- Чур меня, чур, - отгородился Миша от жутких воспоминаний и натянул одеяло на ухо, - капельницу бы прокапать, - мелькнула мысль. Но тут сложнее. Аванс вчера кончился, а капельницу в кредит не капают. Не доверяют врожденной порядочности. Не знаешь, что делать – ляг, поспи. Опираясь на эту народную мудрость Миша поглубже зарылся в одеяло и начал пытаться спать. Вначале, правда, не получалось – мешал один любопытный глаз, который нет-нет да и открывался чтобы оценить диспозицию, тем не менее забытье наступило.

Сколько оно продлилось сказать трудно, но когда он проснулся, то понял, что еще спит. А произошло это потому, что на доске, в метре от пола сидел Жека. Эта дровеняка его немного покачивала как на качелях, а он болтал ногами и радовался небритым лицом. На полу, лежал Босс, скреб за ухом и внимательно скользил глазами по исподней стороне летучего агрегата.

- Ничего нет. Дополнительные устройства не присутствуют.

- А какого ж, то есть, чтож она тогда летает?

- Потому что! – огрызнулся Босс.

Михаил набрался смелости и осторожно икнул.

- Ба! – зарадовались сначала Жека, а потом и Босс, когда приподнял от пола голову и посмотрел в сторону кушетки.

- Тютеньки-тютеньки, - сказал он – вот вы и проснулись. – А мы тут изучаем полетные способности доски-самолета.

- Вовчик, свет очей моих - обратился Мишаня к Боссу (по паспорту он звался Владимиром), - ты меня спас. Я думал, что уже белочка и уже кирдык, а тут тебя принесло и все разрулилось к лучшему.

- Не суетись сын мой. Не минет тебя чаша сия, коль вступил ты на стезю, - тут он замялся, подбирая подходящее слово и наконец, вывез – торную. То есть на торную стезю. Наливай!

- Нету, - взгрустнул Миша и начал выползать из-под одеяла.

- Решаемо! – прогудел Босс.

- Ап! – радостно возвестил Жека, выдернул из-за пазухи пластиковую литровку светлой, как слеза младенца жидкости, сделал петлю по комнате, ухарски спланировал к кирпичам, немного завис и плавно приземлился.

- Ну ты спец! – восхитился Мишаня,  - когда успел?

- Вчера, - не без гордости, сказал Жека.

- Вы тут как зизюки торчали в колдырях, а я совершенствовался.

- Так она и вчера летала?

- А чего бы ей, собственно, не летать? Чем вчера хуже чем сегодня?

- Не мути, давай по порядку.

- Даю. Ты уже угасать начал. Координация движений нарушилась, капустка упала на дощечку и сверху водочка плеснулась.

- А дальше?

- Не гони, сам знаешь, не люблю. Колорит теряется. В общем, ничего хорошего дальше не было. Доска от твоей неаккуратности треснула. Ты сильно расстроился и лег спать на полу.

- Погоди, а кирпичи откуда взялись? В моей квартире раньше такой мебели не было.

- Так ты сам их вчера и притащил. Поперся к Зойке за добавкой и сказал, что закусить еще принесёшь, а приволок бутылку самогонки и четыре кирпича. Босс у тебя еще спросил, что ты зубы что ли собираешься для будущей закуски точить. А ты сказал, что нужно испытания доски провести и положил ее не кирпичи. Потом уже все лазил около нее, подравнивал, вот тогда капусту с бухлом и уронил.

Мы твое тело с Боссом складировали на кушетку, а сами стали думать, как выйти из положения. К чести фирмы подкралась угроза. Но ничего не придумали, хлопнули остатки, а я возьми и сядь на доску, а она возьми и полети. Я ничего вначале не понял, а Босс сказал «Дай прокатиться». А я говорю: «Не знаю, как тормозить», а он «Как, говорит, заводил, так и тормози», а я в доску вцепился, она и приехала на место, на кирпичи. А Босс сказал «Ни фига себе!» и тоже покататься полез, и мы катались пока его мутить не начало. Он в сортир поскакал, а я дальше совершенствовался. Потом все спать полегли, а с утра пошли за горючим для доски и за сосисками. Для эксперимента.

- Да с доской как-то все не так, - размышлял Босс. Полтора его технических образования – машиностроительный техникум и два курса танкового училища не давали возможности поместиться в голове мысли, что доска может летать без всякого оборудования, т. е. сама собой.

- Я думаю, - продолжил Жека, - она полетела потому, что Миха на нее капусту с бухлом уронил.

- Что ты тут дуркуешь, - опять взял слово Босс, - если бы от капусты и бухла доски начали летать и трескаться, то у Мишани весь потолок облепился обломками пола. В общем, все это фигня, говоря по-научному. Надо по порядку выяснить причинно-следственную связь – детерминизм, если коротко.

И так, Михал Михалыч ответь мне на ряд вопросов. А именно:

- Где была доска у Маргариты? Отвечай.

- В кладовке.

- Она там лежала, стояла или летала?

- Летала, твою мать, вместе с чайником. Где ты видел, чтобы доски лет…лет-али, - на последнем слове он запнулся и выговорил его с двух раз, затем взял паузу и внятно ответил: аккуратно стояла у стенки.

- Так. Дальше.

- Что дальше?

- Вот балбес. Каждое слово клещами тащить надо. Жека, плесни ему чуть для облегчения мыследеятельности.

- Давай всем по маленькой и не больше. Дело серьезное.

Выпили по пятьдесят грамм. Вместо закуски уставились на Босса.

- Ну, так ты ее взял под мышку и пошел?

- Нет, вначале померил рулеткой. Для значимости, сам понимаешь.

- Ну?

- Ну – ну. Взял под мышку и попер домой.

- Она тяжелая была?

- Чего ей тяжелой – то быть. Доска как доска. Сухая, без червоточин и сучков. Одна штука.

- А чтож говоришь, что попер?

- Отвали. Есть вопросы, давай по существу, а нет, наливай по-человечески. А то по полтиннику, язык дразнить.

Опоньки! – возрадовался Босс.

- Михал Михайлович, а тверезв ли ты был, когда проворачивал свою коммерцию с Маргаритой Семеновной?

- Как стекло. Даже побрился и душ принял.

- Так. Марго не пьет и поэтому доска у нее не летает. Однако и у выпивающих и даже пьющих доски не вот-то летать разбежались. Задачка, однако.

Вот, что братва я сам себе думаю – надо пока этот самолет получше припрятать. А для стола я с работы дощечку подберу. Попозже вечерком. Была у меня одна лишняя доска на примете.

Тут он приподнял ее, чтобы попробовать на тяжесть и доска разломилась пополам.

- От жеж незадача! – сказал Босс.

А Жека сразу уселся на половинку, чтобы проверить полетные качества и полетел, как и прежде.

- Ездиет! – обрадовался он.

Приземлился и не секунды не раздумывая, разломил остаток вдоль пополам.

- Это тебе Мишаня на проезд.

Оказалось и четвертинка тоже обладает прекрасной подъемной силой и чудесной управляемостью.

Видя такой оборот событий, Босс оставшуюся половинку тоже разломил пополам. Теперь стало четыре полетных места. Решили три части спрятать в разные схроны. Кто куда сам придумает, а одну оставить для эксперимента и в качестве воздушного транспортного средства.

Пока обсуждали все нюансы полетных свойств и практического применения, плавно подкралась ночь. Выпить  уже все равно не осталось, поэтому Босс и Жека взяли свои огрызки и двинулись в родные пенаты.

Босс был человеком по-военному ответственным и хозяином своего слова. Поэтому двинул сразу не домой, а на пилораму. С этим предприятием его связывали давние, но очень не простые отношения. С достойной часов периодичностью его выгоняли за нетрезвый вид на рабочем месте и с той же регулярностью брали обратно за мастерство и трудолюбие. Сейчас был период, когда он собирался вернуться после короткого расставания. Пилорама находилась за городом, ближе к лесу. Другими словами топать до родного предприятия нужно было километров шесть и столько же обратно. Поэтому выбравшись за околицу, он уселся на два огрызка сразу и с ветерком отправил свое тело до места назначения. Его летучее появление собаки, хотя и восприняли настороженно, однако быстро взяли себя в лапы и радостно завиляли хвостами. Босс зашел в ангар, сунул под стеллаж с неликвидом один кусок летучей доски, а на другой загрузил будущую столешницу, уселся на нее верхом и выкатился в сторону родного дома. Обратный путь прошел комфортно и без эксцессов. Заготовку для стола он доставил через открытое окно третьего этажа к ногам мирно похрапывающего Мишани. Дело сделано, совесть чиста. Босс с чувством исполненного долга налегке двинулся домой. Благо дверь в Мишину квартиру давно забыла, как запираться на замок и поэтому ее достаточно было просто прикрыть.

У Жеки путь домой традиционно не был безоблачным. С твердым намерением, но шаткой походкой он продвигался в сторону родного угла, где жил со своей престарелой, заслуженной и мягко говоря, не всегда адекватной бабушкой. По пути он негромко рассуждал о перспективах дальнейшего использования полетных возможностей и подкреплял свои выводы куплетами из популярных песен. Не далеко от мусорных контейнеров ему повстречалась тетка, которая мерно позванивая битым стеклом в мусорных мешках, двигалась в том же направлении.

- Пьянь! Всех вас удавить мало! – недипломатично заявила она. Вероятно, в этом было, что-то личное. Но несправедливость требовала сатисфакции и Жека сказал:

- Это я пьянь?!

- Ты, - подтвердила тетка.

- А ты так можешь? – спросил он, и в качестве аргумента разбежался непослушными ногами на три шага, лег грудью на огрызок и взмыв метра на три в сторону неба спикировал за мусорные контейнеры в лопухи.

- Свят, свят, свят. – сказала тетка и перекрестилась.

- Да, есть такое дело, - согласился из лопухов Жека и, исполнив, «Спи ночь в июле только шесть часов» захрапел.

Спал он не долго – озяб. Весь в репьях, с куском доски под мышкой, уже без приключений добрался до родной квартиры и лег досыпать, памятуя о быстротечности летней ночи. Утром бабушка полила его из чайника и сказала

- Гарсон! Сборную солянку и антрекот.

Жека отплевался и пошел варить быстрорастворимую овсянку из пакетов. Пока он возился у плиты, в коридоре раздалось «Эх!» и к нему на кухню верхом на доске вплыла бабушка. Она сидела так, как будто под ней был лихой конь, и махала рукой с воображаемой шашкой.