое будущее... – Он умолк ненадолго, пристально всматриваясь в глубину ее глаз, будто хотел прочесть там что-то, от него скрытое, и высказал вслух мучившую его догадку: - Ты задумала таким образом отомстить? Ты все это делаешь нарочно, на зло мне?