Ребята пили, ели и подробно рассказывали Ивану Фомичу, как появился Дик, как он себя вел, что сказал пограничник, как велел убить Дика и как они его выручили.

И по мере их рассказа у Ивана Фомича нарастали тревога и беспокойство.

— Бегите по домам и скажите своим, что задержались у меня, — начал торопить Иван Фомич ребят. — Бегите!

Ребята оделись не спеша.

— Мы завтра рано утром придем за Диком, — пообещались ребята. — Мы должны его свезти к Анни, будем все вместе выхаживать.

— Ладно, ладно… идите, — попрощался с ними Иван Фомич.

Ребята, усталые, но довольные, без всякого страха возвращались домой.

«Не попадет… Иван Фомич заступится», — думал каждый из них про себя.

Проводив ребят, Иван Фомич заходил по комнате. Рассказ детей о поведении собаки и пограничника его встревожил. Тысяча мыслей пронеслась в его голове.

Наконец он опустился перед собакой на корточки и погладил ее.

Дик приоткрыл один глаз и взглянул на него так, будто хотел спросить: «Ну, что вам надо, что беспокоите меня, больного?» — и снова закрыл глаз.

— Нет, собака нормальная, прекрасная собака, — сказал Иван Фомич.

После такого заключения Иван Фомич оделся с необычайной для него живостью, взял спички и бегом — в учительскую.

«Захвачу с собой хоть школьную винтовку и пули… В случае чего тоже пригодится».

Иван Фомич чиркнул спичкой — и обомлел.

На стене винтовки не было. В углу — тоже. Хватился коробочки с патронами в ящике стола — нет…

— Марфа, Марфа! — закричал не своим голосом Иван Фомич.

— Ну, чего кричите на весь дом «Марфа, Марфа!» Не оглохла я…

— Марфа! Где винтовка? — схватил ее за плечи Иван Фомич.

— Какая винтовка? — раскрыла глаза Марфа.

— Какая?! Наша, та, что шефы подарили. Куда ты ее девала? — кричал Иван Фомич.

— Я? — отступила Марфа. — Да я ее до смерти боюсь…

— Куда девалась винтовка? — вдруг тихо спросил Иван Фомич и посмотрел на Марфу так, что у нее первый раз за годы работы у Ивана Фомича затряслись все поджилки.

— Не брала я ее! Вот провалиться, не брала!.. Не знаю… — уверяла напуганная Марфа и, схватив ведро, обмакнула с перепугу в воду мохнатое полотенце Ивана Фомича и давай им вместо половой тряпки вытирать грязные следы на полу, оставленные ребятами. А грязь была очень заметна на чисто вымытом и натертом деревянным маслом полу.

— Натаскали грязищи! — ворчала Марфа и вытирала следы.

Один след вел из комнаты учителя за дверь.

— И что ему, шутенку, тут-то, за дверью, надо было? — понемногу расходилась Марфа.

— Кому? — машинально спросил Иван Фомич.

— Кому? Пострелу твоему, — ответила Марфа. — Ишь, и в учительскую шлепал…

— Подожди, Марфа, не вытирай! — окликнул ее Иван Фомич.

Он взял со стола догоравшую лампу, осветил учительскую. На крашеном полу, натертом маслом, хорошо были видны следы. Они шли к стене, на которой висела винтовка, к столику, в ящике которого лежала коробка с патрончиками.

Совершенно очевидно, что винтовку взял кто-то из ребят, бывших у него в течение всего дня.

Но кто взял и для чего? И как ее сейчас добыть, когда оружие необходимо до зарезу?

— Ты когда натирала пол? — спросил Иван Фомич Марфу.

— Вечером, после того, когда ребята и вы с ними без памяти понеслись в контору, — отвечала разобиженная Марфа.

Значит, винтовку взял у него кто-то из ребят, привезших Дика. Их было человек восемь… Но Иван Фомич не мог вспомнить, кто из них ушел раньше.

В окна забрезжил рассвет. Лампа вспыхнула и погасла, начадив керосином.

— Придется идти с голыми руками, — решил Иван Фомич и выбежал в дверь.

Марфа поглядела ему вслед и очень неодобрительно покачала головой:

— Тоже, учит ребят уму-разуму… хорошо учит… а сам, как дитя малое, им товарищ… Марфа выжала тряпку, взглянула на нее и ахнула:

— Чем мою-то? Полотенчиком! Ах я, старая, бить меня некому!..

Тодди давно решил сам поймать Кондия, и сегодняшняя ночь для поисков этого лесного гангстера, с его точки зрения, была самой подходящей. Во-первых, он сейчас в школе добудет прекрасную мелкокалиберную винтовку и целую коробочку патронов… Во-вторых, дома нет отца и дедушки, одна мать… А в лесу сейчас много народу, не заблудишься, и в случае чего — можно закричать… А в-третьих, он еще в прошлую пятидневку положил в дупло старой ели большой кусок хлеба, обмотанный тряпьем…

Хлеб до сих пор не тронут. Но не может быть, чтобы «он» так долго обходился без хлеба.

Тодди до сих пор никому не сказал о своем уговоре с Кондием насчет хлеба. И после выходного дня всегда бегал к старой ели и клал в ее дупло хлеб. Затем Тодди незаметно пристраивался у соседнего дерева и ждал…

Но ни разу Тодди не удалось увидеть Кондия.

Хлеб исчезал, на его месте оставалась серебряная монета, а сам Кондий не показывался.

Тодди не брал этих монет… Он палочкой отодвигал их в глубь дупла. Тодди больше не хотел денег.

Теперь он захватит этого Кондия и приведет его под ружьем в поселок. И все лесорубы скажут:

— Какой он герой, этот парень из Канады! Попросим его остаться навсегда у нас в Союзе.

А Тодди выслушает их и скажет просто, без всякой важности:

— Пожалуйста…

Поэтому, когда ребята и Иван Фомич увлеклись операцией, Тодди на цыпочках проник в учительскую, снял со стены винтовку, нащупал в ящике стола коробочку с патронами, положил ее в карман и очень тихо, стараясь не наделать шуму, направился к выходной двери, оделся и вышел на крыльцо. Осмотрелся. Вокруг никого не было.

Тодди во весь дух побежал домой.

Они временно жили вместе с семьей Ивенса. В окнах их дома не было огня. Все спали. Тодди обрадовался:

— Вот хорошо, никто не заметит…

Но в этот момент появился дедушка Лоазари. Он возвращался с дозора. Укутанный в большую овчинную шубу, он, конечно, не заметил юркнувшего за поленницу дров Тодди.

Лоазари что-то долго возился в сенях, сбивая на пороге снег с валенок и вообще не торопился. А у Тодди уже ноги стали мерзнуть… В довершение неприятности возле дома раздались голоса. Это ребята проводили Мери до самого дома.

Мери, по обыкновению, без умолку трещала. Наконец и Мери и дедушка скрылись в дверях.

Тодди осторожно вошел в сени и хотел спрятать винтовку за дверь, между сплавными баграми. В темноте Тодди неловко задел ногой один багор, и он с грохотом повалился на пол. Тодди обмер.

Открылась дверь, на пороге со свечой появилась Мери.

— А ты куда пропал, Тодди?

Тодди растерялся и сунул винтовку назад. Мери заметила это движение.

— Что ты спрятал за спину? — спросила Мери. Тодди молчал.

Прикрывая ладонью пламя свечи, Мери подошла ближе и заглянула через плечо Тодди.

— Винтовка! Наша! Школьная…

— Тише, не кричи, пожалуйста! — испуганно остановил ее Тодди.

— Нет, я скажу сейчас твоей маме, я скажу Ивану Фомичу: ты взял нашу школьную винтовку…

— Мери, — умоляюще сказал Тодди. — Помолчи…

— Нет, нет, нет… — запищала Мери. — Зачем ты взял винтовку?

— Я не могу тебе сказать. Это тайна.

— Тайна? — в глазах Мери зажглось любопытство. — Скажи!

— Мери, индейцы племени навахо говорят, что женщины болтливы, как сороки. Поэтому я не могу тебе сказать.

— Ах, индейцы, сороки, не можешь? — рассердилась Мери. — Тогда я пойду и скажу твоей маме и дедушке. — Мери решительно направилась к дверям.

У Тодди явилось сильнейшее искушение хорошенько стукнуть Мери по затылку или по крайней мере дернуть ее за волосы. Но какой визг поднимет эта противная девчонка! Тогда все пропало…

Мери взялась за ручку двери.

— Ну, скажешь? А не то…

— Хорошо. Но ты должна мне дать «честное пионерское», что никому не скажешь.

— Даю! — поторопилась Мери.

— Я иду ловить Кондия!