Но в какой-то момент тактика ронина приносит желаемые плоды: раздраконенный (ха-ха) нашими трюками водитель внедорожника давит на газ, чтобы нагнать и раздавить мотоцикл, как надоедливую букашку. В какой-то момент траектория его автомобиля начинает пересекаться с направлением движения катафалка, в то время как Рё тормозит и разворачивается на месте. Здоровенные внедорожник, пытающийся повторить маневр юркого мотоцикла, заносит, он переворачивается, и катафалк его таранит, врезаясь в крышу. С раздирающим уши скрежетом машины скребут по асфальту и сталкиваются с еще несколькими автомобилями, не успевшими увернуться. Меня лишь обдает алыми искрами расплавленного металла. Боги, неужели я жива?

Ронин резво подскакивает к выползшему из кабины катафалка похитителю и забивает его головой гол в невидимые ворота. Согласна, это отличный метод отправить гада в реанимацию. Пропуск туда же, прямиком в отделение тяжелых черепно-мозговых травм, Рё выписывает и оглушенному стрелку. А бонусом дробит ему кисть руки с зажатым в ней пистолетом. Чтоб больше не стрелял в девушек!

Вот только выглядит Рё так, будто вчера ронин попал под серьезную раздачу, отхватил по почкам, а потом провел ночь под мостом на рогожке. Неважно выглядит одним словом. Взъерошенный весь, вокруг глаз черные круги, грязная бандана на шее, словно удавка, и дышит тяжело.

— Ты как, Хозяйка Рин? — спрашивает он, едва откашлявшись. — Ничего себе не повредила?

— Да… вроде… цела…

Меня начинает бить крупная дрожь. Зуб на зуб не попадает, а порезанная нога наливается дергающей болью. Хреновые из нас с Рё герои, негероичные какие-то. Хочется не сигару выкурить, поставив ногу на поверженного врага, а под одеялко нырнуть. А, между прочим, мне еще дядю хоронить и обряд проходить.

Оглушающий вой полицейских сирен ударяет меня, словно молотом по голове. Ну, держись, Хозяйка Рин, сейчас начнется самое паршивое.

И оно начинается: вперемешку, одна за другой начинают прибывать машины легавых и братвы, и те и другие лезут к покореженным тачкам через головы зевак, раздавая тумаки. Ко мне подбегает Мелкий, трясет за плечи и что-то кричит прямо в лицо. Тут же рядом оказывается детектив Дайити, размахивающий своим жетоном, словно щитом. Потом я вижу Жмота и почему-то брата Фу, препирающегося с каким-то полицейским. И все они заслоняют мне вид на фигуру в красном спортивном костюме. Интересно, как Рё опять выкрутится?

А потом у меня в голове включается звук. Я слышу, как Мин Джун орет:

— Где, мать вашу перемать, эти гребанные медики? У неё шок!

— Рин, сколько пальцев видишь? — спрашивает Юто быстро-быстро машет перед носом раскрытой ладонью. Тот еще лекарь.

— Мисс Ямада, успокойтесь и расскажите, что здесь произошло? — мягко увещевает Хиро. — Кто были люди из внедорожника? Вы их знаете?

— Отцепись от нее! — беснуется Мелкий. — Ты видишь, она ничего не соображает? Рин, скажи хоть слово.

А я стою, как цапля, поджав ногу, и неспешно размышляю о том, что дядя Кента умудрился даже практически из могилы всех изрядно достать. Мощный чувак! Просто эпического сволочизма гад.

— Дядю надо поскорее закопать, — говорю я как можно спокойнее. — Если до заката эта сволочь не упокоится с миром, то он просто разрушит весь город к чертям.

— Согласен, у неё шок, — объявляет Жмот, абсолютно чуждый всякому мистицизму.

— А куда снова Рё подевался? — спрашиваю.

— Да, это шок, — соглашается с экспресс-диагнозом детектив Дайити.

Следующие четверть часа меня по-всякому маринуют парамедики, затем еще сорок минут легавый давит из меня, точно сок из апельсина, всё, что я помню из нашей с ронином безумной эскапады. Помню я на удивление много и в мельчайших подробностях.

— А почему вы не допросите самого господина Абэ? — интересуюсь.

— Как только словлю, так и допрошу, — недовольно бурчит Хиро. — И постараюсь посадить. Что вы смотрите на меня так грозно, мисс Ямада? Он устроил самую крупную массовую автоаварию за последние три года.

— Серьезно?

— Сорок побитых машин, есть пострадавшие.

— Э-э-э…

Да уж, весело мы дядю хороним, с огоньком, на зависть другим преступным кланам.

— Рин, твой родич — покойник, с ним уже ничего плохого случиться не может, даже если его похитят, — пытается втолковать мне детектив. — Не велика потеря для общества.

Насчет общества — согласна, а вот мне никак нельзя терять усопшего. Примета нехорошая, братья не поймут. К тому же, нельзя забывать про наказ Сяомэя. Мы постоянно ругаемся, но он всегда на моей стороне. Ками сказал — в могилу, значит, в могилу.

— Так или иначе, хочешь ты того или нет, но Ямада Кента сегодня будет предан земле, — говорю я самым серьезным тоном, чтобы дошло сразу. — Даже, если мне придется самой тащить гроб и своими руками рыть яму на кладбище, я это сделаю, офицер Дайити.

— Торопитесь стать главой клана, мисс Ямада?

Ой, только не надо гневно щуриться и давить девушке на психику.

— А вы хотите, чтобы Макино-старший воспользовался моментом и вместо одного гонщика на катафалках и одного парня с пистолетом послал к временно обезглавленным «трилистникам» целую армию головорезов? — отвечаю в стиле покойного дядюшки вопросом на вопрос.

— Хорошо, я поговорю с начальством.

И пока Хиро убалтывает своих боссов, я навожу порядок среди братвы.

— Брат Чжун Ки, проверь, осталось там от дяди хоть что-то, кроме фарша, — прошу я командира боевиков, который терпеливо ждет указаний. — Найдите поскорее машину для гроба и по дороге на кладбище глаз с него не спускайте.

— Не переживай, Старшая Сестра. Через час мы его зароем по-любому, — обещает тот.

И к вящей зависти моего легавого друга «трилистники» демонстрируют такой впечатляющий уровень организованности и железной дисциплины, что Дайити остается только зубами скрипеть. Впрочем, то ли еще будет.

Клан — это семья, а каждая уважающая себя семья с традициями должна иметь место упокоения её членов. У «трилистников» — это поле у подножья горы, которое принадлежало Ямадам еще в те времена, когда те его мирно пахали и безропотно платили дань древним разбойникам. Красивое место, умиротворяющее и навевающее мысли о вечности.

Сначала мы молимся в семейном храме о душе дяди Кенты… Нет, не совсем так. Сначала бойцы брата Чжун Ки оцепляют территорию кладбища по всему периметру, чтобы муха не пролетела без разрешения, а уже потом я разжигаю ароматические палочки и кланяюсь перед алтарем. И прошу богов, чтобы в следующих перерождениях мы с дядюшкой больше никогда не встретились.

К месту последнего упокоения братья несут гроб уже на собственных плечах, опускают в яму, и могильный холм вырастает так быстро, словно «трилистники» все 35 лет мечтали об этом мгновении. Первую и последнюю горсть земли бросаю я. Затем устанавливается табличка с именем. Всё, осталось последнее — обряд посвящения в лидеры. И за дело берется брат Иккей — наш старый-новый Церемониймейстер. Он пускает по круг чашу с рисовым вином, что означает — каждый, кто делает из неё глоток, согласен с выбором преемника. В остаток вина он сыплет щепоть земли с могилы покойного главы, а я роняю капельку крови из пальца.

— Мы твои, Ямада Рин, — говорит брат 438-ой. — А ты — наша.

Немного пафосно, согласна. Зато кратко.

Церемониймейстер сосредоточенно рисует прямо у меня на лбу, на белой повязке смесью из вина, земли и крови три иероглифа: четверку, восьмерку и девятку. 4+8+9 или же «Тройка-Созидание» помноженная на «Семерку-Смерть» дающая «Двадцать Один» — число Возрождения.

Теперь я — 489-ая, Мастер Горы, лидер и глава «Трилистников» до самой своей смерти. Мне становится жарко и холодно одновременно, мир, залитый закатным солнцем, плывет перед глазами.

Братья опускаются на колени, я собираюсь сделать то же самое, чтобы совершить поклон глубочайшего взаимного уважения. И в этот момент меня сшибает танк. Это обязан быть танк, потому что ничего мельче размером и калибром не смогло бы пробиться через кордон. Такая вот логичная мысль посещает меня прежде, чем свет перед глазами окончательно меркнет. Какого….